On the Trail of 2008 TC3



On October 7, the early dawn over northern Sudan revealed this
twisted, high altitude trail.

Captured in a video frame, the long-lasting
persistent train is
from the impact of a small asteroid cataloged as 2008 TC3.

http://www.astronet.ru/db/msg/1231746/

COROT впервые "услышал" звезды.



Космический телескоп COROT впервые получил данные об акустических колебаниях трех
звезд Главной последовательности, более ярких, чем Солнце.
Амплитуды колебаний в 1.5 раз больше солнечных, но на 25% меньше теоретических расчетов.
Анализ данных позволит уточнить представления о внутренней структуре звезд и нашего
Солнца, в частности.

http://www.astronet.ru/db/msg/1231526/

Beautiful Spiral NGC 7331



A favorite target for astronomers, big, beautiful spiral galaxy
NGC 7331
is one of the brighter
galaxies not
found in Charles Messier's famous
18th century catalog.

About 50 million light-years distant...

http://www.astronet.ru/db/msg/1231461/

Вышел новый номер газеты "В мире науки" за сентябрь 2008 года



Эйнштейна опровергли?Будет ли на марсе цвести аспарагус? Пентагон атакует мысль, мертвые зоны в океане, динозавры носили черное, Билл Гейтс стал пенсионером

http://www.sciam.ru/news/detail.php?ID=1601

Читать далее...

A Darkened Sky



For a moment on August 1st, the daytime sky grew dark along the path of a total solar eclipse. While watching the geocentric celestial event from Mongolia, photographer Miloslav Druckmuller recorded multiple images with two separate cameras as the Moon blocked the bright solar disk and darkened the sky. This final composition consists of 55 frames ranging in exposure time from 1/125 to 8 seconds. It spans nearly 12 degrees, with the relative position of the Moon and Sun corresponding to mid-eclipse. On the left is bright planet Mercury, but many stars are also visible, including the Praesepae star cluster (also known as M44 or the Beehive cluster) in Cancer, above and to the right of the silhouetted Moon. Remarkably, the nearly perfect conditions and wide range in individual exposures allow the composite picture to register the lunar surface and follow the delicate solar corona out to a distance of nearly 20 times the radius of the Sun. In fact, the composite presents a range in brightness beyond what the eye could see during the eclipse.

http://www.astronet.ru/db/msg/1229620/

Прекрасная Елена.

(Алексей Карташов)

Мою добрую фею звали Еленой, и сначала она казалась просто старшекурсницей, которую прислали в нашу группу, помочь разобраться в мелочах новой жизни.

Я входил в громадное здание факультета, и всë не мог поверить, что прошел конкурс, и что я теперь студент Университета. Она делала диплом на кафедре с волшебным именем «Физиология высшей нервной деятельности». В их тесной, заставленной приборами лаборатории, с белыми крысами в клетках, подшивками журналов до самого потолка, реактивами на полках, легким запахом зверинца, трубочного табака и клея - время останавливалось и весь остальной мир исчезал.

Я приходил к ней каждый вечер, за окном был непроглядно черный парк и синий холодный фонарь, стены уходили в полумрак, а она сидела в круге теплого желтого света, прилаживала электроды к бритым головам покорных крыс, или разбиралась в бесконечных лентах, исчерченных самописцами. Мигали и мурлыкали приборы, я заваривал кофе, если его удавалось раздобыть, слушал ее истории, отвечал на неожиданные вопросы, чувствуя, как что-то ломается в сознании. Было страшно и весело взрослеть и понимать себя. И, конечно, когда я влюбился в однокурсницу с прекрасными темными глазами, и мне в первый раз в жизни ответили – я сразу поделился с Еленой. В этот день, в первый и последний раз, она была со мной мягка и сниходительна, а уже через неделю вернулась к привычному безжалостному анализу.

А вообще, странное ее воспитание давалось мне иногда с трудом и внутренним протестом. Елена не делала мне скидок на возраст или романтическое настроение. Однажды она дразнила меня весь вечер, рассказывала про свое тело, про свои желания, потом приблизилась на расстояние поцелуя – и мягко оттолкнула: «Нет, не нужно, просто пойми – мы все зависим от этого. Марш домой, мне надо работать!»

Потом, в апреле, когда асфальт уже почти высох, и оставался только легкий запах талого снега, ко мне домой пришла моя любимая. Она стояла в дверях и не хотела входить, не хотела говорить, а я знал, что она скажет, и не хотел слышать этого.

- Ты знаешь... я люблю его. Я хотела тебе просто сказать, сама.
- Да, понимаю. Зайди, хочешь чаю?
- Не надо, пожалуйста. Он ждет меня внизу.

Я дождался, пока в подъезде лязгнет пружина, и тихонько закрыл входную дверь. Выкурил сигарету у окна, поднял трубку.

- Ленка, она приходила ко мне сейчас.
- Всë плохо?
- Да.
- Приезжай ко мне.

Мне почти удалось успокоиться в дороге, так знобок и печален был ночной воздух, но когда я сел с ней рядышком, я расплакался, уткнувшись ей в плечо, и не сумел ничего рассказать. Да она и так все знала, конечно.

Мы выпили немножко коньяку и немножко чаю, и когда я снова смог говорить, я сказал ей:

- Я больше никогда не хочу этого испытать.

Елена посмотрела на меня очень, очень внимательно, помолчала и спросила:

- Ты думаешь, ей легче?
- Конечно, легче. Она выбирает... выбрала, - я ощутил какое-то горькое удовольствие от этого уточнения.
- Ты бы хотел быть тем, кто выбирает? – уточнила Елена.
- Да, потому что второй раз я этого не переживу.
- Хорошо, - сказала она. – Ты будешь. Я расскажу тебе все, что надо делать, только это нелегко.
- И... она вернется ко мне?
- Нет. Поверь мне, тебе это будет не нужно. А теперь иди сюда.

В эту ночь я стал мужчиной, и она сумела убедить меня, что в этом нет предательства...

А потом я просто выполнял ее инструкции. Мне казалось, что я понемногу умираю, но меня и так трудно было назвать живым. Зато боль прошла, и уже через неделю я улыбался, а в конце лета почувствовал, что с меня слезла старая нелепая кожа. Потом мы расстались – Елена уезжала в Ленинград, в аспирантуру.

Мы встретились с ней в последний раз перед отъездом, в кофейне около нашего факультета, в прибежище всех бездельников и прогульщиков. Елена курила свои тонкие черные сигареты, одну за другой, болтала о пустяках, целовала каждого второго проходящего мимо, а потом вдруг посерьезнела, затушила очередную сигарету и взяла меня за руку.

- Послушай, мальчик мой, я тебя хочу предупредить об одной вещи.
- Я не мальчик. О чем?
- Ты делаешь ошибку. Я тебя пожалела, а не должна была. Это не твоë, и ты рано или поздно это поймешь.
- Постой, что - это?
- Пойми, ты рожден, чтобы тебя выбирали, – она остановила меня жестом ладони, - поверь мне, пожалуйста, на слово, у меня через три часа поезд, я не успею тебе всего объяснить. Я пожалела тебя, как мать жалеет сына, и зря. Приезжай ко мне в каникулы, и мы всë вернем на место.
- Ленка, ты знаешь, что я тебя люблю?
- Эту часть можешь пропустить, давай дальше.
- Ты помнишь тот вечер, когда я сказал тебе: «я больше никогда не хочу этого»? Ну вот, я по-прежнему не хочу.
Она помолчала, потом послала меня за следующей чашечкой кофе.

Пока меня не было, Елена достала из сумочки потертый кожаный стаканчик с двумя игральными костями и поставила его перед собой на столик.

- Мой прадед вырезал эти кости сам, из бивня слона, которого он застрелил в Танганьике, - сообщила она. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но возьми их и ни в коем случае не потеряй. Когда ты поймешь, что я была права, они тебе пригодятся. Всë, что я тебе обещала, остается в силе, пока ты не передумаешь, а тогда – дай Бог тебе удачи. Не провожай меня, - и с этими словами она встала, наклонилась ко мне, поцеловала в губы и вышла, не оглядываясь. Кто я был, чтобы ослушаться?

Обещание свое Елена сдержала. Я почти не вспоминал свою первую любовь. Мы встречались в бесконечных коридорах факультета, здоровались, я шел дальше по своим делам и прислушивался к себе: нет, ничего не просыпалось, кроме странного чувства выздоровления и одновременно опустошенности.

И никогда больше меня не бросали.


***


Прошло довольно много лет.

Моя жена уехала на две недели, к маме, а я остался вести холостяцкую жизнь. Что-то было у нас неладно, и мы оба это чувствовали. Объяснить, что именно, я не мог, и она вряд ли смогла бы, но небольшой перерыв показался нам хорошим решением – конечно, молчаливым, мы даже не говорили об этом вслух.

Была суббота, и мне было как-то странно пусто, не хотелось делать ничего из тех мелочей, которые я уже себе напланировал – ни читать скопившихся умных книжек, валяясь на диване, ни ехать на шашлыки к отцу Владимиру, известному своей святостью, ни даже писать пулю с университетскими товарищами. Не знаю, почему, но я вдруг вспомнил телефон одной моей знакомой – он, если честно, был очень простым, три полных квадрата – 144 и так далее. Я набрал номер, долго ждал, и уже почти положил трубку, когда услышал ее голос.

Она узнала меня сразу, обрадовалась, и никакой неловкости не возникло. Мы осторожно подобрались к главному вопросу – ты замужем? а ты по-прежнему женат?.. На мое «да» она вздохнула, почти неслышно, но разговор потек дальше. Назавтра мы встретились в небольшом кафе, а еще через день ее смуглая щека лежала у меня на плече, и она пересохшими счастливыми губами шептала мое имя...

Всë было в ее жизни очень просто и грустно – мы познакомились незадолго до моей свадьбы, она влюбилась в меня, а потом узнала, что я женюсь, и ... да, собственно, и все. Остальное было неинтересно – попытки заполнить пустоту, случайные друзья, два недолгих романа – и мой звонок...

Я никогда и ни с кем так долго не говорил уже много лет. Давно, очень давно мне не было так легко всë – разговоры, объятия, смех, самые откровенные воспоминания, фантазии, глубокомысленные рассуждения - и снова смех... две недели кончились слишком быстро, но мы понимали, что не хватило бы никакого времени, и не выпрашивали лишних дней. Только сначала осторожно, а потом всë увереннее говорили про будущее. Наше.

В последнее утро она сказала, проведя пальцем по моей щеке:

- Ты знаешь, даже хорошо, что ты сегодня уезжаешь.
- Почему?
- Мне все равно надо в больницу, к моему любимому...
- Кто это? Ты не говорила мне ничего.
- Не нужно это было, милый мой. А сейчас чувствую, что надо рассказать.

Он был старше ее, и старше меня. Она была просто еще одной девочкой в его жизни, так он говорил ей. Она ушла от него в тот же день, когда услышала мой голос по телефону, он пожал плечами и пожелал счастья. А вчера он попал в аварию, и за ним нужен уход. «Только я тебя все равно буду ждать, потому что я – твоя...» Так мы и расстались – она поехала в больницу, а я в аэропорт.

Я не придумал, как посмотреть в глаза жене, и сердце сжалось, едва я увидел ее легкую фигуру и светлую копну выгоревших волос. Она почувствовала неладное сразу, и когда мы открыли дверь и вошли в нежилой воздух квартиры, села на краешек дивана, очень прямо, помолчала минуту и решилась.

- А теперь рассказывай.

Что мне оставалось делать? Я рассказал всë, очень коротко, и когда договаривал последнюю фразу, увидел, как слезы текут по ее щекам. Тогда я действительно испугался.

- Прости меня... ну хочешь, не прощай, прогони...

- Куда я тебя прогоню? Ты что, действительно не знаешь, как я люблю тебя? Ты сам уйдешь, – и тут она разрыдалась, и не могла больше ничего сказать, захлебывалась в слезах, я пытался обнять ее, она даже не сопротивлялась, но жизнь как будто ушла из ее тела, можно было с таким же успехом обнимать тряпичную куклу.

Я не знаю, сколько времени прошло. Она лежала тихо, отвернувшись от меня, в комнате уже совсем стемнело, а потом она села с усилием и сказала:

- Ладно. Надо разобрать вещи. Я тебе там привезла всяких подарков...

Тогда я понял, что никуда не уйду, потому что этих слов я не забуду уже до конца жизни, и жить с этим не смогу. А что будет с моей подругой – я тоже не мог представить себе, и не знал даже, что сказать ей.

Так прошло несколько дней. Мы были очень осторожны и нежны друг с другом, и я начинал надеяться, что всë прошло, как морок, но утром просыпался с ощущением несчастья, и не хотел открывать глаза. Я звонил моей подруге, она была так же ласкова и терпелива, и я не мог сказать ей ничего. Я лгал им обеим, уверяя, что всë будет хорошо, и они обе делали вид, что верили мне.

Да, я помнил об игральных костях, но нелепость самой идеи – доверить жизнь трех человек двум кусочкам бивня давно погибшего слона - казалась мне вопиющей. К тому же, я не знал, что именно нужно делать, а Елену давным-давно потерял из виду. Но в конце концов однажды я достал кости из ящика стола и положил перед собой.

Долго я смотрел на них, пока вдруг не увидел, что они разные. Одна была чуть светлее, и в руке ощущалась прохладной – вторая, более темная, была тяжелее и теплее. Я положил обе кости в кожаный стаканчик и долго держал его в руке, а потом перевернул на стол – уже заранее готовый, при любом исходе, сказать себе: «нет, я плохо потряс его».

Выпало две шестерки, потом две двойки, две единицы, снова две единицы и снова две двойки. Я машинально бросил кости еще несколько раз, а когда вероятность упала ниже одной миллионной, убрал их в ящик стола. В этот момент тренькнул телефон. Это была моя подруга – она позвонила мне сама в первый раз.

- Ты знаешь... прости меня, пожалуйста. Я люблю тебя, но я нужнее ему, - сказала она без предисловия. – Просто помни меня, ладно?

Это я мог обещать с чистой совестью.

Вечером я достал из бара бутылку тридцатилетнего коньяка, которую подарили нам на свадьбу друзья, и открыл ее. Жена не спрашивала ничего, пока я разливал коньяк в две серебряные рюмки. Я долго смотрел на нее, потом и она подняла глаза.

- Знаешь, – начал я и замолчал, подбирая слова.
- Наверное, да, - ответила она тихо. – Ты ведь вернулся.

Мы немножко посидели, чувствуя, как тепло от коньяка поднимается к сердцу и к голове. Я пересел к ней на кушетку и обнял за плечи.

- Когда ты будешь говорить с ней, - сказала жена, - скажи, что я поняла сегодня одну вещь. Я не могу ее ненавидеть. Ведь она любит тебя.
- Скажу. А потом, когда-нибудь, я тебе расскажу одну очень старую и глупую историю.
- Про что?
- Про фей, про слонов... я еще не знаю. Только давай я сначала вернусь к самому себе, совсем.