Новейшая история глазами бывшего президента Киргизии

Аскар Акаев — президент-беглец, в 2005 году свергнутый «тюльпановой революцией» в Киргизии, — трудится главным научным сотрудником в Институте математических исследований сложных систем им. И. Р. Пригожина. За это время он успел смоделировать будущее планеты до 2050 года. О том, что ждет мир, Евразию и Россию в ближайшем будущем, он рассказал «РР» в первом после изгнания интервью.

Куда идет мир

Так куда же идет мир?

Погружается в кризис перехода от пятого э­кономического уклада, интернета и телекоммуникаций, к шестому — синтезу наук, на стыке которых рождаются генная инженерия, био-, нано-, когнитивные технологии, или NBIC-технологии.

Как это связано с математическим моделированием развития мира?

Помните, когда наступил кризис 2008 года, все ругали экономистов? Где были? Почему не предсказали? Предсказали. Только ученых не слушали. Но так было не всегда. Математическую модель того, к чему могла привести гонка вооружений, независимо друг от друга создали советский академик Никита Моисеев и американец Карл Саган. К ним прислушались и заключили договоры о ядерном паритете и нераспространении. Эти ученые положили начало конкурентной гонке за создание моделей будущего развития. В новую эпоху кто грамотнее спрогнозирует модель развития — экономики, политики, мироустройства, — тот и вырвется в авангард.

Но вы пока предрекаете новую волну экономического кризиса. Когда? И как это связано с переходом на шестой техноуклад?

Напрямую. Всегда переходы с техноуклада на техноуклад сопровождаются жесткими — войны или холодные войны — или мягкими, такими как безработица, дефолт и так далее, кризисами. Все зависит от способов решения, а теперь — и от вариантов моделирования. Так было при переходе с первого уклада, это паровые двигатели, на второй, то есть на электричество, на третий, а именно на двигатель внутреннего сгорания, и на четвертый — атом.

Экономика авангардных стран развивается длинными волнами. Эту закономерность еще в начале ХХ века открыл русский ученый Николай Кондратьев. Он обосновал неизбежность кризисов каждые 45–50 лет — кризисов как поиска новой модели развития. Он предсказал Великую депрессию 1929 года. Естественно, ему никто не поверил, кроме другого великого экономиста, Йозефа Шумпетера. Он тоже считал, что каждые 30–40 лет экономика получает инновационный импульс, который формирует длинную волну.

Однако идет ускорение, и длинная волна Кондратьева приближает шестой техноуклад быстрее — через 30 лет. США, Япония, Германия NBIC-технологии, что называется, ухватили за хвост. Проблема в том, что NBIC-технологии — это производные инновации. Эпохальные инновации, какими остаются паровой двигатель и атом, появляются раз в сто-двести лет. Производные же инновации не способны «раскочегарить» мир. Поэтому темпы роста мировой экономики будут снижаться.

Когда ждать очередного кризиса?

Пока пережили два малых кризиса. Цикличный, или большой, подобный тому, что был в 70-е годы при смене атомной эпохи на телекоммуникационную, по теории Кондратьева, случится в 2038–2040 годах. Ему будет предшествовать взлет цен на газ, который станет доминирующим энергоносителем к середине века. Газ после 2040 года сменит термоядерный синтез. Пока же нас мучают «неэпохальные» кризисы.

Кризис, как землетрясение, проходит двумя-тремя волнами. Вторая волна еще не дошла до дна. Дна мы достигнем к 2014 году. Потом начнется оживление. А через пару лет, в 2016–2017 годах, третья волна кризиса будет малозаметной, но опасной всплеском инфляции. Много денег закачано в банковскую и финансовую системы, а не в производство. Поэтому за инфляцией начнется стагфляция — падение экономики при росте инфляции. Лишь после этого авангардные страны, те, что нащупают модель шестого техноуклада, вздохнут с облегчением — в 2017–2018 годах. Начнется подъем. По теории Кондратьева, он будет длиться до 2040 года.

Вы прогнозируете замедление темпов экономического роста до 1,5–3% и «фундаментальное ограничение потребления». Разве можно смоделировать развитие мира так, чтобы отучить человека от потребления?

От потребления — нет. От сверхпотребления, если хотим выжить, придется. Ведь не только «золотой миллиард» ест планету. Индия и Китай, где средний класс легко отставил в сторону ценности конфуцианства и буддизма, создают опасный прецедент. За ними подтягиваются Россия и Бразилия. Именно они создают разрушающий спрос на предметы роскоши. Я полагаю, что в борьбе с сверхпотреблением человечеству придется пережить свой Перл-Харбор.
Недавно в русском переводе вышла книга немецкого ученого Эрнста фон Вайцзеккера «Фактор 5». В ней он четко доказывает: если БРИКС будут потреблять так же, как США, потребуется пять таких планет, как Земля, чтобы жить.

Не значит ли это, что ученые, моделируя развитие техноукладов, выступают не только прогнозистами, но и провокаторами? Так было с изобретателем водородной бомбы академиком Сахаровым, который, ужаснувшись своему изобретению, стал великим русским демократом. Есть ирония судьбы в том, что вы прогнозируете шестой техноуклад как позитив, а мир захлебнется от этого уклада сверхпотреблением.

Увы, пока мир идет в этом направлении. А как было с освобождением атома? Шла война, и была цель — создать самое мощное оружие в истории человечества. И только когда такие авторитеты, как академики Сахаров, Моисеев, американец Карл Саган, доказали, что даже региональная атомная война покроет мир пеплом, мир задумался. Теперь пришло время задуматься над тем, что сверхпотребление может уничтожить человечество давлением на биосферу. И атомная бомба не нужна. Происходит даже не уничтожение, а как бы естественное изгнание людей с Земли. Ее самоочищение.

Куда идет Россия

России еще предстоит определиться с системой устойчивого развития. Китай производит продукт, Индия — сервис. А Россия?

Модель развития России вытекает из анализа развития кластера БРИКС. Китай стал фабрикой мира, он будет закреплять эту позицию. Индия выбрала нишу информационного офиса, поскольку видит, что выиграть у Китая индустриализацию невозможно. Ниша России — высокотехнологичная, наукоемкая экономика. Здесь у нее нет конкурентов среди развивающихся авангардных экономик. Кстати, это не только наше мнение. В прогнозе до 2050 года, который сделали Goldman Sachs в работе «Путь к 2050 году», они моделировали и Россию. И объективно показали, что к этому времени она будет одной из крупных держав мира за счет создания и экспорта высокотехнологичной продукции, содержащей огромную добавленную стоимость. Другое дело, что пока эти технологии двигает оборонка, кластера гражданских высоких технологий нет. Но и в мировом ВВП наукоемкая продукция составляет всего 10%. Вот они, перспективы роста.

Способны ли элиты России, настроенные, как правило, эгоистично и коррумпированно, ответить на этот вызов эпохи — найти свою нишу в структуре шестого техноуклада?

Наши прогнозы показывают, что да, если средства вкладывать не в частный бизнес — он делает ставку на «быстрые деньги», а в государственный. Даже США и Япония наукоемкую продукцию продвигают сначала через госсектор и военные ведомства. Хотя и через частный бизнес тоже. Но наш, увы, сидит на национальном проклятье — природных ресурсах, дающих сверхприбыли.

По нашим расчетам, реально за модернизацию Россия возьмется лишь в 20-е годы. Сейчас все хотят 4–5%-ных темпов роста, а их нет. И не будет без инноваций. Без них примерно в 2016–2018 годах Россия переживет стагнацию, когда мир будет подниматься, а мы нет. И если прорвется — а это предмет не моделирования, а политической воли, — Россия пойдет стремительно. Ее потенциал — потенциал магистрали. Она как локомотив для географических соседей.

Но ведь неспроста те, кто меня свергал, молчат, что кровопролитие случилось после моего отъезда. Я решил, что пусть лучше я буду беглецом, но на моих руках не будет крови моего народа.

Почему Белоруссия и Казахстан поднимаются успешнее России? Их тянет российская магистраль. Минск получает нефтепродукты по льготным и заниженным ценам, а продукцию сбывает в Россию. Астана не нуждается в нефти, но она льготно использует всю инфраструктуру России — систему железных дорог и портов: у Казахстана нет кораблей. Стоит России перевести их на мировые цены, как Украину, они, как Украина, пойдут вниз.

Мы, кстати, просчитали Украину. Если Киев будет стоять, как былинный богатырь, на распутье и рассуждать вне Евросоюза, вне Таможенного или создаваемого Евразийского союза, то Украина будет падать и станет депрессионной. Как тут не вспомнить, царство ему небесное, Виктора Степановича Черномырдина. Его как-то спросили: «Украину примут в Европейский союз?» — «Примут, — неподражаемо пообещал он. — Только после Турции». — «А Турцию когда?» — «А Турцию никогда».

Украина еще не понимает, что стремится пополнить балласт ЕС, который тот сбрасывает. Есть критический размер конкурентного рынка — 300 миллионов человек. Его ЕС создал объединением. И он конкурирует с США, где за 360 миллионов человек. Но, как выясняется, ЕС не резиновый. А России, где всего 140 миллионов человек против почти 400 миллионов в СССР, как локомотиву СНГ нужна Украина, как Германии, локомотиву ЕС, — Франция. Москва и Киев внутри СНГ способны создать рабочий тандем, как его создали Берлин и Париж в ЕС. Украина — мощная экономика, которая спит. Если она вступит в ТС, она пойдет на подъем. Ее вытащит Россия. Но, полагаю, лишь после 2020 года, когда Москва переживет стагнацию, а Киев — глубину падения, со дна которого народ принудит элиты что-то менять.

Куда идет Евразия

Когда вы строите образ будущего регионов, вы утверждаете, что «нет ныне выше цели, чем евразийское единение». Почему в сознании обывателя это звучит как «Назад в СССР!»?

Категорически не согласен. Интеграции внутри СНГ не хотят не народы, а национальные элиты. Мне один из лидеров как-то признался: «Знаешь, что больше всего радует? Нет контроля Москвы. Раньше с замиранием сердца ждал звонка из ЦК». Вот оно — торжество совкового суверенитета: лучше быть маленьким «самом», чем большим замом.

Национальные элиты освободились и эксплуатируют народы бесконтрольно, пугая его потерей независимости. Даже президент Белоруссии ведет политику, что, мол, мой суверенитет незыблем, а в экономическом отношении — «Давай, Россия, давай-давай!». Или Казахстан в рамках Евразийского союза выступает против общего парламента, а его аналог — Европарламент приветствует. Это все насаждается элитами. Народы на уровне генетической памяти помнят, что жили лучше, когда были вместе.

Россия и СНГ проспали шанс создать подобие Евро­союза вместо СССР?

Ни в коем случае. Он зреет. Евразийская цивилизация моделируема. Для ее расцвета нужны три вещи: притягательная сила лидера — исторически это Россия; экономическая заинтересованность — для этого Россия должна модернизировать свою экономику; и общая идея. Это евразийская идея Льва Гумилева: «будущее России в объединении евразийских народов». Разумеется, не по типу СССР, а по типу Евросоюза.

Я дружил с академиком Лихачевым. Он еще жестче формулировал природу евразийства: «объединиться,
чтобы не исчезнуть». И это момент истины. Динамика мирового развития такова, что будущее за глобальными региональными игроками — объединениями. Такова воля экономики. Европа первая поняла выгоды ЕС и конкурирует с США и Японией.

Насколько жизнеспособна идея главы Госнаркоконтроля РФ Виктора Иванова по созданию в России госкорпорации «Средняя Азия», способной создавать рабочие места в СНГ, чтобы сократить приток мигрантов в Россию?

Это логика модернизации. Если ниша России в глобальной экономике — наукоемкая продукция, то ей надо искать фабрики. Кстати, Китай постепенно утрачивает преимущество фабрики мира. Его преимущество — дешевая рабочая сила — дорожает. Пекин, понимая это, осваивает высокотехнологичное производство. В России эту проблему может решить план Иванова. То есть Россия освобождается от трудоемких предприятий, которые нужны Таджикистану, Киргизстану, Узбекистану.

Но тут две проблемы: в России госкорпорации неэффективны, а в Азии национальным элитам не нужны массовые рабочие места. Их все устраивает. В Киргизстане 30% бюджета дают трудовые мигранты, в Таджикистане — 50%, Узбекистан и вовсе занимает первое место в России по числу трудовых мигрантов, а социальной нагрузки — жилье, медицинское обслуживание, пенсии — у национальных элит ноль. Проект Иванова заставит их работать — создавать рабочие места и решать социальные проблемы. Зачем, если частично их удалось переложить на Россию и мигрантов?

Как с научными прогнозами стыкуются намеки политиков на то, что в 2014 году после вывода войск НАТО из Афганистана его ждет раскол по этническому признаку, а соседей — шквал «цветных революций» в сопровождении обвального роста наркотрафика?

Еще в 1999–2000 годах, будучи президентом, я столкнулся с нашествием банд. Это обученные бойцы и страшная сила. Противостоять ей в одиночку нереально. Вот еще зачем нужен Евразийский союз — как противовес моделируемой США идее «Большого Ближнего Востока» и «Большой Центральной Азии».

Мы тоже смоделировали этапы кризисов на Ближнем Востоке и в Средней Азии. Эти события растянутся почти на два десятилетия. Они идут параллельно длинной волне Кондратьева в авангардных странах — США, Германии, Японии, где ритмично внедряются технологии шестого поколения. А в странах «Большого Ближнего Востока» усиливаются рукотворный откат от демократии и авторитарные тенденции, сеется хаос и расчленение государств. Но хаос как способ управления может не поддаться управлению, может произойти, как и в случае с давлением на биосферу Земли, бифуркация. Например, новый халифат возникнуть.

Его проект может реализоваться в «Большой Центральной Азии» с сердцем в Афганистане. Его главная цель — ограничить экономическую экспансию Китая, закрыть дорогу Китаю к нефте- и газоносным странам Залива. Потом ослабить Китай через Синьцзян и уйгуров. Средства те же — «цветные революции», исламские боевики. Мы дали этот прогноз пять лет назад…

Как полагаете, почему в Средней Азии первым изгнанником «цветной революции» стали именно вы — по версии президента США Буша, «создатель островка демократии в Азии»?

Сергей Андреев/ИТАР-ТАСС

Меня не народ изгонял. Тогда, в 2005-м, страна была на подъеме. Вы правы, у нее был хороший имидж. «Цветная революция» была организована американцами. Они даже от меня этого не скрывали. Когда я понял, что они готовят мое свержение, попросил посла: «Послушайте, неужели вам не хочется продемонстрировать в Центральной Азии прецедент мирной передачи власти? Через выборы. Я же официально заявил, что больше избираться не буду». Но послу не давали покоя лавры его коллеги в Грузии, которого повысили после свержения Шеварднадзе.

Еще США имели на меня зуб. Они считали, что их база в Манасе будет столько, сколько они захотят, а мы просили на оговоренный срок — год — для борьбы с международным терроризмом в Афганистане. Когда я понял, что США просто так не уйдут из Манаса, я предложил России открыть военную базу в Канте. Посол США со мной год не разговаривал. Через год США обращаются с просьбой разрешить посадить рядом с российской базой в Канте АВАКС. Я сразу сказал: «Нет». Они начали угрожать. Так я стал «диктатором».

Но ведь неспроста те, кто меня свергал, молчат, что кровопролитие случилось после моего отъезда. Я решил, что пусть лучше я буду беглецом, но на моих руках не будет крови моего народа. До сих пор виню себя за то, что конституционной передачи власти не получилось. Случился тот «рассвет демократии», который на самом деле, как считают его творцы, и есть управляемый хаос.

Экспорт «арабской весны» в Среднюю Азию возможен?

Когда я вижу, как сегодня некоторые лидеры Азии заигрывают с США, я им говорю: «Бойтесь американцев, дары приносящих». Их принцип — «использовал — выбросил». На все времена. Вспомните, каким другом США был президент Египта Мубарак. Президент Обама свой первый визит нанес в Каир. И где Мубарак? А пакистанский лидер Мушарраф? Те в Азии, кто уповает на поддержку США, пребывают в иллюзиях. Я вовсе не против США, но логика евразийства — не допустить хаоса и разрушения государственности стран Средней Азии — это переход к многополярным альянсам и отношениям с разными региональными объединениями.

И куда идет Евразия?

Туда же, куда и мир. От капиталистической глобализации к глобализации с человеческим лицом, но с трудом — через кризисы, революции и войны. Первым эту мысль сформулировал Доминик Стросс-Кан, бывший директор-распорядитель МВФ. Он первым заговорил о том, что пока глобализация работает только в пользу «золотого миллиарда», устойчивого развития мира в ХХI веке не будет. Он первым заявил, что мировой валютой должен быть не доллар, а валюта, которая бы учитывала йену, юань, рубль и так далее. За что и поплатился. Промолчал бы — стал бы президентом Франции. Но он грамотно сформулировал вектор развития шестого техноуклада: «Мир должен идти к социалистической глобализации».

Есть шанс, что в рамках G20 может быть принята новая модель мировой финансовой системы. Иначе из кризиса мирным путем не выйти. А G20 — это предтеча мирового правительства ХХI века. Только оно способно реализовать запрос на умеренность в потреблении ресурсов Земли. Вот куда идет мир, чтобы им остаться. Для Евразии тут важно реализоваться как региональному союзу, чтобы не затеряться в глобальном мире.