Земную жизнь пройдя до середины,
я был доставлен в длинный коридор.
В нелепом платье бледные мужчины
вели какой-то смутный разговор.

Стучали кости. Испускались газы,
и в воздухе подвешенный топор
угрюмо обрубал слова и фразы:
все ху да ху, да е мае, да бля--
печальны были грешников рассказы.

Один заметил, что за три рубля
сегодня ночью он кому-то вдует,
но некто, грудь мохнатую скобля,

ему сказал, что не рекомендует,
а третий, с искривленной головой,
воскликнул, чтоб окно закрыли--дует.

В ответ ему раздался гнусный вой,
развратный, негодующий, унылый,
но в грязных робах тут вошел конвой,

и я был унесен нечистой силой.
Наморща лобик, я лежал в углу.
Несло мочой, карболкой и могилой.

В меня втыкали толстую иглу
меня поили горечью полынной.
К холодному железному столу

потом меня доской прижали длинной,
и было мне дышать запрещено
во мраке этой комнаты пустынной.

И хриплый голос произнес: "Кино>?.
В ответ визгливый: "Любоваться нечем".
А тот: "Возьми и сердце заодно".

А та: "Сейчас, сперва закончу печень".
И мой фосфоресцировал скелет,
обломан, обезличен, обесцвечен,

корявый остов тридцати трех лет.