Цитата сообщения -Kaunotar- Фанфик. самонадеянный, но прикольный.


В колонках играет - Tokio Hotel - Rette Mich
Настроение сейчас - трагикомическое

Я в задумчивости сидела посреди громадного книжного супермаркета в центре Гамбурга. Автограф-сессия почти подошла к концу, а народу все не убывало. Презентация «Эры Волка» в Германии совпала с европейской премьерой фильма по книге, в котором были задействованы голливудские и российские звёзды первого эшелона: Анджелина Джоли, кпримеру, давала автографы по этому поводу в соседнем квартале. Пообщавшись с ней, я поняла, что у нас действительно много общего – мы даже договорились о совместной акции для обездоленных детей Восточной Европы. Но сейчас мне было мучительно скучно. «Мне только 26, а мой роман уже перевели на 3 европейских языка. И одноимённый фильм сняли. Чего же мне ещё не хватает…» - думалось мне. А тут ещё фотовспышки, люди, необходимость улыбаться… Незаметно вложив пуговку наушника в левое ухо, я потихоньку слушала плейер. «Komm und rette mich ,Ich verbrenne innerlich. Komm und rette mich, Ich schaff's nicht ohne dich. Komm und rette mich! Rette mich…» - звучало в моей голове, когда я ставила красивые росчерки на снежно-белых форзацах немецкого перевода «Эры Волка». И действительно, пришёл бы сюда хоть кто-нибудь, кто смог бы вытянуть меня из всей этой дорогостоящей рутины, кто-нибудь, кто интересуется мной, а не только моим бестселлером, кто-нибудь, чьи глаза похожи на звёзды - влажные и сияющие, а не полные щенячьего подобострастия. Кто-нибудь очень похожий на Вилле Вало… Ну или хотя бы на Билла Каулитца.
Час. Ещё час…
Литературный агент был так доволен, что просто светился от радости. «Теперь можно позволить себе маленькое развлечение», - шепнул он мне на ухо. – «Мы с Алёной думаем махнуть в «Диснейленд», ты как?». Устало подняв на него глаза, я хотела было сказать, что ничего не хочу, как вдруг вспомнила…
… Вчера, когда Тимур - мой агент, я и моя помощница Алёна оформлялись в гостиницу (один двухместный и один одноместный люкс), я увидела маленькие буклеты, лежащие на ресепшене. «Tokio Hotel». Группа давала пять концертов в Гамбурге, начиная со дня нашей презентации. Тима взял буклет, повертел его в руках: «Отлично сделано! Как полиграфист говорю. Столько труда на такое говно извели…» - с выражением гадливости на лице, он положил буклет на место…
… - Тим… Купи мне билет на «Tokio Hotel», и катитесь с сестрицей хоть в «Диснейленд», хоть в сексшоп, хоть на фестиваль пива в Дрездене.
- Господи, ну что за ребячество.
- Кто бы говорил… Ладно, покупаешь мне билет, а потом идёте куда хотите, плюс один день выходного в разгар кампании. Мы закрыли тему?
- Ну… И ты знакомишь меня с Анджелиной.
- По рукам.
- Уже ушёл за твоим билетом.
Провожая взглядом спину Тимура до выхода, сквозь наконец-то редеющую толпу я заметила странную парочку возле дальнего стеллажа. Двое молодых людей показались мне смутно знакомыми. Один - в кепке, с длинными, высветленными дреддами, в свободной репперской «униформе». Второй в ярко-красной майке и узких чёрных джинсах, с причёской слегка прилизанного дикобраза… «Это братья Каулитц?! Не может быть», - я лихорадочно соображала, потупившись, забыв, что я сама с недавнего времени звезда, и что имя моё в Германии тоже широко известно. «Зачем они здесь?!». Теперь я боялась поднять глаза, хотя людей становилось всё меньше. В конце-концов, в большом зале мы остались втроём. Я сжалась в комок за своим столом, пытаясь изобразить усталость и равнодушие.
Шаги…
- Дико не люблю толкаться в очередях. Билл! Эй, Билл! Давай иди сюда, кажется, кроме нас уже никого не осталось, фройлен писательница свободна.
Посмотрев прямо перед собой, я увидела идущего к ней Тома Каулитца. На его лице играла ехидная усмешка, но, в общем, вид у него был вполне дружелюбный. В руках у него ничего не было. Сев на край стола, Том присвистнул.
- Оптать… Либо фройлен писательница здоровски сохранилась, либо я чего-то путаю… «Эра Волка», Рита Диен? - он говорил по-английски, будто зная, что я совершенно не владею немецким.
- Она самая.
- А я Том. Во-о-он тот длинный тощий придурок, который уже полчаса пялится на стеллаж – мой брат Билл. Мы близнецы, – это было сказано с плохо скрываемой гордостью. – На самом деле, он дико стесняется, - добавил Том вполголоса, склонившись ближе ко мне и одним глазом косясь в сторону моего декольте. – Билл! Ты идёшь или нет?!
Младший из братьев Каулитц резко развернулся и пошёл к столу. Судя по лицу, он действительно волновался. Протянув руку, он положил передо мной экземпляр моей книги.
- Вот…
- Билл, ну ты даёшь! – Том спрыгнул со стола, и хлопнул брата по спине так, что тот едва не налетел на стол. – Поздоровался бы, что ли… Фройлен Рита может обидеться на тебя. Ведь так? А можно называть вас на «ты», фройлен? – он хитро улыбнулся. Я рассмеялась.
- Конечно. Мне не так много лет, как ты думал…
- Ну, я-то думал, что толстые книжки пишут старые синие чулки вроде Астрид Линдгрен.
- Судя по твоим оценкам в школе – это не удивительно, Том, - сдержанно сказал Билл.
- Братец, расслабься. Твои оценки в школе ничем не лучше моих. Зато девчонки меня так любят… Впрочем, в школе я не был уже достаточно давно. Ээхх… где же вы, денёчки золотые?
Открыв книгу, принесённую Биллом, я поняла, что он её уже прочитал.
- Это твой экземпляр?
- Да, я уже прочитал её.
- О да… Читал-читал. В нашем знаменитом гастрольном автобусе, под одеялом с фонариком. Или всё-таки в туалете, Билл? Шучу-шучу… - Том отступил под взглядом брата и зашёл с другой стороны. Я вертела в руках ручку. А потом посмотрела на Билла.
У него был очень сосредоточенный взгляд. Тёмно-карие глаза с сумасшедшинкой, густо обведённые чёрным лайнером. Удивительно сияющий взгляд, будто шоколад, смешанный с алмазной пылью. Длинные, почти кукольные, ресницы, казалось, отражаются в его огромных агатовых зрачках. Вблизи он совсем не был похож на девочку: несмотря на очень аккуратные брови и идеально выровненный тоном цвет лица. Поймав в контакт его глаза, я заметила, как дрогнули его чувственные губы: как всегда, чуть тронутые рассыпчато-розовым. Внезапно он улыбнулся – открыто, искренне и как-то по-своему печально. От неожиданности я вцепилась в стол: от резкого рывка наушник выпал, громко стукнувшись о стол. Том был тут как тут. Взяв пуговку, он поднёс её к уху.
- Это радио? Нет? Нет?! Gegen den Sturm - am Abgrund entlang. Und wenn ich nicht mehr kann, denk' ich daran… - он мечтательно прикрыл глаза, напевая. - Вау! Неужели ты, Рита, слушаешь «Tokio Hotel»? Как по мне, гораздо прикольней рэп: йо… йо… мазафака…
- Прекрати, Том… - Билл, не отводя глаз, одёрнул брата.
- И так всегда… Такое ощущение, что это он – старший…
- А что, старший ты? – я не нашла в себе сил отлепить взгляд от выразительных глаз Каулитца-младшего. Билл опёрся руками о стол, склонившись над книгой за малым не нос к носу со мной. Мне казалось, что когда он моргает, на мои горячие щёки дует ветер…
- На десять минут. Зато Билл вымахал на восемь сантиметров выше. Подумать только, его раздражает, когда я читаю рэп… А как мы дрались в детстве за любимую музыку! «50 сеnt» против «The Rasmus»! Соседи нас просто обожали… - Том с треском провёл ногтем по стопке книг на столе. Билл отпрянул от неожиданности. Сбрасывая оцепенение, я спросила:
- Как надписать твой экземпляр, Билл?
Билл уже приоткрыл рот, чтобы ответить, когда Том склонился к моему уху и быстро сказал:
- Напиши ему: «Bill, fick mich durch den monsun». Он это любит.
Даже сквозь слой грима на лице было видно, как лицо Билла заливается краской. Я сняла колпачок с паркера, и обратилась к Тому, всё ещё нависающему надо мной сзади:
- Всё бы ничего, если бы не моё тотальное незнание немецкого.
- О, нет проблем… - под совершенно растерянным взглядом Билла, Том положил свою руку на мою, и на девственно-чистом форзаце вывел только что озвученную фразу.
- Охренеть… - только и сказал Билл. Вид у него был совершенно офигевший.
- Дайте две! - задорно добавил Том, беря верхний том из стопки.
- Тебе тоже? – меня откровенно удивило его рвение.
- А что, я тоже читать умею, - улыбнулся Том. – К тому же, Билл свою книгу мне не даст. Не с такой дарственной надписью, нет. А мне на самом деле интересно, что там, - он постучал костяшкой указательного пальца по обложке «Эры Волка», - написано такого, что мой сверхчувствительный братец - Том выразительно закатил глаза, - вот уже двадцать минут стоит как полный болван перед красивой девушкой, которая всё это написала. Хм… вот это я задвинул.
- А тебе что написать?
- Нууу… Что-то вроде: «Тому Каулитцу – супермегазвезде немецкого шоу-биза, с любовью» или «Том, ты просто очаровашка!». Впрочем, мне будет приятно, если ты сама что-нибудь придумаешь.
Ну, я и придумала: «Тому Каулитцу, который старше на десять минут, от влюблённой в его чувство юмора Риты Диен». Том игру слов оценил, и, насмеявшись вдоволь, пихнул в бок брата.
- Ладно… Нам, пожалуй, пора. А то опоздаем на саундчек. У нас сегодня концерт, в курсе?
Глаза Билла были тёплыми-тёплыми. Ему явно не хотелось уходить просто так.
- Билл… Ну, ты хоть попрощайся по-человечески… - ехидно сказал Том. – Фройлен Рита, надеюсь, видеть ваше очаровательное личико на нашем сегодняшнем шоу, - с этими словами Том Каулитц решительно направился к выходу.
- Билл, желаю тебе удачи сегодня, - сказала я, выйдя из-за стола.
- Мне очень хотелось познакомиться с тобой. Спасибо, - он протянул узкую ладонь. Ногти на его длинных пальцах были аккуратно накрашены чёрным лаком, изящное запястье туго перехвачено чёрным кожаным напульсником. Я хотела пожать его руку, но он быстро поднёс мою к губам. Такая галантность настолько не вязалась с его «манговским» образом, что я невольно улыбнулась.
- Тебе спасибо, - не отпуская его руки, я легонько коснулась губами его щеки. Билл слегка притянул меня к себе… Когда зазвенел входной колокольчик, мы отпрыгнули друг от друга, как ошпаренные. Это Тимур принёс мне мой вожделенный билет. Неодобрительно покосившись на вокалиста «Tokio Hotel», он положил билет на стол и скрылся книжных недрах магазина. Билл взял билет, пробежал глазами номер ряда и места, неподражаемо улыбнулся. Мимоходом поправив мои волосы, он сказал:
- Ну… тогда до вечера. Рита.
Его лицо было так близко, что мы снова начали будто «примагничиваться» друг к другу… Ещё раз обдав меня воздухом от взмаха ресниц, он сделал несколько шагов к выходу, обернулся, сделал неопределённый жест рукой и снова пошёл к двери. До меня долетело его тихое: «Охренеть…».

Вечером я сидела на концерте, ловя какой-то плохообъяснимый кайф от своего присутствия здесь и сейчас. Смутное предчувствие чего-то необычайного захлестнуло меня, когда во время исполнения «Rette Mich» осветитель почему-то направил именно на меня яркий синий луч. Даже ощущение впившихся до крови ногтей фанатки из соседнего кресла и её тихое «schaise!», остались где-то по левому борту. Передо мной на сцене стоял Билл: тонкий и звонкий по-мальчишески во всём великолепии своих двадцати лет, с бледным лицом в обрамлении чёрных взъерошенных волос, в чёрном тренчкоте… Эти его тонкие руки, лежащие на микрофонной стойке… Эти его узкие бёдра, на которых самые тесные джинсы смотрелись достаточно свободно… Все эти маленькие мелочи, плюс та искренность, с которой он рвал голос, глядя прямо на меня, полуслепую в свете одинокого софита… Мне хотелось встать и крикнуть: «Что ты делаешь со мной, мальчик! Я же тебе в старшие сёстры гожусь!». Но меня останавливал лукавый, из-под козырька, взгляд Тома. Что-то подсказывало мне, что идея с прожектором была его…
Когда группа ушла за сцену, у меня не было сил выйти из зала. Проходящие мимо маленькие и не очень немки оттоптали мне ноги, а одна даже пребольно дёрнула меня за волосы. Когда погасили свет, я просто съёжилась на сиденье, удивляясь тому, что ещё не пришла охрана и не вытурила меня отсюда. Когда уверенность в том, что музыканты и их фронтмен с карим бархатом слишком откровенных в своей сумасшедшей застенчивости глаз удалились, достигла предела, я тихой мышкой выскользнула в служебную дверь…
На улице шёл холодный проливной дождь. Джинсы моментально намокли, облепив тело. Мне нравился этот вечер, мутирующий в ночь, этот город, не затихающий ни на секунду. В каждом встречном плаще мне мерещилась знакомая фигура с резкими движения нервных худых рук. И, хотя умом я понимала, что, скорее всего, Билл сейчас отмечает концерт с друзьями (а может даже с подругами), моё глупое сердце хотело верить в то, что он вот так же идёт по запруженной людьми улице, упиваясь собственным одиночеством. И разрываемый им на части. Как я…
Придя в отель, я решила подняться по лестнице, увидев бешеную очередь у лифта. Ажиотаж этот мне был абсолютно непонятен. Отсчитав энное количество ступенек до своего четвёртого этажа, я услышала голоса.
- Билл, не тупи!
- Я не туплю! Просто я сегодня не в настроении…
- Слушай, ты тупишь с того самого момента, когда увидел её. Только ты мог запасть на девушку, увидев её в телевизоре. Если бы не я, ты до сих пор стоял бы у её стола, моргая, как олень Бэмби.
- И что?
- Слушай, если тебе нравится девчонка… Сделал бы что-нибудь, вместо того, чтобы просто ждать. Она ведь вполне может уже быть в другой стране!
-Увянь, Том….
- Мог бы просто спросить, где её найти. Почему ты никак в толк не возьмёшь, что с полувзгляда тебя понимаю только я? Хотя, сейчас я ни черта тебя не понимаю…
- Том, оставь меня, в покое. Это возможно?!
- Да пожалуйста…
Том быстро вышел из-за угла, едва не сбив меня с ног. Я жестом попросила его не выдавать меня. Он улыбнулся.
- Привет, красотка… Слушай, ну почему ты не пришла после концерта, как все? Он извёлся весь!
- Том… Я так не умею.
- Понятно. Два сапога – пара. Слушай…Я тебя познакомил с моим братом, а ты… ты не могла бы познакомить меня с Анджелиной? Я очень хочу помочь камбоджийским детям! – он даже рассмеялся громким шёпотом. Потрепав его по щеке, я кивнула.
- Окей. А где Билл?
- В номере, где ж ему быть. Комната 483. Страдает… Шлялся где-то полвечера, вернулся мокрый и злой, как чёрт… - он окинул критическим взглядом сначала мои длинные волосы, с которых стекала вода, потом прилипшую к телу майку, и присвистнул. – Погодка однако…
- Ладно. Я пойду.
- К нему? – карие глаза Тома неуловимо отличались от глаз его брата: в них было больше смеха. – Ты к нему пойдёшь?
- Ну… да.
- Охренеть… - прошептал Том с максимальной степенью мальчишеского восторга.

За дверью номер 483 было тихо. Положив ладонь на её гладкую поверхность, я попыталась уловить хоть какие-то вибрации, но тщетно. Набравшись решимости, я тихонько поскреблась, даже не надеясь, что меня услышат. Дверь открылась почти сразу же: на пороге тёмной комнаты возник Билл. Без тренчкота, в облегающей водолазке, с загадочно-грустным лицом. Оперевшись о дверной косяк, он подался мне навстречу. Я увидела, как в его волосах блестит вода.
- Привет… Ты тоже под дождь попала? Заходи.
Я прошла в номер. За плотно зашторенными окнами журчала вода. Билл запер дверь и почти с разбегу плюхнулся на диван. Заложив руки за голову, тем самым демонстрируя мне свои совершенно неописуемые локти, он улыбнулся.
- Я ждал тебя. Там, в зале. Видел и ждал, что ты придёшь к нам. Не дождался и пошёл бродить по ночному городу. Люблю гулять под дождём… Знаешь, о чём я думал? Я подумал, что ты - не группиз. Да, именно так. С чего тебе приходить туда, где куча разных девчонок, жутко крича, пытаются прорваться к нам… Я о многом думал, на самом деле….
Он говорил, а я не могла оторвать взгляда от его сверкающих глаз. Он смеялся, он закидывал ногу на ногу, вёл себя так по-мальчишески, что мне было просто невыносимо приятно наблюдать за ним. Забыв обо всех условностях, о которых я ещё минуту назад хотела сообщить ему (тон менторский, глаза сухие), я просто села рядом с ним. Тотчас же его рука легла на спинку дивана у меня за плечами.
- … а потом я подумал, что не знаю даже твоего имени. И о том, что тебе, кажется, нравятся мои глаза. Или мне действительно кажется?
Его лицо с улыбкой молодого покемона было слишком близко, чтобы попытаться соврать.
- Не кажется. У тебя удивительные глаза, Билл.
- Мне двадцать лет… А ты по-прежнему думаешь, что я маленький мальчик, глядящий сквозь дождь?
- Ты мало изменился внутри.
- Странно. Том говорит то же самое.
- Моё настоящее имя Анастасия. Можно просто Стэсс.
- Красивое… Я люблю всё красивое… Слушай…я запал. Всёрьёз, - он взял моё лицо в свои ладони. Его дыхание коснулось моих губ. - Знаешь… Это хорошо, что ты не знаешь немецкого
- Билл, моих скромных познаний в немецком достаточно, чтобы перевести единственную фразу, тем более, если мне предстоит написать её очень симпатичному парню.
- Это была очередная дурацкая шутка Тома…- его губы почти касались моих. Я приложила к ним палец.
- Т-ссс… Можешь считать, что это была просьба. Так как?
- С удовольствием. Ты же слышала – я люблю это… люблю… тебя люблю…

Как же мне хотелось повторить тот вопрос, который так маял меня во время концерта! Но губы мои меня уже не слушались…

Я не заметила момента, когда мы перешли от слов к делу.
Его руки оказались такими сильными…
Его шёпот оказался намного жарче всех моих слов…
Его губы с лёгкостью нашли мои, и от них нельзя было оторваться…
Его стремительно-стройное тело казалось таким горячим на контрасте с грубоватым льном простыней…

По окнам шуршали дождевые струи. Я спала, спрятав лицо у него на груди.
Волосы Билла Каулитца сладко пахли дождём…
Я проснулась со странным ощущением взгляда. Глаза Билла были закрыты: его острый подбородок трогательным уголком лежал на белом фоне подушки, а длинные ресницы были плотно прижаты к щекам. Он выглядел уставшим, но счастливым, хотя в мягкой складке у его губ таилась какая-то непонятная мне горечь, которую просто невыносимо остро хотелось зацеловать… Вместо этого я посмотрела на часы: половина второго ночи. Стрелки бесшумно ползли в сторону утра.
- Билл… - едва слышно выдохнула я. За окном всё ещё шёл дождь. На тумбочке у кровати лежала книга. Моя книга. Что мне стоило выскользнуть из его тёплых объятий, написать под автографом номер аськи, намалевать губной помадой на зеркале в ванной номер телефона, и тихонько сбежать в свой собственный номер? Что мне стоило разомкнуть ту цепь случайностей, которая привела меня прямо в его жизнь, а его так жестоко и ярко вбросила в мою? Попытавшись встать, я встретила мягкое сопротивление с его стороны: он удержал меня.
- Нет… Не уходи, - в его голосе было что-то, что заставило меня сладко вздрогнуть. Шероховатость немецкого акцента, лёгкая хрипотца прерванного сна… Просто удивительное ощущение оттого, что голос из моих динамиков-наушников звучал в банальной хрупкой тишине ночной спальни. Прошло несколько мгновений, но я не решилась посмотреть в лицо Билла. Теплота его дыхания коснулась сначала моего лба, потом виска, потом замерла в уголке рта. Помедлив, он осторожно поцеловал меня. Нежно, тепло, сонно… Не открывая глаз. – Не оставляй меня вот так… сразу…
- Билл… - мои пальцы замерли у него на ключице, потом скользнули на грудь, чтобы через пару долгих секунд вернуться на прежнее место, – мне пора… наверное.
Он приподнялся на локте, отбросив остатки сна.
- Ты чего? Что-то не так?
Ну как тебе объяснить это, мальчик…
Забыв об осторожности, я посмотрела в его глаза. Даже в полумраке в них читалась растерянность. А ещё в них отражались звёзды… Или блестели слёзы? Чёрт… Чёрт. Чёрт! Нет, только не так.
Протянув руку, я осторожно коснулась выбеленной пряди у его лица. Тонкие брови Билла Каулитца дрогнули и сошлись у переносицы. «Я не понимаю …», - прочитала я уже по губам, потому что голоса слышно не было – от обиды, от неожиданности. Ещё тёплый ото сна, с ярким следом от моего поцелуя на шее, Билл явно не ожидал такого вероломства с моей стороны. Я сама понимала, что мой поступок больше всего походил на предательство. Предательство даже по отношению ко мне. Я попыталась уже знакомым жестом приложить палец к его губам, призывая к молчанию, но Билл перехватил мою руку за запястье.
- Не надо, - его голос приобрёл неожиданную твёрдость: теперь в нём звенела обида.
- Билл…
- Ну что?! Я не понимаю тебя! Не понимаю… Почему ты не можешь остаться сейчас со мной? Не трусь, о нас газеты не узнают…
Я рассмеялась.
Лучше бы я этого не делала…
Билл рывком сел на постели.
-Очень хорошо… Я сказал что-то смешное?
Его спина и плечи образовали длинную узкую трапецию золотистого цвета, от которой я не могла отвести взгляда. Разглядев на его левой лопатке тонкий след от собственных ногтей, я порадовалась, что он отвернулся: я покраснела так, что никакая темнота не скрыла бы этого. Билл сжал голову ладонями, запустив пальцы в свои густые чёрные волосы… Каждое его движение вызывало во мне массу противоречивых эмоций: от щемящей нежности до жгучего желания. Вот он повернулся ко мне в профиль, вот закусил ноготь большого пальца – почти как на моей любимой фотке, давным-давно содранной с его фанатского сайта… Казалось, только сейчас я заметила, что Билл стал старше, превратившись из трогательного «манговского» мальчика в экстравагантного, но красивого молодого мужчину - будто и не было между нами мучительно-сладких мгновений близости, будто это не его руки ласкали меня, не его губы обжигали мои ещё совсем недавно… И вот сейчас этот же привлекательный, чувствительный и бесконечно желанный для меня мужчина сидел на краю не остывшей ещё постели в полной растерянности…
Из раздумий меня вывел только его судорожный вздох. Протянув ладонь, я коснулась вспухших царапин на его спине. Билл вздрогнул и обернулся…
Лучше бы он этого не делал…
Сев позади него я просто обняла его: руками и ногами, спиной, сердцем, наконец… Я сжимала его плечи с такой силой и нежностью, будто весь мир сейчас сосредоточился в этом внезапно взрослом мальчике, вложив в этот жест всё то, что сейчас клокотало в моей раздираемой противоречиями душе. То, что я не умела ему сказать достаточно ясно ни на одном из языков. Припав губами к его уху, я прошептала: «Ты для меня – всё…» - по-русски, от совершенно безысходного, отчаянного желания сказать ему правду. Он ответил только: «Ich liebe dich…» - по-немецки, дав мне понять, что узлы между нами завязаны окончательно и бесповоротно. Я не знаю, сколько мы сидели вот так: ещё недавно принадлежавшие друг другу целиком и полностью, слившись не только телами, но и смертельно испуганными душами…
Щёки у нас обоих были мокрыми.
Пальцы наших рук понимали нас гораздо лучше чем мы сами: тёплые и изящные - Билла, и мои – тонкие и холодные, они сплелись в тесный замок, лучше любых слов сказавший мне, что я никуда от него уйду. Насколько я могла видеть его лицо, он улыбался: с закрытыми глазами, какой-то одному ему свойственной горькой улыбкой. В его лице было что-то ангельское, чего я не видела никогда и ни в ком. В нём было то неуловимое свечение, которое я видела, когда он неуловимо плавным движением обхватывал микрофонную стойку. Не удержавшись, я провела пальцем вдоль его выразительного профиля, начиная от корней волос до подбородка, спустилась ниже, прочертив тонкую линию по кадыку до уютной ямки между ключицами. Он резко вдохнул, закусив губу…
- Билл…
- Ммм? – он лукаво скосил на меня карие глаза, становясь неуловимо похожим на Тома и оставаясь при этом даже слишком собой. Сжав его пальцы, я решила сказать главную глупость, не дававшую мне покоя с момента нашего первого взгляда, больше похожего на бесконтактный секс…
- Билл, когда ты родился, я пошла в школу. День в день…
Он поймал губами мой палец, бесцеремонно разгуливающий по его груди, ещё раз посмотрел на меня искоса, совершенно точно зная, что со мной делает этот его взгляд, и фыркнул:
- И что?
- Ну… Я старше тебя на шесть лет.
- Моя великовозрастная девица… - он тихонько рассмеялся, - и что?
- Тебя это не смущает?
- Нет, а что, должно?
- Ну не знаю… - поняв, что он почувствовал моё смущение, я легонько прикоснулась губами к месту, где его шея переходила в плечо. Билл вздрогнул, но продолжил тему.
- Дай угадаю, - он совершенно неописуемо изогнул бровь, - это смущает тебя. Я в твоём понимании совсем мальчишка, а ты этакая серьёзная девушка «за 25». Да? Мне только одно не понятно: чего ты боишься, если мне по шарабану на это? – сказав так, Билл повернул ко мне лицо. Своё лицо взрослого уже сладкого мальчика… - А?
Вместо ответа я поцеловала его в приоткрытые губы. Он не просто ответил на поцелуй, он перехватил инициативу, заставив меня забыть обо всём на свете, кроме его требовательного чувственного рта. Когда у меня заболели губы, я отпрянула, хватая воздух, будто пловец, не рассчитавший силы. Да так и было, наверное…
- Ещё что-нибудь, фройлен писательница? – в его голосе слышалась смесь издёвки и плохо скрываемого желания. – Есть ещё причины, по которым ты не можешь просто быть моей?
- Ну…
- Да уж говори давай, мне эти сюрпризы под одеялом не нужны, - он проверенным способом посмотрел мне в глаза. На этот раз в его тёмном взгляде искрился смех, густо замешанный на страсти.
- Тебе ведь нравятся девушки на 10 см ниже тебя, с руками, как у младенца… - мой голос звучал неуверенно, и становился всё тише по мере того, как на лице Билла расцветала улыбка. Откинувшись назад, он улёгся затылком ко мне на плечо и тихонько рассмеялся, вздрагивая всем телом.
- Ааааа… Господи, Боже мой… Какой только дурости не скажешь в интервью… Какая чушь… Не читай это больше никогда, ладно? Это было так давно… Слушай, когда ты такое говоришь, мне кажется, что эти твои шесть лет – просто досадная ошибка паспортной службы… Я мог такое болтнуть по малолетству. Ну, соригинальничать хотел, наверное... – он внезапно посерьёзнел. - Зачем мне эта фифа меньше меня с руками младенца, если у меня есть ты? У тебя даже ресницы – как крылья ангела…
Прижавшись губами к моей шее, Билл Каулитц провёл по ней короткую чёрточку от уха вниз кончиком языка. «Я хочу, чтобы ты была моей», проговорил он. И замер, улыбаясь.
- Билл, а как насчёт тебя? – говорить было чертовски сложно, особенно в непосредственной близости от его лица…
Особенно со свежайшими воспоминаниями о том, какие штуки он выделывает своим пирсингом в языке…
Особенно чувствуя рядом с собой жар его тела, с намёком на предвкушение его приятной тяжести…
Особенно улавливая в нём абсолютно искреннее ответное желание…
Он улыбнулся. Взяв свободной рукой меня за подбородок, Билл коснулся большим пальцем моих губ, дрожащих от стремления сиюминутно встретиться с его губами.
- Я – твой. С того момента, когда впервые посмотрел в твои глаза. Делай со мной, что хочешь… Только завязывай с болтовнёй - я знаю массу более приятных способов убить время. Понимаешь, о чём я?
Я понимала. Отдалённым участком сознания. Потому что всё моё существо заходилось от мучительно-сладкого желания раствориться в его руках…
В его глазах…
В теплоте его губ…
В неторопливой плавности его движений…
В белой пене простыни под его чуть вспотевшими ладонями…
Быть его и только его…

«Я твой… Делай со мной, что хочешь…Останови меня…если сможешь»

(с)Рита Диен, она же Соната_Арктика,сентябрь 2007