В колонках играет - The Gathering — On Most Surfaces
душно
тесно

я задыхаюсь. я задыхаюсь уже долго — то ли девять лет, то ли девять вечностей — велика ли разница, если даже минута улиткой ползёт на грёбаную чёртову да чтоб её вершину фудзи. тихо, тихо ползи, улитка. лишь бы ползла.

знобит
холодно

адски холодно. девять вечностей — девятый круг, не огонь — а снег. я вмёрз в ледяное озеро коцит, охваченное синим пламенем. меня может спасти только архангел с огненным мечом-кладенцом, но габриэль никогда не заглянет сюда, по ту сторону стен. у габриэля есть сердце, и оно бьётся — с рукояткой огненного меча, зажатой в кулаке. оно бьётся.

стены
тесно

не развернуться. я могу толкаться локтями в стены, но это ничегошеньки не даст, потому что эти стены можно проломить только кулаками. у меня нет кулаков. мои руки оканчиваются на локтях — прямо культяпки какие-то, а не руки, стыд, срам, щупальца. мне очень стыдно. я краснею. я красный, как рак мозга. я красный, как мозг рака, вытекаю кровью из человечьих ушей. какая разница.

стены
стоны

я могу толкаться всем телом, но тогда меня лишь откинет на другую стену, потому что я песчинка, молекула идеального газа, навозный шарик, оставленный шутом-скарабеем по имени арлекин, клоуном с противным довольным лицом.

арлекино
арлекин

нужно быть смешным. а я и есть. в шутовском поединке арлекин не выстоит против меня — я слишком мучительно серьёзен, а потому смешон. я сам себя на это обрёк. я не умел смеяться над собой.

скучно
надоело

меня не спасает сон — потому что после него всегда наступает пробуждение. меня не спасет смерть — потому что я уже мертв девять вечностей, эти долгие девять вечностей — пожизненных и посмертных. я сам себя убил и никак не ожидал, что снова захочу это сделать. я бы убил себя снова, если бы мог, если бы помогло. чтобы вернуться.

я хочу взлететь. я хочу видеть не только квадрат стены перед собой, кусок жалкой плоскости. я хочу взлететь, я не хочу снова падать долгие девять секунд-этажей. не могу.

побег
подкоп

я пытался сделать подкоп и выбраться на свет, но у меня не было — нет — и никогда не будет кулаков. добро должно быть с кулаками, а я зло. я рак. я маленькая морщинистая опухоль внутри мертвеца. я сперматозоид, я попал в яйцеклетку да так и не сумел из нее выбраться. нолик с хвостиком, девятка — 9, еще чёрточка — и буква «Я». я хочу родиться.

я пытался сделать подкоп и выбраться на свет, но там можно выйти лишь во тьму. да и здесь нет глубины, куда там копать, это же плоскость. и я хочу взлететь над ней, ничтожной, жалкой, потому что я и так выше всего этого, я ребёнок, я душа, я эго.

я не двумерен, я не хочу быть проекцией, графиком на тетрадке в клетку, не хочу существовать — как бы — жить — по графику, я хочу стать фигурой, пусть пешкой на шахматной доске, пусть в другой клетке, но не этой, лишь бы не в ней. я сам себе клетка, инфузория-туфелька, жгутик-баламут неотошедшей воды. я талант, я не хочу рисовать плоскость, я не хочу рисовать графику — не хочу быть графиком.

не хочу быть двумеркой, двумеркой-водомеркой, скользящей по гладкому, плоскому льду озера коцит, не хочу расчерчивать зубцами от коньков проекции полёта, я сам хочу лететь. не хочу чертить, не хочу проводить черту, не хочу, чёрт возьми, в который уже — девятый? — раз её перейти и стать чёртом, который возьмёт.

я тёплый, горячий воздух, спасите меня от этого холода, я должен подняться, уберите проклятый навес. я страсть, я порыв, порыв зефирного ветра. я обезьянка Бога, я клоун. уберите купол, что закрывает от меня небо. и дайте купол самого неба. обезьянка хочет в цирк.

я хочу стать единицей, великой единицей, но во мне лишь девять десятых
я хочу стать единицей, но у меня нет кулаков
я сердце, которое не может биться, потому что у него нет кулаков
я птица, которая не может летать, потому что у нее нет крыльев
а не потому, что она — в клетке
дайте мне их, пожалуйста
протяните мне… кулак