1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   55

Кто верой крепко православен; В ком нет сомнений ни на миг, Что русский Царь самодержавен, Неограничен и велик, - Тот черносотенец природный, Тот предан родине навек, В том - дух исконный, дух народный: Тот сердцем русский человек. Сбалансированную позицию занимал назначенный в феврале 1905г. новым наместником Кавказа граф Илларион Воронцов-Дашков, пытавшийся маневрировать между государственной политикой по минимизации армянского влияния на Кавказе (и дополнявшей этот курс программой пантюркистов по истреблению армян) и своими собственными позициями, которые отличались от «основного курса», оставаясь при этом, конечно, великодержавными. Нюанс в том, что Воронцов-Дашков предметно осознавал изначально искаженный характер представления русскому истеблишменту армянского фактора именно как фактора деструктивного. Наместник видел совершенно очевидную неподкованность министра Петра Столыпина в «кавказских делах», особенно по части «армяно-татарского вопроса» и сущности пантюркизма (Столыпин тогда находился в заложниках стереотипного мышления, обозначенных Величко клише). К примеру, он писал: «Из полученных министерством сведений выяснилось, что созыв делегатского собрания в Эчмиадзине <...> подготовлялся преимущественно под давлением группы социал-революционеров, овладевших дряхлым... Патриархом, с целью обсуждения не столько дел армянской церкви, сколько вопросов русской революции <…> съезд уже закрыт эриванским генерал-губернатором, который предложил прокурору Эчмиадзинского синода объявить об этом Католикосу и просить его не допускать дальнейших собраний и проживания делегатов в монастыре»126. Сотрудничество нефтепромышленников-армян, национальных партий и Армянской Церкви, ориентированное на курс сохранения - именно в сложной среде представителей разделенного между двумя империями народа - своего «национального самосознания», трактовалось на фоне поддержки российскому революционному движению, вкладывалось в контекст призывов к свержению самодержавия. Сама проблема (в такой вот своей постановке) не переставала беспокоить правительственные круги, особенно Министерство внутренних дел (что неудивительно: Столыпин одновременно являлся и главой правительства). И напрасно Илларион Воронцов-Дашков пытался довести до сведения правительственных кругов необходимость сворачивания курса армянских притеснений, напрасно он пытался вразумить того же Столыпина в том, что именно армяне являются самым надежным оплотом империи на Кавказе. Более того, в конце 1906г. министр намерился руками самого наместника «отправить на пенсию» Католикоса Мкртича Хримяна. В датируемом 24 декабря письме Столыпин пишет Воронцову-Дашкову: «Не могу не обратить внимания <..> на основании донесений прокурора Эчмиадзинского Синода, тревожные сведения о состоянии управления Армяно-Григорианскою церковью на Кавказе. Находящийся во главе этого управления Патриарх-Католикос Мкртич подпал, очевидно, под влияние окружающих его лиц из числа приверженцев армянских революционных партий, совершенно овладевших делами Эчмиадзинского Патриархата и личностью его самого..., и не в силах противодействовать осуществлению составляемых ими всякого рода революционных проектов в пределах управления означенною церковью. Далее вредное влияние приверженцев армянских революционных партий на Патриарха проявляется в деле учебно-воспитательном: на должность ректора Тифлисской семинарии назначен Сиракан Тигранян без соблюдения закона 18 октября 1903 года, а на должность ректора Эчмиадзинской Академии – архимандрит Месроп, оба <..> социал-демократы, проводящие притом в состав учительского персонала людей своей партии. Их развращающее влияние на молодежь уже обнаружилось: Эчмиадзинская Академия давно превратилась в арену пропаганды, склад оружия и нелегальной литературы, и в стенах этого заведения постоянно пребывают <...> агитаторы. Изложенные обстоятельства, с очевидностью свидетельствуя о полном несоответствии в настоящее время личности Патриарха-Католикоса Мкртича занимаемому высокому положению главы Армяно-Григорианской церкви и о неспособности его вести управление делами последней в духе законности <…> Я <...> сознаю, что принятие каких-либо исключительных мероприятий по отношению к Католикосу представлялось бы в настоящее время крайне нежелательным, но, с другой стороны, не считаю вправе допускать дальнейшее существование такого положения вещей, которое, свидетельствуя об отсутствии надлежащей твердости у правительства, могло бы, наконец, привести к таким последствиям, которые оказались бы уже совершенно неотвратимыми. Не предрешая пока, в чем бы должны заключаться эти меры, я полагаю, однако, что первым долгом надлежало бы Патриарху-Католикосу всех армян Мкртичу, ввиду его болезненного состояния и старости, предложить уйти по собственному желанию на покой, разрешив ему проживать в Эчмиадзинском монастыре и обеспечив его соответствующей пенсиею, однако с полным устранением от заведования делами. Самое управление делами Армяно-Григорианской церкви надлежало бы возложить до смерти Католикоса на Эчмиадзинский Синод»127. В ответном письме граф Илларион Воронцов-Дашков подчеркнул, что не считает целесообразным высказаться по вопросу «об отправке Католикоса на покой и возложении на Эчмиадзинский Синод управление делами Армянской Церкви»128. Во многом благодаря позиции наместника этот сценарий был по крайней мере «заморожен». В рассматриваемом контексте ценны и замечания Александра Парвуса – деятеля крайне пристрастного, близкого к пантюркистским кругам, являвшегося в свое время экономическим советником младотурецкого правительства. В 1915г. им был составлен «План Русской революции», в котором читаем: «В Баку <...> можно без особых трудов привнести забастовку. Нельзя оставлять без внимания также, что большая часть работников здесь татары, то есть мусульмане. Если будет забастовка, то появятся попытки, как в 1905г., поджечь нефтяные скважины и склады нефти»129. Далее: «Во время революции в рядах социал-демократов было несколько армян, а другие группировались вокруг армянских националистических партий, которые уже давно ушли от своих сепаратистских настроений… В забастовках принимали участие татарские рабочие. Вообще же татарское население играло реакционную роль. Они были настроены против армян агентами правительства из Петрограда. Это привело к кровавым стычкам между ними»130. Таким образом, азербайджанский тезис о том, что в начале прошлого столетия «организаторы резни пытались сформировать отрицательный образ азербайджанца», не выдерживает критики. Вопрос даже не в том, что подобного «образа» тогда не существовало по определению, а почти в обратном – как раз в преддверии резни впервые и начал писаться этот образ, и писался он Величко нарочито позитивным («У адербейджанцев кровь несомненно благородная; они от природы добры, мужественны, великодушны, способны к умственному развитию»). Таким образом, к началу «армяно-татарской резни» в Баку уже была сформирована необходимая общественно-эмоциональная среда для грядущего кровопролития. Настроения конструировались умело: в преддверии очередной бойни «полицейские чины сообщали татарам, что армяне собираются устроить им резню, и настойчиво советовали опередить армян»131. Известно, что полицейские приставы Шахтахтинский и Мамедбеков раздавали татарам «листки, в которых указывалось, что армяне на Кавказе издавна являлись нацией, подавляющей и угнетающей другие национальности, в том числе татар, что они деятельно агитируют в пользу уничтожения царской власти и что поэтому следует их бить»132. В технологическом ремесле по эскалации антиармянской ненависти были востребованы провокаторы и «профессиональные паникеры». Е.Старцев цитирует учителя классической гимназии К.Климича, рассказывающего о том, как к нему ворвались вооруженные татары в надежде застать армян: «Дайте нам резать армян, так приказано губернатором». Изменение подходов самодержавия к «армянскому фактору» являлось государственной программой и, естественно, поддерживалось центром, однако именно Голицын, Величко, бакинский губернатор Накашидзе и иже с ними более всех преуспели в усугублении антиармянских настроений, в склоках и интригах. Сконструированная ими среда «несовместимости интересов неограниченной монархии и армян» в немалой степени обусловила неизбежность наступления в 1905г. первого этапа силового вытеснения армян из Баку. И не только… Тогда же началась резня армян в Нахиджеванском крае. В соответствии с апробированными методами «активисты» начали распространять слухи о том, что «армяне готовятся напасть на татар». Главным центром этой «агитации» был город Ордубад, являвшийся, по выражению местного пристава, «фабрикой панисламистских прокламаций»133. По словам очевидцев, «татары открыто ходили по улицам с оружием; они приходили к ханам (братьям Джафар-Кули-хану, Рагим-хану и др.) с целью получить «разрешение резать армян». Так, «Санкт-Петербургские ведомости» сообщали, что поводом для расправы над армянами служили даже бытовые стычки между самими татарами или инсценировки «убийств татар». Например, 6 мая 1905г. под Нахиджеваном был найден труп татарина, «убитого, как затем оказалось, двумя татарами же. Однако слух об «убийстве татарина армянами», сразу же подхваченный, оказался долгожданным предлогом. Немедленно начались убийства армян; была вырезана семья Бабаяна. Испуганные армяне несколько дней не открывали лавок»134. Первый этап Нахиджеванской резни продолжался почти неделю. 11 мая в Нахиджеван прибыл новый (с сентября 1904г.) эриванский вице-губернатор Виктор Тарановский. На фоне всколыхнувшей Кавказ антиармянской волны его приезд, естественно, не мог что-либо кардинально изменить; более того, придал большую масштабность погромам. По приезде Тарановского татары стали открыто помечать дома армян особыми знаками, армяне же заперлись в домах и закрыли все свои торговые и ремесленные лавки. На следующий день оба хана, Тарановский, а также пристав Мехтинбек-Зейнал-Абдинбеков приказали армянскому населению «выходить на улицы и открывать лавки». С появлением армян на базарной площади с городской мечети – об этом также сообщали газеты – была пущена сигнальная ракета. «Моментально вслед за сигналом весь базар оказался окруженным тысячной толпой татар, вооруженных ружьями, кинжалами и револьверами. С криками „Иа Али! Иа Али!“ они бросились на безоружных армян»135. Над толпой развевались знамена с надписями: «Да здравствует ислам! Смерть гяурам!»136. Поднялась стрельба; раненых армян добивали кинжалами и жгли, обливая керосином (заживо сожгли шестерых). Уцелели лишь те, кого спасли сами мусульмане, укрыв их в своих лавках137. При этом грабежом распоряжался пристав Мехти-хан с несколькими городовыми. Главари шаек призывали: «Убивайте неверных! Грабьте, жгите! Будь проклят тот, кто хоть щепку оставит!»138. Только за один день (12 мая) на базаре было перебито сорок девять армян (по другим данным – более пятидесяти) и ранено двенадцать; татары же потеряли одного человека. Было разгромлено 180 армянских лавок из 195139. Находившиеся в Нахиджеване военные подразделения не реагировали на погром, который «растянулся» до 15 мая. «За три дня только в одном городе Нахичевани <...> убито и сожжено свыше ста армян <...> Число же убитых мусульман <...> ничтожно и определяется двумя-четырьмя жертвами»140. Одновременно началась резня армянского населения и в селениях Нахичеванского уезда. «“Смельчаки” из окрестных татарских сел собирались в селе, служившем как бы базой, и шли громить армянские села. Случалось, некоторые села вырезали поголовно, вместе с женщинами и детьми»141. Волна армянской резни захлестнула и Карабах. И в этом случае был использован «проверенный метод»: в десятых числах августа среди татарского населения прошелся слух, что армяне у села Ванк якобы полностью вырезали проходивших через село кочевников. Около трехсот вооруженных всадников из Агдама двинулись на место происшествия, но удостоверились, что произошел обыкновенный бытовой инцидент: перестрелка из-за семи украденных баранов. «Но повод был найден, и шайки татар, начав с ограбления дилижансов, затем окружили Агдам, разгромили и разграбили бывшие там армянские торговые лавки и принадлежавшие армянам водочные заводы»142. После Агдама волна резни перекинулась на город Шуши. «Поводом к шушинской резне послужило убийство татарина-фонарщика неизвестными»143.Как писали газеты, еще одним сигналом к резне стало убийство 16 августа (двумя татарами) в татарской части города бывшего судьи Лунякина, а в армянской части – ранение татарином армянина. «Это и послужило сигналом»144. На татарских рынках были перебиты все находившиеся там армяне. В татарской части Шуши громились дома и лавки армян. «Тифлисский листок» писал: «В городе вслед за пожаром лазарета воцарилась полнейшая анархия, а малочисленная полиция, состоявшая исключительно из мусульман, не в силах была удержать озверевшую толпу мусульман от насилия, грабежей и поджогов. Татары, вооруженные насосами, обливали дома армян керосином и поджигали их. Благодаря сильному ветру огонь быстро переходил от одного здания к другому… повсюду около пожаров стояли вооруженные татары и производили стрельбу. <…> Таким образом огонь уничтожил более 200 домов, большинство армянских лавок, аптеку Григорьева, театр Хандализова и мировой отдел». 18 августа на поддержку шушинским татарам подошли формирования из окрестных мусульманских сел, вынудив державших оборону армян отойти в крепость. Всего было уничтожено огнем 240 домов; убито 318 человек145. После этих событий в Шуши три месяца действовало временное отделение Елисаветпольского окружного суда; в результате из двадцати шести уголовных дел, касавшихся участников погрома, было рассмотрено четыре, а остальные были отложены «за неявкою обвиняемых и свидетелей»146 (весьма напоминает «рассмотрение» Сумгаитского дела в 1988г.) Тогда же татарами был разграблен Амарасский монастырь, где в самом начале Vв. Месроп Маштоц основал одну из первых армянских школ. Резня шла и в Зангезуре; как сообщала газета «Сын Отечества», «татары организовали орды во главе с сеидами и беками, местами при содействии полицейских чинов из татар, объявив „газават“ <...> с священными знаменами вырезывают все армянское население без разбора пола и возраста. Татарская конница в несколько тысяч перешла границу Персии и идет на соединение с разрушительными ордами. В селении Минкенд вырезано свыше трехсот душ всех возрастов. Внутренности армянских детей бросали собакам»147. Такие же погромы прокатились по Елисаветполю. Естественно, все эти события не могли не вызвать обратной реакции со стороны армянского населения Эривани, Тифлиса, других армянонаселенных земель региона. Однако намерения армян «отомстить за соотечественников» пресекались, в том числе и заявлениями лиц, представляющих официальное руководство и черносотенное движение. Специально подчеркивалось, что в этом случае власти окажутся уже (?!) не в силах «приостановить армянскую резню в мусульманских районах» (подобного рода «предостережения», в своей основе базирующиеся на шантаже, обнаруживают поразительную схожесть с «обращениями» центральных властей в период Карабахского движения; можно вспомнить озвученную советским главой Михаилом Горбачевым мысль о том, что «требование самоопределения Нагорного Карабаха неизбежно поставит под вопрос судьбу двухсот пятидесяти тысяч бакинских армян»). Именно локальные проявления «армянского отмщения» Гейдар Алиев и назовет «геноцидом азербайджанского народа». В начале прошлого столетия татарский публицист Хан Заде не мог позволить себе охарактеризовать кровавые события именно как «резню армян» и придерживался официальной терминологии («армяно-татарские погромы»). И тем не менее даже он признавал: «Одним из печальных последствий татаро-армянского погрома следует считать усиление разбоев и грабежей в населенных армянами деревнях. Татары нападают на мирных крестьян и грабят их, нередки и случаи убийств <…> Мало-мальски ловкий татарин, владеющий ружьем, бросает честный труд и старается жить за чужой счет»148. Армянская резня в Баку в годы Русской революции была спровоцирована силами реакции, публичными выступлениями черносотенцев и «чрезмерным усердием» местных властей. И тем не менее (об этом уже говорилось выше, но будет сказано еще) она «самоопределилась по ходу», вставилась в контекст пантюркизма и в какой-то момент вышла из - под контроля жандармерии. Как писал посетивший регион в начале прошлого столетия итальянский журналист и дипломат Луиджи Виллари, «правительство встревожилось при виде этого Франкенштейна, которого оно создало в лице татарского движения, и начинало чувствовать, что, будучи однажды пробуждены, эти свирепые и воинственные люди могут обратиться против своих правителей»149. Зачатый в январской ночи 1905г., этот «Кавказский Франкенштейн» рос, мужал, обзавелся новым, причем «титульным» именем, отнюдь не всегда прислушивался к советам, но вместе с тем никогда не отходил от сотворивших его ценностных установок. На протяжении всей своей жизни он ощущал да и продолжает ощущать физиологическую несовместимость собственной натуры с «инородным», как ему представляется, армянским присутствием и все еще прилагает усилия по избавлению региона от этой «страшной угрозы». Регион своего появления на свет он и считает «родной колыбелью». В этой главе мы отследим биографические вехи «Кавказского Франкенштейна». I «Что бакинская резня подготовлялась заранее, об этом говорили многие свидетели. В следственную комиссию явился, между прочим, помощник прис. пов. и заявил, что видел на многих домах отметки мелом и углем, какие-то таинственные знаки; оказалось, что это были мусульманские слова: “Я алла”, что означает – “с Богом”. На других домах были надписи: “урус”... Так были помечены дома русских и мусульман. Услышав это заявление, члены комиссии отправились проверить его, и заявление вполне подтвердилось»150. Свидетельница бакинской резни Екатерина Орловская вспоминала: «Приехала в Баку в воскресенье. Ко мне зашел г. Мдивани, живущий в той же гостинице, и сказал мне: “Вы приехали в тяжелое время. Полтора месяца тому назад уже решено разделаться с армянами, а на последнем заседании, в пятницу, 4 февраля, происходившем у одного мусульманина, где был и он, Мдивани, решено окончательно уничтожить армян”. Видела из окна, как проехал полицмейстер, остановил для чего-то фаэтон, и в этот самый момент на его глазах татарин убил армянина, но полицмейстер, не обратив никакого внимания на это, поехал дальше. Мне говорил тогда же Соломон Цуринов, бледный, как смерть, что он обратился к полицмейстеру с заявлением о том, что татарин убил армянина, и в руках у него дымится оружие, и просил отобрать его у татарина, но полицеймейстер сказал: “Вы мне об этом заявите после”. В гостинице “Европа” служит, между прочим, один имеретин, который мне сказал, что татары тяжело ранили его брата, потому что он не хотел позволить себя ограбить. На другой день брат его умер. Потом Мдивани говорил этому имеретину, что все расходы на погребение принимает на себя Ассадулаев и что татары очень огорчены этим несчастьем с его братом, и что они убили его потому, что приняли его за армянина, а армян резать можно. Когда я приехала на вокзал, там уже были войска, которые жаловались, что они давно приехали и не могут добиться от губернатора, что им делать и куда отправиться <...> Прислуга гостиницы неоднократно говорила, что полиция разрешила убивать армян в течение четырех суток; та же прислуга и вновь приезжие пассажиры в один голос заявили, что Накашидзе – варвар, спокойно разъезжает по трупам, куря сигару, и не принимает никаких мер»151. Из показаний отставного поручика В.Асланова: «В понедельник, 7-го февраля, группа татар набросилась на дом Хачатуряна. К проезжавшим в это время по улице трем казакам обращаются с просьбой о помощи три армянина, бросаются перед ними на колени. Казаки соглашаются взять одного из них, берут его в середину и двигаются вперед: отойдя несколько шагов, один из казаков, завидя татар, мигает глазами татарам, толкает вперед армянина: татарин выстрелом из бердянки убивает наповал армянина. Казак острит: “Ишь, гололобый, и стрелять-то толком не умеешь, чуть подкову не испортил”. Затем преспокойно казак вынул папироску, закурил ее у татарина, и все трое двинулись дальше»152. Из свидетельств Жозефины Кубли: «В воскресенье, 6 февраля, около шести часов вечера, весь бледный, вошел в квартиру мой знакомый инженер господин Осепьянц и сказал, что по пути следования его преследовали группы татар и беспрестанно стреляли. Вслед за г. Осепянцом вбежал один из сыновей домохозяина Алиева и, обратясь к нам, спросил: “Кто вы?” – Мы ответили: “Французы”. – “У вас здесь армянин!” – сказал вошедший. “Нет, – воскликнула я, – мы французы, а он (указывая на Осепьянца) мой муж. Если вы его тронете, я сейчас дам знать французскому консулу, чтобы он защитил нас...”»153. Из показаний слесаря Петра Монтина: «За несколько времени до начала кровавых происшествий среди бакинской полиции был распространен упорный слух, что будто бы готовится серьезная демонстрация вооруженных рабочих. Не надеясь своими силами воспрепятствовать последней, полиция начала восстанавливать татар против армян, в чем особенно деятельное участие принимали околоточный Шах-Тахтинский и пристав Мамед Беков»154. Очевидец событий купец Маркус Портнов сообщал: «Во вторник, 8-го февраля, около 10-11 часов дня, я вышел из моей квартиры и направился в аптеку Моравского. На Никольской улице, из мусульманских нумеров, находящихся в доме Ашумова, раздались выстрелы по армянину, проходившему по Николаевской улице. Я из боязни пошел назад и на углу Николаевской улицы, около пассажа Калантарова, встретил стоявших там двух офицеров и нескольких солдат, на глазах которых происходило вышеописанное. Я обратился к офицерам и спросил: “Господа! Неужели нельзя прекратить эти безобразия? Ведь, как видите, никому нельзя проходить по улицам”. Один из этих офицеров задал мне вопрос: “А вы кто такой будете?” Хотя я еврей, но назвал себя немцем. Тогда тот же офицер сказал: “Да что же, вам жалко этих армяшек? Их слишком много расплодилось, пускай немножко почистят...” <...> Знакомый мой Абрам Шафер, проживающий в крепости и торгующий в пассаже Калантарова, говорил мне, что он, Шафер, слышал, как полковник один говорил стоявшим при нем офицерам: “Господа, дали татарам три дня баловаться и довольно”...»155. «Бесконечный ряд фактов вполне подтверждает, что бездеятельное, более чем странное поведение полиции легко могло внушить громилам уверенность <...> Из того, что и войска, и казаки, и полиция бездействовали, а в некоторых случаях кричали даже: бей армяшек! – и сами избивали армян, – татары должны были прийти к заключению, что бить армян и грабить их разрешено <...> Один из очевидцев рассказывает, и слова его подтверждены показаниями многих других, что на вопрос, обращенный к татарам-громилам, зачем они стреляют в армян? – получался один и тот же ответ, что армяне хотят своего царя иметь, а потом и нас душить будут... На вопрос – “кто это вам сказал, что армяне своего царя хотят, ведь это же неправда?” – они отвечали: – Полиция говорит, и “другие русские” говорят, что губернатор получил секретную бумагу бить армян бунтовщиков»156. Подобных свидетельств достаточно много, чтобы суметь воссоздать максимально приближенную к действительности картину бакинской резни. Кроме того, сами описания настолько знакомы и близки (по Сумгаиту и Баку), что сценарий событий вырисовывается вполне предметно. Проблема в другом: бакинская пропаганда продолжает называть это «геноцидом азербайджанцев» и в форме алиевского постулата внедрять в сознание нового поколения граждан. Известный публицист и театральный критик, а в годы Первой русской революции корреспондент газеты «Русское слово» Александр Амфитеатров подчеркивал: «Самым страшным эпизодом бойни было ночное опустошение рабочего армянского квартала <...> Сразу бросалась в глаза ярко выраженная армянофобия разбойничьего мусульманского “рыцарства” <...> Необычайно редко случалось, чтобы татарин-разбойник посягнул напасть на русского <...> Эта система, скрывавшая лишь азиатскую осторожность – не ожесточать против себя, до поры до времени, русских властей непосредственной личною враждою, – была ложно истолкована в смысле мнимого русофильства татар <...> С теми же русскими посельщиками, которые, как сектанты, не состояли под особым покровительством властей, эти своеобразные русофилы церемонились так же мало, как и с армянами» 157. Посетивший регион в начале прошлого века итальянский журналист и дипломат Луиджи Виллари был поражен масштабностью антиармянских настроений и не скрывал своего первоначального удивления в связи с тем, что такое отношение к армянам поддерживалось и представителями иностранного капитала. Впрочем, уже скоро он сам укажет на главную причину: «За время пребывания в Баку меня чрезвычайно поразило ожесточение иностранцев против армян, кроме двух-трех случаев, их симпатии целиком были на стороне татар. Признаюсь, такое единодушие произвело на меня впечатление. Приехав на Кавказ без всякой предвзятости, я уже начал склоняться к мысли, что страдания армян сильно преувеличены европейской прессой, а на татар она напрасно клевещет. Агаев, которого я навестил, убедительно доказывал правоту татар, тогда как англичане, русские и прочие сторонние наблюдатели были почти единодушны в своем осуждении армян. Даже простые русские солдаты и полицейские на вопрос, кто виноват в беспорядках, отвечали без тени сомнения: “Армяне”. Там, где расовая и религиозная вражда раскалилась добела, трудно сразу взвесить все “за” и “против”. Волей-неволей приходится полагаться на суждения тех, кто хорошо знает край и кажется нейтральным. Но постепенно я приходил к заключению, что иностранцы не столь уж беспристрастны, как кажется поначалу. Не говоря уже об умении мусульман производить впечатление, на позицию иностранных финансистов и предпринимателей влияет их конкуренция с армянами. Если б не армяне, иностранцы прибрали бы к рукам всю здешнюю нефтяную промышленность, вместо этого им приходится иметь дело со способными, энергичными, предприимчивыми соперниками <...> Все вышесказанное объясняет ожесточение иностранцев против армян. Один видный промышленник-англичанин прямо заявил мне, что всех армян необходимо уничтожить»158. Наблюдения нейтрального и высокообразованного очевидца – лучшая иллюстрация направленности самих событий. Вкупе с газетными публикациями (пресса того периода была свободнее, нежели советская) они восстанавливают картину и масштабность катастрофы. О соотношении «палачей и жертв» резни можно судить из хроники. «Санкт-Петербургские ведомости» сообщали, что за день «было убито до тридцати пяти человек, из них три-четыре татарина, остальные армяне»159. Соотношение – один к десяти. Спровоцированную самодержавием резню в годы Первой революции необходимо рассматривать в контексте пропитавших империю острейших противоречий, на фоне попыток каким-то образом минимизировать влияние уже отнюдь не малочисленных национальных партий, функционировавших от Прибалтики до Кавказа. Но всегда важно учитывать, что резня в Баку была очень умело вставлена пантюркистами в контекст зародившейся расистской идеологии и ознаменовала начало процесса вытеснения армянского населения из города. Именно усилиями тюрко-татарской интеллигенции «армяно-татарская резня» развилась в ином (альтернативном) направлении, «самоопределилась по ходу» и трансформировалась в новое самодостаточное качество. Носители пантюркистской идеологии, активные члены младотурецкой партии позднее и стали основателями Азербайджанской Демократической Республики. Стоит ли удивляться тому, что становление этого государства сопровождалось новой резней армянского населения: по сообщениям хроники, в ночь на 16 сентября 1918г. в Баку было истреблено от двадцати до тридцати пяти тысяч армян. *** Словосочетание «Варфоломеевская ночь» стало нарицательным при описании масштабов обесценивания человеческих жизней. Например, «алжирской Варфоломеевской ночью» именуют разыгравшуюся в ночь на 23 сентября 1997г. трагедию в Алжире. Тогда группа мусульманских боевиков вырезала около 200 жителей столичного района Бараки. Впрочем, после резни протестантов в Париже «ночи катастроф» стали удостаиваться и собственных наименований. «Хрустальной ночью», или «Ночью разбитых витрин» называется ночь с 9 на 10 ноября 1938г., когда нацистами была осуществлена массовая акция прямого физического насилия по отношению к евреям на территории Германии. Принято считать, что Варфоломеевская ночь была спровоцирована Екатериной Медичи на шестой день бракосочетания ее дочери Марго с протестантом Генрихом Наваррским. Впрочем, вопрос о численности жертв этой кровавой свадьбы поныне остается предметом споров и «колеблется» в весьма широких пределах – от 5 000 до 30 000 протестантов. Катынский расстрел – казни польских солдат и офицеров сотрудниками советских карательных органов – происходил в марте-апреле 1940г. Согласно обнародованным документам, в общей сложности было расстреляно более 20 000 заключенных. Страшная статистика, даже с учетом того, что «Катынский расстрел» – собирательный термин, он не ограничивается двумя-тремя сутками и одним-единственным местом. Бабий Яр – достоверный случай умерщвления десятков тысяч людей в течение двух дней: 29-30 сентября 1941г. зондеркоманда под командованием штандартенфюрера Пауля Блобеля расстреляла в киевском овраге более 30 000 человек – почти все еврейское население украинской столицы. Все это поистине чудовищные примеры обесценивания человеческих жизней, когда биографии десятков тысяч людей сливаются в одну трагическую, когда счет прожитым годам идет на секунды. Между тем истребление огромного количества людей на ограниченной территории и в ограниченное время (как способ «разрешения вопросов») стало эстафетой, переданной пантюркистами нацистам. Младотурецкая партия (ее еще называли «македонской», так как сами лидеры движения были в основном выходцами из Салоник и там же основали свой клуб) стала едва ли не первой структурой, превратившей единовременное убийство десятков тысяч человек из шока в обыденность. Мы специально акцентируем внимание на этой детали, так как отцами - архитекторами Азербайджанской Республики являлись именно пантюркисты из младотурецкой среды. В 1909г. (в первую годовщину своего прихода к власти в Османской империи) они апробировали сценарий «массового истребления» посредством ликвидации армян в средиземноморской области Киликия. Очевидец киликийских событий весны 1909г. французский журналист А.Адоссидес вспоминал: «Со всех сторон слышались крики: “Режьте, режьте гяуров”, крики настолько зверские, что порой заглушали ружейные выстрелы. По всему городу шла погоня за людьми, натиск на обезумевший от ужаса народ <...> Мужчины, женщины, дети бежали со всех сторон, растерянные, без всякой цели, ударялись о стены, падали, как пораженные молнией. Их убивали выстрелами из ружей, ударами ножей, дубинами, топорами, камнями. Вот толпа из тридцати-сорока разбойников ожесточенно нападает на одну лишь жертву: на одном ребенке видны следы более пятидесяти сабельных и ножевых ударов <...> Город во власти людей, у которых нет больше ничего человеческого. Они прибегают, убивают, колют, режут на части, уходят, задыхаясь, покрытые потом и кровью, завывая, как дикие звери»160. Титулярный советник Шелковников, прибывший в город на третий месяц после резни, рапортовал генералу-квартирмейстеру Николаю Юденичу (в тот период – временному исполняющему должность начальника Кавказского военного округа): «Утром 9 июня я прибыл в Адану. Вид разрушенных кварталов не поддается описанию; трех четвертей города не существует, уцелели лишь мусульманские кварталы <...> Остальная часть города (до пяти-шести тысяч домов) представляет груду развалин щебня, кирпича, кое-где стоящих обгорелых стен с выбитыми окнами, провалившимися потолками и полами. В этой части города стоит мертвая тишина, видны лишь голодные кошки, собаки и вороны и изредка несчастный армянин, разбирающий развалины своего дома в надежде найти какие-либо остатки своего имущества <...> Настоящие виновники и убийцы – власти и македонские (младотурецкие) войска – и не думают скрываться, им незачем, так как они же являются членами военных судов и следственных комиссий, и они же ныне охраняют порядок в стране, где ими же перебито до 25-30 тысяч человек христиан. То, что совершается в военных судах, особенно в Адане, под именем правосудия, является злейшей над ним насмешкой. Из 15 человек, казненных в Адане, шестеро были армяне; ныне же из второй партии осужденных в 9 человек 8 армян приговорено к пяти и десяти годам каторжных работ и 1 мусульманин – к шестимесячному тюремному заключению. Получается такое впечатление, как будто бы армяне вырезали 30 тысяч безоружных мусульман и теперь их за это наказывают»161. Английский автор Бенсон назовет резню в Адане «экспериментальной» в политике пантюркистов. По его мнению, апробацию проходили не только новые способы и формы умерщвления, но и определенные внешнеполитические разработки относительно того, как мировое сообщество будет реагировать на уничтожение нетитульных народов Османской империи. Практически сразу после киликийских погромов резне подверглись греки, ассирийцы, болгары, арабы… Сто лет назад представляющие мировую общественность политические структуры так и не пресекли зачатки того, что потом должно было развиться в полномасштабный проект по ликвидации отдельно взятого народа на его исторической родине. Резня в Адане рассматривается многими учеными как предвосхищение геноцида армян или как его отдельный этап. Справедливо отмечается, что она нивелировала разницу между политикой жесточайших преследований кровавого султана Абдул Гамида II и подходами пантюркистов. Действительно, в жестокости последние ни в чем не уступали первому. Однако несколько иным было восприятие непосредственных очевидцев киликийских событий: их шокировала даже не столько абдулгамидовская масштабность и организованность погромов, сколько ритуальность изуверств. «Палачи жонглировали недавно отрезанными головами армян и даже на глазах у родителей подкидывали маленьких детей и ловили их на кончики своего тесака, – с ужасом вспоминал французский миссионер отец Бенуа. – Армян привязывали за обе ноги вниз головой и разрубали топором, как туши на бойне. Других привязывали к деревянной кровати и поджигали ее; многие были пригвождены живыми к полу, к дверям, к столам. Совершаются поистине чудовищные шутки, зловещие забавы. Хватают армянина, связывают и на его неподвижных коленях разрезают на куски или распиливают его детей»162. Идентичный почерк прослеживается девятью годами позже в Баку. Вот выдержки из опубликованного в «Кавказском слове» материала за подписью врача из Баку, очевидца армянской резни в сентябре 1918г.: «В девять часов утра в воскресенье, 15 сентября, турки с нагорной части ворвались к нам. Начиная с Шамахинки по Воронцовской и другим главным артериям города, Торговой, Телефонной – массовый грабеж всего до нитки, варварское уничтожение имущества, лабораторий, врачебных кабинетов, аптек, магазинов, квартир <...> Случалось, что головы армян показывались в толпе громил, и это еще больше усиливало погром. Всего армян погибло до 30 тысяч человек! Такие картины, как ребенок, сосущий в течение двух дней грудь убитой матери или играющий в крови родителей – были обыкновенными явлениями. В нашем лазарете при первом своем появлении турки отобрали у больных всю обувь и сапоги, изнасиловали шесть сиделок, чуть не убили смотрителя за то, что он не сразу отдал им кассу и т.д. Привозя в лазарет на грузовиках изувеченных армян, они сбрасывали их на тротуары и плетьми загоняли их к нам. У нас в лазарете имеется старуха лет семидесяти, которой рассекли мягкие седалищные части; дети пяти-восьми лет, у одного из них вывихнута рука, ободраны покровы, мышцы все обнажены, зияет грудь; у другого – то же с ногой, у третьего рана и пуля в голове, – масса мужчин с обрубленными руками, ногами, повреждениями в черепе, тяжелыми ранами и увечьями. А город весь усеян трупами армян, которые разлагались несколько дней, пока их убрали. Михайловская больница переполнена изнасилованными девушками и женщинами. Все лазареты переполнены ранеными армянами...»163. *** Еще одной особенностью младотурецкой политики являлась подчиненность религии идее создания Туранского государства. В отличие от предшествующего панисламистского периода, религия не представлялась абсолютной категорией, а использовалась как механизм консолидации тюркских народов,

			http://www.yasni.info/ext.php?url=http%3A%2F%2Fzad...amp;lg=ru&rg=ru&rip=ru