ИГОРЬ ПОТОЦКИЙ
ГОЛЫХ КОРОЛЕЙ БОЛЬШЕ НЕ БЫВАЕТ
В этом году Анселу Адамсу исполнилось бы 100 лет. По этому поводу, в качестве юбилейного славословия в адрес великого человека, можно признать его Архимедом от фотографии - все-таки его концепция среднесерого как точки отсчета, от которой нужно отталкиваться при определении экспозиции, перевернула фотографический мир. Шутка.
Но он действительно это сделал — он перевернул фотографическую технику. И в итоге безотносительно к тому, чего хотел Адаме, перевернулось и содержание фотографии. Только с содержанием все получилось, как у другого великого человека - Лао Шэ, который 70 лет назад уже интересовался, почему это так получается, что всякая великая идея, попадая на нашу почву, немедленно превращается в свою противоположность. Почему прогресс в технике привел к тому, что вместо точки отсчета среднесерое стало доминантой содержания современной фотографии? Почему в начале XXI века фотография тонет в таком же декадансе, каким отличалось и начало ХХ-го?
Там более или менее понятно: технологический прорыв начала века, особенно в сфере коммуникаций, с развитием железных дорог, телеграфной связи и особенно телефонии, плюс чудовищные социальные потрясения, вызванные Первой мировой войной и русской революцией - это было началом индустриальной эпохи с созданием системы массового однотипного потребления. Там можно понять, почему мозги художественной элиты разломились надвое: кто-то должен был испугаться и впасть в абстрактный абсурд. А кто-то должен был впасть в восторг от вонючих промышленных испарений, больших железных колес и сотен тысяч пар одинаковой обуви, одинаковых машин, домов и так далее. Это же, в конце концов, материальные символы равенства, основа парламентских демократий, общества равных возможностей - слишком много новой реальности, чтобы ее интерпретировать, слишком велика динамика перемен, чтобы рефлексировать. Слишком много всего и сразу, чтобы получить спрос на что-нибудь, кроме репортажной фотографии и конструктивизма. А появление «узкой» Лейки, видимо, окончательно расставило все по местам.
Теперь можно, конечно, говорить о том, что фотография пережила период фантастического ренессанса, что Картье-Брессон, Брассаи, Кертеш, Родченко, Брандт и так далее создали новую стилистику фотографии. Это все так, но они пришли туда, где до них никого не было. Они открыли тему, ставшую доступной во многом потому, что маленькая железная коробочка с пленкой внутри дала возможность думать о фотографии иначе. Но они же свое открытие и выжали досуха. Они сделали в этой новой стилистике все, или почти все, что можно было сделать. К концу 70-х один из последних в ряду великих - Ральф Гибсон - уже превратил реальность в сырье для своих метафизических исканий, а другой их них — Борис Михайлов — вытащил на свет Божий такую изнанку реальности, что тошнит до сих пор. Но они замкнули на себе этот круг осмысления действительности в фотографии. К концу ХХ-го века в ней не осталось новых мыслей.
Да, есть прекрасная пейзажная фотография, есть великолепные репортажные фотографы, есть удивительные съемки природы, есть просто фантастика рекламных снимков. Но это нисколько не меняет дела - идеи закончились. Все, что не ограничено рамками специального жанра, снова разваливается на две части: либо стилистические изыски в стиле ретро, с тщательным изучением техники столетней давности, с искусно вляпанными в них искусственными пятнами, изображающими возраст, либо чудовищная в своей настырности бездарность, обладающая только одним, но абсолютным достоинством: она сама по себе символ того, что равенство возможностей добралось и до искусства. В общем, ничего нового - примерно та же история, что и век назад. В том числе, насколько я понимаю, это относится и к моему брюзжанию по этому поводу.
В мире ничего не изменилось настолько, чтобы объяснить эту повальную растерянность и пустоту. Может быть, в этом и проблема: за последние 20-30 лет в мире ничего не изменилось настолько, чтобы заставить думать о нем иначе. Он не стал ни умнее, ни опаснее. Он стал богаче. И это заставляет его маяться тем, как удовлетворенную посредственность превратить в философский принцип. А что же еще остается, если идеал европейца - спокойная госслужба, а риск и амбиции больше не в моде? Нужны ужастики в кино, чтобы пощекотать нервы, нужен Араки, чтобы мокрый волос на языке или снятая «мыльницей» проститутка обеспечили этому благообразию достаточную долю интеллектуальной раскрепощенности. Но именно «мыльницей», и так, чтобы в углу кадра отпечаталась дата. Это абсолютно принципиально, потому что и любая экстремальность тоже должна выглядеть доступной. Это же основа современной эстетики — вот эта мыльница с волосами на языке, и ничего более сложного.
Почему Ньютон популярнее Линдберга? Потому что немец помоложе в видоискателе разглядывает личность модели, а немец постарше видит там секс? Да. Из его негативов выскакивает такое обещание невозможного секса, что публике не нужны мозги, чтобы это понимать. Он это знает, он делает это сознательно и делает так, как никто другой. И он гениально точен в понимании современной эстетики и спроса: эмоции должны быть максимально простыми, потому что упражнять нервы можно, а мозги - нет. Это абсолютно нормально. Создание и поддержание системы жизненных стандартов -это настолько сложное занятие, что любому обществу, которое строит себя таким образом, просто противопоказана массовая интеллектуальность. Для современных «развитых демократий» это точно такая же проблема, как и для покойного Советского Союза. Дело не в идеологии, дело в стандартах потребления. Когда они не ниже амбиций, все в порядке. Чем мы отличаемся от остального мира? По сути, больше ничем. 10 лет назад нужна была идеология, чтобы снижать амбиции до уровня, на котором государство могло или готово было их удовлетворять. Теперь стандарты потребления отпустили на волю, и при заниженных амбициях наступило равновесие. Что случилось с интеллектуальными кумирами 20-летней давности? Ничего, они воюют с умершим врагом. Становятся патриотами-славянофилами, национал-большевиками, маргиналами. Они больше не нужны никому точно в такой же мере, в какой и им никто не нужен.
Наступило равенство. Эрзац-равенство - Макдоналдс по воскресеньям. На самом деле понятно, что в стране, где доходы населения ниже 300 долларов в месяц, а 200 долларов в месяц - это билет в средний класс, ничего другого быть и не может. Но уже, наконец, стать или хотя бы почувствовать себя частью Европы хочется до такой степени, что в головах огромного количества людей эта иллюзия доступности европейского образа жизни становится реальностью. А почему нет? В конце концов, у нас тоже есть McDonald's, Tati, мобильные телефоны и гастарбайтеры. А когда чужие средние стандарты потребления становятся национальной идеей, всегда происходит одно и то же: добираясь до вершины пирамиды ценностей, среднесерое становится агрессивным. Ему нужна политика, которая защитит его иллюзии, ему нужна эстетика, которая обесценит все, что недоступно. Ему нужны кумиры, невзрачность которых сделает среднесерое не стыдным.
А то, что происходит с фотографией - это всего лишь одно из проявлений общей тенденции. В начале XXI-го века мир опять полон восторгов по поводу невероятных технических успехов, и опять прежде всего в сфере коммуникаций. Только теперь, если говорить о фотографии, это Интернет, компьютерная обработка и, естественно, цифровые камеры. И выросшие на этой почве иллюзии по поводу того, что все просто и доступно, как никогда. Эстетика, способная обслуживать массовое промышленное производство «цифры», давно готова. И она будет толкать к тому, чтобы, попадая на выставку, зритель говорил себе: я тоже так могу. Надо только купить какую-нибудь камеру, в которой уже точно отмерена нужная доза среднесерого, и вперед. После Клинского, Тату и Мураками вы можете снимать что угодно. Позаботьтесь только о том, чтобы это было модно. И не стесняйтесь. Все равно никто не решится сказать, что он не понимает или не ценит современной эстетики.
Голых королей больше не бывает.
© 2003 Игорь Потоцкий
