Про Игру.

Даимахтри и Нихил создали Что?Где?Когда?-команду "Гвозди Тора". Играли вдвоем.
Команда:
1.Была обругана какой-то сумасшедшей старухой.
2.Искурила много сигарет.
3.Загубила гелевую ручку.
4.Была похвалена за название, но с позором сбежала при объявлении результатов.
5. Ответила в игре на 1/12 вопросов.

Про Просто Так.

У него внутри комок льда, который уже вряд ли когда растает. Он отчужден и холоден, но всем доволен.
Он изрядный отморозок, от которого никакого толку нет. Но теперь это ему нравится, если раньше он и испытывал какие-то муки совести.
Ему нравится смеяться, зло смеяться над теми, кто слабее. Ему весьма по душе издеваться и ломать душу кому-то злыми своими словами. О, он умеет находить самые злые и острые слова!
Он считает себя красивым и часто смотрит на себя в зеркало, желая, чтобы его отражение вышло оттуда и стало ему единственным возлюбленным. Но тот, зеркальный Даимахтри, ненавидит его всей душой. Наш герой часто встречается с ненавидящим взглядом из глубин параллельного мира и в спешке уходит. Он ненавидит иногда себя там, а Тот Другой так же ненавидит его. Но одновременно между ними любовь, жестокая, властная и страстная. Такой любовью он не будет любить никого из живущих. Только свое мертвое отражение.
Пытка тишиной прекратилась тогда, когда он вышел в понедельник утром на мороз. Все вышло мгновенно.
Все забыл, все вычеркнул. Он ничего не хотел и не ждал. Не желал и не мечтал. Вечером он умиротворенно засыпал, любуясь отблесками фонарей на своих серебристых звездах, свисающих с потолка.
Он подарит себе забвение. Когда-нибудь. И будет идти по серебряной дороге через фиолетовые дебри. В никуда.

Про Одежды

Даимахтри живет в ХХ веке, но он совешенно не виноват, что вышел из 13-го. Ему непривычны люди и то, что они делают. Он никогда не вернется домой, но останется собой. И он воспроизводит одежду своего народа, исколов все пальцы иголкой, ибо шить он не умеет. Он старается сохранить и их разум. И их жизнь. У него не получается. Но он пытается жить. Пусть пытается.
Это его первый счастливый день за долгое время. Он ощущает себя, по крайней мере, собой. Ему пока наплевать на все остальное. Даимахтри живет собою как единым целым.
Он вспоминает недавнюю свою апатию и хандру и ему смешно.

Про Кобылу

Даимахтри снится прекрасная, стройная, темно-коричневая кобыла. Она только его подпускает к себе и умеет с ним разговаривать. Она опускается на колени, когда он хочет скакать верхом; она умеет неслышно ступать по облакам. Она умеет и говорить. Потом они спасаются из склепа, где оживает мумия предка лошадиного рода, предок, который убьет того, кто освободил его. Страшное чудовище. Они спасаются вместе, и наступает утро. С восходом солнца Даимахтри тоскует.

Про Сон и Подвал.

Утром он просыпается с восходом солнца и первая мысль его об подвальчике, который был ночью закрыт, и проверить, открылся ли он, шанс будет только следующей ночью, в долгом липком сне. Он устал стучать в закрытые окна и двери, а сегодня он вжался лицом в квадратные железные прутья и долго так стоял в двух метрах от желаемого. Раньше подвал был всегда открыт, а теперь, даже обойдя несколько раз приземистое строение, когда-то выкрашенное белой краской, Даимахтри не находит другого входа. Он постоянно опасается, что кто-то придет сюда за ним или захочет его убить, поэтому он пытается спрытаться в туалете. Но двери туда тоже закрыты. Туалетов два. Даимахтри видит, что двери открываются, только не может зайти. Потом он находит опять дверь в подвал и стоит там в немой ярости. Внизу видна уборщица в кружевном чепце, она моет полы и напевает песни ветра. Даимахтри отчаянно стучит в дверь. Девушка в чепце не обращает никакого внимания, продолжает махать шваброй и напевать.
Он просыпается в глубоком разочаровании. Просыпаться ему не хочется: белое утро. Он решает не ходить больше в тот подвал. Ему приходится принять это решение. Ему там никогда не откроют.

Воплощение души нашего героя. Мы считаем нужным предположить, что это наиболее точный портрет его натуры. Он живет в этом мире две жизни, и это другая. Вторая. А та была первая. А это вторая. И может быть, главнее первой. Это вторая жизнь нашего героя, которая главнее первой.

О Песне, Не Принадлежащей Нашему Герою

Даимахтри вспоминает "Пытка тишиной". Он пытается припомнить слова, но они не идут. Он вспоминает только примерное содержание и первый куплет, и еще часть припева. Он сейчас готов бить молотком по клавишам старого фортепиано "Казань", размозжить гитару об острые углы шкафа, но не может вспомнить. Эта песня сидит в нем. Он уже почти ею одержим.

(я выключаю в комнатах свет. мне не хватает лишь сигарет. их нет)

Чего нет, того нет. Наш герой измученно представляет себе сигарету, мысленно прикуривает ее и на время забывается в прекрасных грезах. Потом они уходят, потом приходит другое. Злое. Такое же, как тот, кто его порождает, сидя в углу своей темной комнаты и покуривая несуществующую сигарету.
Он почти вспоминает, что было дальше, но слова повторяются. Он докуривает сигарету до фильтра и обнаруживает, что теперь горят его бледные, грязные, почти зеленые руки. Он с ужасом смотрит на них - огонь распространяется по нему.
(бесконечна пытка тишиной! тишина смеется над тобой!)

Смиряется. Опускает голову. Сердце хочет бороться, но покрывается трещинами; из них вытекает кровь и уносится в дыру на полу, которая растет там еще с прошлой осени. Как воронка. Даимахтри хочет, чтобы по нему ползали тараканы и пауки, но они все ушли. Он бы подставил руки дождю, но дождя тоже нет. Даимахтри представляет себе еще сигарету, еще и еще, и курит одновременно три, кашляет, задыхается; дым, вместо того, чтобы подниматься к потолку, затягивается в ту же дыру. Даимахтри туда не хочет, хоть туда и ушли его ручные тараканы. Одновременное желание быть оставленным в покое и капризящая его страсть быть нужным не могут никак друг друга победить. Начнется война, и скоро этим двум сторонам будет тесно в нем, и они взорвут его.

(год за годом, день за днем один, сам себе слуга и господин, а года уходят в никуда, так течет в подземный мир вода!)

Он не может вспомнить второго куплета. Может быть, его и нет вовсе?
А мы посмеемся над ним: чего грустить над...? Он же сам плетет себе сеть, обплетает себя клейкой паутиной, а потом бьется в ней, пытаясь вырваться. Иногда он и не пытается, а только бьется; и этому нет конца. Разорвав сеть, он плетет ее снова, заматывается в нее, как в теплый плед, и уверяет себя и всех, что ему хорошо и тепло там!

Про Одинокий Вечер в Одинокой Комнате

Пока мороз морозно морозит мороженый снег, Даимахтри идет домой. Он идет, и снег тоже идет. Тишина, и иногда человеческие глаза выглядывают из-под накрученных шарфов. Даимахтри почти забыл о собственных ногах, как о чем-то лишнем, что давно ушло в прошлое и больше не вернется. А ноги несут. Тихо, спокойно. В свете фонарей искры особенно ярки. Искры снега.

Он приходит домой и устраивается в воде - наружу только нос обрубком. Под водой слышно не так. Неподвижно. Ему интересно, каково это, когда кровь вытекает из вен. Ему хочется попробовать, как закружится голова и как не захочется останавливаться. Возвращаться.Под рукой не оказывается ни бритвы, ни ножа, и Даимахтри вызывает это в подсознании.
Он медленно, нараспев, читает заклинание Хранителя и вскоре руки скованы, разум все глубже. Он неподвижен, но не может вызволить себя из собственного разума. Он упрашивает себя отделиться, пожалеть то, что останется - жалкое, беспомощное создание. Ему так было бы проще. Но дух спокоен. Ему хорошо там.
Даимахтри выходит из ванной, забыв выключить свет. У него болит голова и все, кроме ног. Их уже нет.
Он закрывает глаза.Его снова забирают предсонные кошмары, и он жалеет, что у него нет ладана.
Несколько лучше становится, когда он ложится на полу. Мокрые волосы липнут к спине. Глаза не хотят открываться. Даимахтри боится там остаться навсегда. Но сон забирает его, и вскоре уже ничего нет. Он перестает терзаться, перестает с мольбой смотреть в зеркалящий мысли потолок, словно надеясь там увидеть свое спасение. Ему не будет покоя и во время сна.
Он готов смеяться, безумно смеяться, стоя у окна, окостенело сжимать белый подоконник каменеющими пальцами. Лишь бы не проваливаться в липкую бездну жалких, склизких сновидений. Он гонит от себя сон, пытаясь кому-то кричать печатными черными буквами на оранжевом светящемся квадрате, что обычно вызывают только тоску, и когда квадрат гаснет, он закрывает глаза. Ему видно с закрытыми глазами, когда снова начнет светиться. Он понимает, что в следующий раз уже не сможет протянуть свою руку и оставляет этот волшебный предмет с живыми мыслями в руке, прижимая к груди. Облучение. Да там мало осталось живого, в этом черствеющем сердце и задымленных легких. Пусть себе облучаются. Когда-нибудь он не забудет взять в ванну нож и, может быть, проведет этот опыт.
Он засыпает, скрючившись на левом боку, впившись в подушку ногтем мизинца правой руки и почти зубами. Одинокая комната, в которой не горят уже свечи, окончательно побеждает его. Она стала его кошмаром и проклятием, эта комната. Но он уже не уйдет оттуда.
Он вспоминает, как когда-то спал в облаке. И ему грустно. Когда-то на этом облаке можно было летать. Но громадой возвышается над ним шкаф, и стекла в окнах сегодня особенно прочны.

Наш герой собственой персоной.

Про Реальность.

Сны правдивы, реальность ложна. Когда мы спим, мы только там, где хотим быть, и делаем только то, что хотим делать.
Не факт, что человек во сне хочет делать только хорошее.
Во сне легче совершать грехи, ибо человек по натуре существо грешное.
Реальность ложна, но в чем-то она лучше.
В реальности мы можем сначала подумать перед тем, как сделать.
Даимахтри слишком путает сон и реальность.
Во сне он ужаснее, чем в реальности. Слишком много грязи, слишком много злобы и алчности.
Когда он просыпается, он может принести все это в реальную жизнь.
Все, что мы творим во сне - правда.
Любая правда субъективна.
И это наша субъективная правда.
Почему злые сны стали приходить к Даимахтри только тогда, когда он вырос?
Это был риторический вопрос.

Про шкаф

Когда-то, когда чудесные времена уже прошли, Даимахтри все еще был ребенком. Он плакал, запираясь в шкафу. Ему больше негде было плакать. Он сидел за дверцами шкафа и ему было темно. А под кроватью жили Черные Рога, которые пожирали все, кто подходил к ней ночью без тапочек. Даимахтри никогда не носил этого предмета обуви, а потому боялся подходить к кровати и прятался в шкафу от своих монстров. Несколько раз ему удавалось заглянуть под кровать и убедиться, что там только черная чернота, которая может в себе скрывать совершенно все.
Оказалось, что под кроватью, в черной черноте, имеется проход в иные миры. Но Черные Рога неусыпно стерегли портал. И Даимахтри так и не смог уйти туда, куда хотел. Поэтому он запирался в шкафу и плакал. Он и сейчас иногда запирается. Только детских слез больше нет. А Черные Рога постепенно убрались из-под кровати вместе с порталом. Теперь там только пыль и апельсиновые зернышки. И воспоминания. Но их не поймать, это точно.

Про Один Сон

Этот сон был поистине прекрасен. Даимахтри, увидев его, просыпается с блаженной улыбкой на лице и сразу же погружается с головой в бездну отчаяния и окружающей жизни. Он никогда не сбудется, этот сон. Даимахтри радуется все равно, он торжествует. Он смог вызвать это видение в своей памяти. Увидеть, что хотел. Он теперь будет счастлив до того момента, когда до конца поймет невозможность.
Невозможно все. И утюги больше никогда не будут падать с неба, и летающие лягушки давно вымерли. И вообще в мире больше не осталось чудес. Мир черств и горек. В мире вообще ничего больше не осталось.
И все равно он чего-то надеется, чего-то ждет. Поделом.

О Дереве и Незнакомце

Когда-то (когда именно - никто не помнит) Даимахтри подошел к дереву и прислонился к нему спиной. Он стоял там неизвестно сколько долго, и было это почти на краю мира, возле самой пропасти. Белые заснеженные поляны и белое небо дополняли картину, и это было прекрасно.
Однажды к тому же дереву подошел какой-то человек и встал спиной к нашему герою. Он стоял там долго, очень долго. Он любовался холодным белым небом и молчал. Молчал и тролль. Изредка он набивал трубку самым крепким табаком, какой смог вырастить, и, лениво покуривая, созерцая мир через сизые клубы дыма, он протягивал трубочку далеко за спину, туда, где стоял КТО-ТО. Другой. Чужой. Чужой? Вряд ли. Он не мог быть чужим, если пришел и встал здесь же, под этим же деревом, смотрел на это же небо.
Но потом КТО-ТО отказался от трубочки. Даимахтри услышал тихие шаги и на стал поворачиваться и смотреть. Они так друг друга и не увидели, и наш герой мог только догадываться, кто стоял за его спиной. Он не знал ничего - ни лица, ни пола, ни возраста. Этот человек сочинил белый лист, который тоже впечатался в память.
Даимахтри все стоит под этим деревом. Он там всегда, постоянно, несмотря даже на то, что живет этой жизнью. Он незримо там. Иногда он вспоминает и ждет невозможного. Но КТО-ТО не возвращается.
Он и не вернется. Никогда.

О Свече

Раньше, когда ночи были цветными, он зажигал фонарик. Маленький, серебристый. Часто ходил с ним по темным тропинкам, особенно когда выпитое пиво давало о себе знать среди ночи. Еще - когда перед сном кидался своими мыслями на огромные расстояния. Смотрел на тихую свечу - мечтал.
Сейчас у него рука не поднимается зажечь фонарь. Он ждет. Он так же мечтает ни о чем и ждет ничего. Он зажжет фонарь только тогда, когда дождется. И он верит, что этот миг настанет.
Даимахтри знает, что этого никогда не будет. Но он верит. Внутри не все угасло. Он ненавидит страсти, но это и не страсть. Тихий огонь, который иногда плавит льды.
Поэтому он не зажигает свечи.
Он просто не может,не имеет права ее зажечь.
Если он это сделает, надежда пропадет, как дым.
"Я ЗАЖГУ эту свечу", - говорит он. И знает только ему одному известное условие, при котором свече суждено гореть.

О Памяти

По жизни наш герой совершеннейший одиночка - так было ему сказано недавно. Может быть, что и вчера.
Не-из-мен-но. Он иногда вспоминает. Все-все. Пока Даимахтри существует, как индивид, он помнит все.
Он груб и упрям, и ему из-за этого может доставаться. Сильно. Когда как. Иногда больно, иногда почти со слезами.

Об Автобусах и Мышином Горохе

Когда снег упал на землю, он торжествовал. Сейчас скучает. Ах, как хороша была трава на такой-то поляне на краю такого-то города; как вкусен был мышиный горох и как замечательны звуки флейты в вечернем воздухе. Но автобусы не умеют ждать. Эх, Даимахтри, Даимахтри, как много ты в своей жизни проавтобусил.
И когда вся жизнь кажется долгой и длинной дорогой, он закрывает глаза в бессилии. И понимает, что ничего-то на самом деле не меняется, ни он, ни мир вокруг него. Все кажется, кажется, как и время. А на самом деле он все еще сидит на той поляне и жует этот мышиный горох, и улыбается; и так же дудит на флейте, и так же... впрочем, нам все это известно. Это вечно, как вечность.
И тот огненный закат, который навсегда врезался в его сволочную душу кислотой, и та яблоня, и та крапива, - все это вечно.
И полные бессильной ярости слова вечны тоже.
Он торжествует и до сих пор. Он изрядный тормоз. Он до сих пор не понял, что мертвеет. Он мертвый хранитель умирающей души. Только неизвестно, когда он в этом себе признается.

Об этой Сказке

Совершенно недавно здесь писалось, что раса героя сего повествования не определена. Но мы зовем его троллем, потому что обозвать человеком язык еще ни у кого не повернулся, а все остальные существа не имеют ничего общего с этим гадким созданием.
Он сам пишет о себе эту сказку. Когда-то давно, когда небо было зеленым, а солнце светило, когда утюги падали с облаков и змеились в густой траве ремни в голубую полосочку, Даимахтри обещал сочинить добрую сказку. Тогда еще его глаза иногда блестели в тумане капельками чистых слез, и он умел искренне улыбаться.
А сейчас утюги проржавели и стали землей. И сказка сгнила, и сам герой перестал быть героем. Небо стало серым, а сказка все же пишется. В ней должно было быть два героя, а теперь остался только один.
Он сам пишет эту сказку. Собственной кровью, которая вытекла из носа, когда случился перепад давления в атмосфере. Других чернил у него нет.
Пишет ногтем правого мизинца, на левой руке, бледной зеленоватой руке. Когда закончится рука - он напишет ее на ноге. И на другой. Когда место закончится, он найдет новое - и так до бесконечности.
Мы могли бы озаглавить это повествование "История Безымянного Героя-2". Только оно длинней и грустней, пожалуй.
А еще сегодня ему хотелось взмыть в небо на крышке канализационного люка.

Об имени

Даимахтри совершенно случайно обратил внимание на то, что его странно заклинивает на букву "Д". Еще бы! Большая часть имен, которыми ему приходилось называться, начинались с этой буквы. Например, как-то так: Джелу, Димэс, Дмитрий, DreamWarrior.
Видимо, предстоит еще раскрывать прекрасные возможности сей буквы. Во всяком случае, имена никогда не закончатся. Букв всего 33 и даже больше.

О любви. К тортам

Даимахтри хотел торта. Он терпеть не может торты, но вот захотел.
У него была особенная мечта - чтобы торт упал на него с неба. Под знаменем сей мечты он ходил оч, очень долго. Но торт все не падал. И тролль нашел себе торт. И еще, и потом еще. Только торты были не те. Крем вроде бы оказывался вкусным, но внутри пресное тесто. И Даимахтри возненавидел крем на тортах. Больше всего на свете. Ровно так же, как раньше ненавидел сами торты. Но если раньше он ненавидел торты как явление, то теперь - из за этого мерзкого, розового, приторного крема, под которым не оказывается ничего.
Потом на Даимахтри все же упал торт, но он его не заметил. Он был слишком увлечен другим тортом. Тот, другой торт случайно упал из рук тролля и улетел куда-то в пропасть, на краю которой Даимахтри проводит большую часть жизни.
Наш товарищ пригляделся к этому новому, упавшему на него торту и сразу выбросил крем, как ненужное. А потом понял, что пресное тесто, что внутри, оказывается не таким уж пресным - оно казалось таким по сравнению со слишком приторным кремом.
До сих пор этот торт ест. А торт не заканчивается. Вот штука-то, а?

Даимахтри подл до безумия. Он постоянно доказывает это себе и другим. Он никогда не упускает возможность насолить ближнему своему и при этом всегда будет улыбаться. Его благими намерениями вымощены абсолютно все адские дороги: они напрямую поставляются самому Сатане, и тот на протяжении пяти лет не пользуется ничьими другими. Ибо Даимахтриевские самые прочные и безумные, какие и полагаются для хорошего пекла.

Стоя под душем, наш герой сегодня обратил внимание на свои ноги, странно бледные. Из носа текла кровь, когда он сморкался в белую ванну. За окном падал снег. Ветер. Хотелось бури, но было тихо.
Еще товарищ шил себе вторую рубашку, исколол все пальцы. Почему-то на нитках завязываются узелки только тогда, когда они не нужны. Утюг прожигает атласные ленты и пачкает белую ткань черной грязью. Даимахтри забывает надеть носки и боится утюга, как всегда.
Перед сном он не забывает позвонить ногой в колокольчик, что висит над его кроватью.
Он проклинает тот день, когда научился пользоваться мобильным телефоном. Здание интернет-зала "Волга-Телеком" холодно возвышается над снежной поляной, и с крыши свисают сосульки. Изредка проезжают мимо машини. Все дышит спокойствием и тоской.
Внутри все медленно остывает, ненавистные страсти потухают, не успев разгореться. Даимахтри не успевает отдать себя греху, грех проходит стороной, успев задеть и отступить.
Ночью к нему шли развратные сны, котоыре он не гнал, хотя было неприятно и гадко. Гадким было и утро - две проспанные пары и нагретое потное одеяло.
Все пропадом. Жизнь прекрасна. Даимахтри живет и умеет обращаться с бисером. Еще он умеет заставить соседей стучать в стену. У него это получается хорошо. Как, впрочем, и маленькие с виду трагедии, переворачивающие души. Убить просто. Можно ли воскресить?
Он не святой, чтобы воскрешать. Он просто безумный, жалкий тролль.

Нам пришлось удалиться из предыдущего места. Хорошо. Иногда приятно все начинать с нуля.

Предатель, трус, подлец, циничный до абсурда. Сам себя изгнавший из своей же общины на почве неверия. Душевнобольной бывший воин. Дезертировавший из жизни. Паранойя, мания величия, синдром Нарцисса, легкая шизофрения. От синдрома идентификации личности был излечен волшебным кирпичом, сорвавшимся со стены старинной норвежской крепости на голову, не защищенную рогатой каской.
В свободное время красит в белый цвет плоскости горизонтальные, вертикальные и наклонные. Считает, что древние викинги знали хай-тек и абсент. Уважительно настроен к Тору, Одину и еще раз Тору, в которых не верит. Испытал многочисленные выходы из тела, в которые не верит тоже. Также не верит в собственное существование. Имеет мобильный телефон Siemens A52, который мечтает покрасить в белый цвет. В него не верит тоже, хотя вовсю пользуется безлимитными смс.
Пище материальной на данный момент предпочитает пищу духовную.
Обитает преимущественно в полуразрушенных зданиях или на крышах многоэтажек, где пытается встретить новую инкарнацию кирпича, излечившего его от синдрома идентификации.
В одной из прошлых инкарнаций был напильником без ручки. В другой ручка отросла, но не отросли крылья. Потому прыгнул с высокой скалы в Северное море.
Раса неизвестна. Имеет общие корни с норвежскими троллями и Героевскими эльфами Вори.
Образ жизни: уединенное существование на краю обрыва.
Много позерствует. Отморозок.
Весьма расположен к этнокультуре.
Иногда настроен слушать музыку. Спектр оной весьма широк.
По вечерам выходит в чистое поле петь с ветрами.
Серьезен. Упрям. Груб.
Склонен к уничтожению всего, что ему нравится. Объяснить феномен не способен.
До сих пор пытается перевести собственное имя.
Никому не говорит своего настоящего имени, так как не знает его сам. Или сомневается в достоверности того, которое носит сейчас.
Имеет рыжие волосы.
Любимая буква - Ъ.
Любимое число - квадратный корень из -1.
В свободное время спит в облаке, катается на коньках и играет на фортепиано.
P.S. Если вы это прочитали - не верьте ни единому слову.