Роман про двойника президента, психиатрическую клинику и большую политику. Любые совпадения и параллели с реальными лицами являются случайными и полностью лежат на совести читателя.

Часть четвертая. Глава 7.

После двух недель своего пребывания в новой и необычной для себя роли, оставшись наедине с Быковым, я задал ему прямой вопрос, что с президентом.
Тот пристально посмотрел мне в глаза. Поколебался и ответил: Хотите на него взглянуть?
- Вы хотите сказать, что он все еще болен?

- Как вам объяснить, болезнью это назвать нельзя. Первое время мы боялись, что он умирает, но за последние 10 дней ему стало определенно лучше. Все его показатели постепенно приходят в норму, но жизненных сил как будто не хватает. Никаких физических повреждений у него нет. Он кажется просто сильно похудевшим и очень слабым. Очень много спит. И одни загадки, что произошло...Он может открывать глаза, узнает окружающих, говорит тихо, медленно, но вопросы, касающиеся работы и окружающих его лиц приводит его в сильное утомление.

- Он знает обо мне?
- Ему сообщили, я лично показывал ему видео, как вы встречаетесь в его кабинете здесь на даче с министрами и губернаторами, но он совсем не изъявил желания встречаться. Помолчав он добавил, думаю, Он считает, что его больной вид может помешать вашей работе. Ведь вы связываете себя с ним, и его болезнь может «перепрограммировать» вас полностью: от внешнего вида — до манеры говорить. Потому, если вы не возражаете поносить эту шкуру еще несколько недель.... я обещаю постараться снизить риски от несанкционированных встреч и появлений перед камерами. Вы сами догадываетесь, как это важно для нас, для страны — и лично для него...

Я недоумевающе посмотрел на него:
– и что это может быть? Что-то вроде яда с отсроченным действием, передаваемого через предмет или рукопожатие.
– Лучше бы, если б яд! Тогда бы доктор понял, с чем имеет дело и приступил к терапии. Но нет, все дело в том, что мы не понимаем, что с ним произошло.

- Но у вас же лучшие врачи и психотерапевты, неужели они не могут проконсультировать?
– Похоже, что мы столкнулись с какой-то неизвестной формой дистанционного воздействия. Шарков консультировался даже со специалистами по африканским культам.

- Ох… – мне вдруг стало плохо. – Вуду?
– Похоже, что да. Точнее, да и нет. Эта версия сейчас тоже в числе основных. Доктор по прежнему не исключает яды, но боится, что имело место нечто такое, перед чем традиционная медицина бессильна: какое-то гипнотическое внушение, извиняюсь за такое «телекинетическое» влияние на личность. Мы конечно связались со своими консультантами в этой области. Постарались выяснить, что они чувствуют.

- У него есть недоброжелатели. Президент в начале своего срока был полностью «ручным», но постепенно его кукловоды стали понимать, что он становится неподконтролен кому бы то ни было. Это понимали не только те, кто его ставил, но и многие за пределами этого круга. Способ, который они нашли, чтобы его устранить, похоже, за пределами медицины. Доктор сейчас остановился на двух версиях яда, – продолжил он, – через рукопожатие или что кто-то отравил воздух вокруг него неизвестным токсичным, быстрораспадающимся ядом нервно-паралитического действия. Возможно, другие участники той встречи тоже пострадали — или получили противоядие. Или действительно проблема в эзотерике. Шарков всерьез считает, что кто-то использовал неизвестные нам техники, так сказать, дистанционного гипноза. Наши специалисты использовали все известные им способы обнаружения чуждого воздействия. Если произошло так, то самое худшее, что кто-то мог основательно покопаться в его энергетике, в его мозгах. И мы этого, похоже, никогда не узнаем.

Я почувствовал себя настолько плохо, что поблагодарил про себя судьбу — хотя бы за то, что ничего не съел перед этим разговором. Я не раз читал статьи в популярных журналах по этим темам. Вопросы подавления чужой воли вызывали во мне такой интерес и такую ярость, что я сам удивляюсь.

На мой взгляд, тот кто играет с человеческой личностью, совершает что-то аморальное и низменное. По сравнению с этим, убийство — это чистый и естественный акт, просто маленький грешок.
«Промывание мозгов» вызывает неприятие у любого человека. Те, кто ломают человека, его личность и волю, путем физических, наркотических или психологических воздействий – просто нелюди. Похоже, что кто-то открыл этот «путь» к достижению своих целей. Благодаря «зомбоящику» человека сегодня уже можно превратить в бездумного раба за несколько часов, и что — теперь это делают без телевизора, да еще и на расстоянии?!...

Попытки влезать в чужое сознание вызывают оторопь у любого нормального человека. Даже когда эта практика используется только при лечении буйных душевнобольных, чтобы сделать их более пригодными для психотерапии. Даже если это избавляет врачей от необходимости производить вскрытие черепа. Но вскрытие черепа по мне, все равно честней. Хирургическое вмешательство скальпеля нейрохирурга в мозг человека, которое приводит к потере им личности, не убивая его – по крайней мере, это медицина. Это честней.

Информации о «промывании мозгов» с помощью наркотиков, гипноза или НЛП – в последнее время становится все больше. И похоже, политика — была полигоном, где подобные методы стали применяться. Ведь если политика – это способ подчинить отдельных личностей – интересам толпы, за которым всегда прячутся конкретные мерзавцы, то чему удивляться, что аморальная деятельность подчиняет людей все более аморальными методами?

Когда человек станет похожим на податливую протоплазму, и это сделают, якобы заботясь о его собственном благе, о каких «благах» может быть речь? Несколько десятилетий – и такие практики наверняка будут применяться на каждом углу. И будет даже лучше, если я до этого не доживу.
Каких-то полвека назад какое-то вмешательство в работу мозга вообще было невозможным. Потом это стали делать по решению суда. И вот... Метод, понятно, удобный: следов не остается. Жертве можно даже приказать забыть все, что с ней делали. Но если этим методом будут пользоваться все подряд: преступники, менты, судьи, дипломаты…

Большую часть всего этого я знал и до того, как Быков рассказал мне об этом. Я потряс головой и попытался отогнать кошмары.
– Но все-таки он справится или нет?
– Доктор говорит, что структура головного мозга не изменилась. Просто парализованы некоторые отдельные связи между нейронами. Аналог инсульта, но он сильный. Шарков говорит, что капельницы приведут к тому, что кровь со временем вымоет и уберет из мозга всю ту дрянь, которая могла в него попасть. Но на все это требуется время.– Вадим взглянул на меня. – Шеф?
–А? Может быть, как раз настало время отбросить всех этих «шефов»? Ведь он в сознании.

– Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Не могли бы вы еще некоторое время побыть в его роли?
– Но зачем? Ведь вокруг его и меня нет никого, перед кем нужно было бы ломать комедию?
– Это не совсем так, Слава. Нам удалось сохранить все детали в удивительно полной тайне. Вот вы, вот я, – он отогнул два пальца. – Еще дюжина человек в администрации, о которых вы даже не знаете. Рассчитывать можно на всех полностью. Вот, к примеру, администратор Дачи наверняка что-то понимает. Но он и его люди из охраны — настолько скрытные по характеру, что любой из них наверняка не скажет даже сколько времени своей родной матери, если это не будет нужно. Я не знаю, сколько человек принимало участие в отравлении, но уверен, что тоже немного. Во всяком случае, говорить они не осмелятся.

Сейчас им уже не доказать, что у президента были какие-то проблемы со здоровьем, чтобы спровоцировать политический кризис в стране. Даже если они этого вдруг захотят. Здесь в Завидово очень мало людей… Словом, Слава, как насчет того, чтобы вам еще немножко побыть шефом, и скажем, раз в три дня показываться на глаза СМИ и позировать на официальных мероприятиях. Но уже без слов? Только до тех пор, пока он не поправится? А?

– М-м-м… Я, в общем-то, не вижу особых причин отказываться. А сколько времени займет выздоровление?
– Шарков считает, что это составит от трех до шести недель. Мы постараемся чтобы вы остались довольны.
Если вам будет интересно, я покажу Вам бумаги доктора. Но объяснения в них находятся за пределами рационального. И если вы возьметесь нам помогать, то я бы просто вам не советовал туда заглядывать. Есть вещи, за само проникновение в которые всегда приходится платить. А вы нам нужны живым, здоровым. В конце-концов, я вам обещал, что вы выйдете отсюда именно таким, - грустно усмехнулся он.
– Хорошо, Вадим. И знаете что? Не нужно мне платить за это особо. Я согласен сделать это просто потому, что ненавижу насилие, особенно «промывание мозгов».
Вадим поднялся и хлопнул меня по плечу.
– Похоже, что мы с тобой одной породы. А об оплате не беспокойся, о тебе позаботятся.
Тут же его поведение изменилось.
– Отлично, Шеф. Мне нужно идти. Утром увидимся.

Когда они переходили в общении со Славы — на Шефа, у случайных свидетелей могли бы появиться обоснованные сомнения в адекватности всех присутствующих.

Глава 8.

Я продолжал работу. Публичные появления в среднем составляли не больше часа в день. Но подготовка к ним занимала не меньше восьми часов. Из которых только по 2-3 часа в день мы с Леной просматривали готовые материалы и разбирали результаты. Еще 2-3 часа — составляли съемки отдельных роликов, где за закрытыми дверями я встречался с какими-то деятелями правительства, послами и главами регионов.

За два месяца мы почти ежедневно переезжали из Завидово в Кремль, я бывал в Петербурге, на Алтае и в Сочи.

Я всегда выступал по тексту, готовому заранее, вызубренному и повторенному перед камерой. Если было надо, выслушивал оппонента. Реагировал по суфлеру в ухе. Когда роль тебе хорошо знакома, то работа с нею во многом идет сама-собой.

Но тут тоже есть риски отсебятины, когда развивая образ, ты начинаешь играть свое понимание роли и перестаешь быть адекватным задаче режиссера.
Тебя уносит в другую роль.

Для того, чтобы работать без перерыва и не выходя из роли по много часов в день, а потом отдыхать, Шарков разработал несколько медикаментозных курсов, которые со одной стороны, не вызывали сильного привыкания, с другой — несомненно влияли на меня.

Прилив сил, жизнелюбия, человеколюбия, который давали таблетки, с одной стороны, мог обеспечить мое «включенное» состояние при обучении на протяжении 20-30 часов подряд — тебя «прет», обходишься без сна, отдыха и перерыва С другой стороны— я несколько раз я оказывался на грани глупых ситуаций. Как в той дурацкой ситуации, когда я разговаривал с людьми, потом внимание привлек совсем маленький мальчик, который говорил так серьезно и по-взрослому, что где-то растопил глубоко дремавшие отцовские чувства, и я на автомате поцеловал его в живот.

Но ведт именно так и выглядит профессиональная деформация. Отец страны, отец ребенка, кто знает, к каким последствиям приводит профессиональная деформация работы президента? Что для него естественно — а что нет? Может быть, это как раз и было в той ситуации более естественным. А таблетки просто стерли границу, между тем, что допустимо этикетом, а что — является нормальной человеческой реакцией...

При публичных появлениях случались разные непредвиденные ситуации.
Меня поначалу ставили в трудное положение, когда из-за каких-то помех в ухе пропадал суфлер. Однажды меня поймали на плагиате у себя самого. Я тогда находился в Хельсинки на огромной международной выставке, где выступил с краткой приветственной речью.

Визиты в Северные страны удобны тем, что с одной стороны — неподалеку от дома, световой день летом очень долог, что помогает своим спецслужбам контролировать безопасность почти полностью, как дома, с другой — это внешние появления, показывающие, что президент работает, в стране стабильность, он может покинуть страну, не боясь ни внешних угроз, ни того, кто работает у него за спиной.

По сценарию я должен был встретиться с организаторами, произнести 10 минутную речь и пройтись по выставке 20 минут. Затем следовало сесть в машину и отправиться в аэропорт.
Однако неожиданно во время прогулки, пресса прорвала ограждение, и я оказался в окружении примерно 20 журналистов. Сопровождавшие меня Лена и Соловьев напряглись. Но служба безопасности утверждала, что ситуация под контролем, все безопасно, пресса прикормлена, «только свои». С их стороны шли вопросы, и не в характере Шефа было пробираться через толпу вот так, на бегу, не отвечая, словно тайком. Мне следовало уделить репортерам намного больше внимания...

Уже прошло довольно много времени, как я стал работать «президентом». Поймать меня на плохой актерской игре было почти невозможно. И я повинуясь роли почти автоматически подошел к корреспондентам, по пути напуская на себя еще больше величественности.
Лена и Леонид шли со мной. Есть ли там кто-то кого мне следует поприветствовать персонально? Обмен взглядами и понимание ситуации у нас заняли несколько мгновений: – Пожалуй, нет. Может быть, одного или двух, но они вряд ли ждут этого от Вас в неразберихе.

Репортеры уже стояли перед нами. Они щелкали камерами.
Журналисты суетились, к моему лицу тянулись микрофоны. Я знал, как Президент ведет себя с прессой. Я улыбался, медленно поворачивался, позируя. Следовало учитывать, что на экране движение всегда кажется более быстрым, чем в жизни. Так что я делал именно так, как надо. Выбирая для ответа те вопросы, которые не требовали длинных ответов, и ответы на которые не вызывали сомнений...

- Господин Президент, почему вы отменили пресс-конференцию?
- Господин Президент, вы собираетесь предложить Европе договор об особых отношениях. Не могли бы Вашу позицию по этому поводу?
- Господин Президент, прокомментируйте политическую ситуацию в России.
- Господин Президент, когда вы собираетесь в Америку?
Про Чечню, про боевиков, бюджет, курс рубля, олигархов…
Улыбаясь, приветствуя репортеров, я не торопясь шел параллельно выставке. Тем временем, Соловьев уже начал командовать журналистами.
– Ребята, имейте совесть. У шефа тяжелый день. Я сам отвечу вам на все вопросы.

Я махнул ему рукой.
– У нас с вами есть около пятнадцати минут. Пожалуйста, задавайте вопросы поочередно! Какой первый вопрос?
Конечно же, пока они выкрикнули все вопросы одновременно и, пока они бурно выясняли, кому же быть первым, я выиграл еще сто метров.

– Господа, хотя мне и пора вылетать, я все же постараюсь удовлетворить любопытство всех присутствующих сразу. Хотя и не полностью. Насколько вам известно, нынешняя американская администрация не намерена делать резких шагов навстречу нашей стране. Мое мнение насчет действий чужой страны, естественно, является внешней и сугубо личной оценкой. Советую вам узнать подробности у самого господина Буша.
Что касается отношений внутри Европы, то могу сказать только то, что мы не станем соглашаться с неравными договорами – ну об этом-то вы осведомлены не хуже меня.
И так далее в том же духе.

Кто-то спросил: Вам не кажется, что эти ответы просто ни о чем?
– А я не собираюсь говорить что-то нужное вам. Я здесь как Президент и говорю от лица своей страны. И не могу иметь частного мнения на политику, которую сам же и веду, – возразил я, подсластив пилюлю лучезарной улыбкой: Как президент своей страны, я в большой степени скован дипломатическими условиями и этикетом. Пожалуйста, задавайте вопросы, на которые я могу ответить иначе, и Вы получите исчерпывающий ответ. Спросите меня, что-нибудь персональное, вроде: «Перестали ли вы мочить своих противников там-то и там-то?» и я отвечу вам правду, что не перестал.

Тут я поколебался; зная, что имидж Президента известен своей честностью, и аккуратностью в высказываниях, особенно по отношению к прессе.
–Я не хотел бы водить вас за нос. Все вы знаете, почему сегодня я оказался здесь. Сегодняшняя выставка – это важный этап на пути к экономической интеграции с Европой. И нам и Европе нужны новые важные союзники, партнеры и инвестиции. Давайте я больше расскажу вам о перспективах нашей экономики, о взаимовыгодной торговле, интеграции в мировую экономику. Потом вы можете цитировать то, что я скажу — сколько вашей душе угодно. Что же касается сегодняшних событий… – Я покопался в памяти и сколотил что-то из нескольких речей президента, которые мне довелось слышать в последние часы. – Настоящее значение того, что произошло сегодня – ни в коем случае не оценка того, что наша экономика очень сильно нуждается в новых партнерах, новых инвестициях, Все это есть у нас самих.
Новые партнеры и инвесторы — это часть общепринятых правил игры, жизненных условий, в которых мы живем много лет и частью которых хотели бы полностью стать. В последние годы, промышленной развитие нашей страны стало несколько искажено. Мы ощущаем дефицит новых технологий, перспективных технических разработок, Надеюсь, что мы и европейские страны – принадлежим к одной европейской цивилизации. Мы можем преодолеть полосу взаимного отчуждения, когда-то разделявшую нас. И оказаться единым экономическим механизмом. Взаимовыгодным и взаимополезным.

Наша страна все сильнее стремится стать полноценным участником мировой экономики. И в ее интересах способствовать развороту мировой политики – к интересам менее развитых и бедных стран. Если мы хотим преуспеть в деле мира, мы должны быть готовы к любым формам сотрудничества, идти вперед, играть открытыми картами, честно, с открытым сердцем. Я читал в ваших СМИ, что мою страну считают притаившимся медведем, который только и ждет, когда сможет забраться в чужой дом и учинить там беспредел. Только дай-мол ему волю. Уверяю вас, это полная ерунда: мы с интересом смотрим в сторону Европы и готовы к совместной работе по созданию единого пространства, комфортного внутри и привлекательного снаружи. Так что давайте бояться того, что действительно может быть страшным, и не следует давать ослеплять себя ненависти и страху. Страх может привести нас к совершенно глупым поступкам и неприятным последствиям. Да, мировая экономика, и международная политика в целом – это закрытый клуб, но нужно стараться быть гибче – и не только в ее рамках, но и в диапазоне намного шире политики. И сегодняшнее событие – уверенный шаг на пути к Новой Европе.

Один из репортеров вопросительно поднял бровь.
– Господин Президент, кажется, вы уже говорили тоже самое полгода назад.

– Вы услышите от меня тоже самое и еще через полгода. А если конкретных результатов я не увижу, то и еще через год, и через два. Хороших и нужных мыслей не бывает слишком много. Однако, прошу прощения, нам уже пора идти. Нам открывают коридор над аэропортом. Будет некрасиво, если я опоздаю к старту собственного самолета и и-за меня сломается самолетный трафик над всей Европой.

Я улыбнулся на прощание и пошел к трапу. Окружение спешило за мной.
Мы сели по машинам, потом поднялись в самолет и зашли в апартаменты президента. Там мне уже не надо было играть свою роль. Я откинулся в кресле и расслабился.
– Уф-ф-ф! - выругавшись на грани непристойности...
– Это было феерично,– заявила Лена.
– Я испугался, когда меня поймали на том, что я повторяю старую речь.
– Но вы вывернулись, словно так и должно было быть. Это было настоящее вдохновение. И я… вы говорили в точности как он.
Я почувствовал, что измотан и задремав, отключился