Про Одинокий Вечер в Одинокой Комнате

Пока мороз морозно морозит мороженый снег, Даимахтри идет домой. Он идет, и снег тоже идет. Тишина, и иногда человеческие глаза выглядывают из-под накрученных шарфов. Даимахтри почти забыл о собственных ногах, как о чем-то лишнем, что давно ушло в прошлое и больше не вернется. А ноги несут. Тихо, спокойно. В свете фонарей искры особенно ярки. Искры снега.

Он приходит домой и устраивается в воде - наружу только нос обрубком. Под водой слышно не так. Неподвижно. Ему интересно, каково это, когда кровь вытекает из вен. Ему хочется попробовать, как закружится голова и как не захочется останавливаться. Возвращаться.Под рукой не оказывается ни бритвы, ни ножа, и Даимахтри вызывает это в подсознании.
Он медленно, нараспев, читает заклинание Хранителя и вскоре руки скованы, разум все глубже. Он неподвижен, но не может вызволить себя из собственного разума. Он упрашивает себя отделиться, пожалеть то, что останется - жалкое, беспомощное создание. Ему так было бы проще. Но дух спокоен. Ему хорошо там.
Даимахтри выходит из ванной, забыв выключить свет. У него болит голова и все, кроме ног. Их уже нет.
Он закрывает глаза.Его снова забирают предсонные кошмары, и он жалеет, что у него нет ладана.
Несколько лучше становится, когда он ложится на полу. Мокрые волосы липнут к спине. Глаза не хотят открываться. Даимахтри боится там остаться навсегда. Но сон забирает его, и вскоре уже ничего нет. Он перестает терзаться, перестает с мольбой смотреть в зеркалящий мысли потолок, словно надеясь там увидеть свое спасение. Ему не будет покоя и во время сна.
Он готов смеяться, безумно смеяться, стоя у окна, окостенело сжимать белый подоконник каменеющими пальцами. Лишь бы не проваливаться в липкую бездну жалких, склизких сновидений. Он гонит от себя сон, пытаясь кому-то кричать печатными черными буквами на оранжевом светящемся квадрате, что обычно вызывают только тоску, и когда квадрат гаснет, он закрывает глаза. Ему видно с закрытыми глазами, когда снова начнет светиться. Он понимает, что в следующий раз уже не сможет протянуть свою руку и оставляет этот волшебный предмет с живыми мыслями в руке, прижимая к груди. Облучение. Да там мало осталось живого, в этом черствеющем сердце и задымленных легких. Пусть себе облучаются. Когда-нибудь он не забудет взять в ванну нож и, может быть, проведет этот опыт.
Он засыпает, скрючившись на левом боку, впившись в подушку ногтем мизинца правой руки и почти зубами. Одинокая комната, в которой не горят уже свечи, окончательно побеждает его. Она стала его кошмаром и проклятием, эта комната. Но он уже не уйдет оттуда.
Он вспоминает, как когда-то спал в облаке. И ему грустно. Когда-то на этом облаке можно было летать. Но громадой возвышается над ним шкаф, и стекла в окнах сегодня особенно прочны.