Налью в Его чашку кофе крепкого, крепкого с молоком и с сахаром, как в детстве.
Пару часов в назад захлопнулась дверь за ним, дверь захлопнулась, пару часов назад на ободке этой чашки, самой большой в моем доме, этом доме, были его губы, в ванной стоит его зубная щетка, в холодильнике - приготовленный для него, нетронутый ужин, мною приготовленной, мной вчерашней, целой мною, тот, что был приготовлен вчера, когда долгожданная воскресная свобода манила, манила оставить память о двух коротких днях среди труда, борьбы с усталостью, рутиной, рутиной. И ночь обещала быть тихой, нежной, чуткой, совсем тихой вдвоем под одеялом, такой до конца Нашей Ночью.
Теперь на кухне сижу под мелодию своего трескающегося, как на речке лед по весне, сердца, и слезы несут льдинки куда-то вниз, к устью, в океан. Сжимаю Его кружку, самую большую в доме.
Смотрю в коридор и помню - там пару часов назад, стояли его кроссовки, всего лишь кроссовки его, и потом стояла я и плакала и спрашивала и плакала и плакала и плакала.

Я сижу на кухне и по глоточку пью кофе с сахаром и сливками, как в детстве.