Чем-то мне нравится этот человек, посему и запостил здесь его интервъю.

ДЕЛЬФИН — молодец! Взял и нырнул куда-то на всю зиму, промотав за ненадобностью всю мрачность и депрессивность, присущие периоду. Сейчас вот выпрыгнул — приехал из Индии, бодрый, позитивный, с въевшимся аж во внутренние слои кожи загаром.
— После трех месяцев в Индии вся эта здешняя жизнь кажется очень ведь неправильной — я знаю не понаслышке!

— Когда я в прошлом году приехал после зимовки — боролся с непреодолимым желанием срочно вернуться обратно. И думал, что все здесь — очень тяжело и не нужно, и необходимо совсем по-другому все делать. Но когда мы начали репетировать, я понял, что и без этого тоже не могу, и было бы круто совмещать одно с другим. Но если находишься там — надо делать музыку для тех, кто там. А если живешь здесь — для здешних людей.
— Ты в Индии пытался музыку делать?
— Ну, немножко пытался, потом забил на это. Хотя два чемодана аппаратуры привезли туда. Я не преследовал конкретной цели: записать в Гоа пластинку. Хотелось просто понять, как это может происходить. Там что-то можно придумывать, темы, идеи, но до ума это все не доведешь — там совершенно не хочется деталями заниматься.
— Где в Индии жил?
— В деревне, на Морджоме (такой дикий пляж. — К.Д.). Там уже яблоку негде упасть, сплошная русская колония. Чтобы почувствовать нетронутую благодать, надо из Гоа в северный штат перебираться на пароме...
— Ну а что там, рэйвы-то все проходят? Их же еще в прошлом году запрещало правительство!
— Знаешь, я даже не интересовался. По слухам — бывают, но я сам не ходил.
— А что же ты целую зиму в Гоа делал?
— Да я сам не понимаю, чего там делал... Ходил-бродил, что-то снимал на камеру, иногда целыми неделями дома сидел — читал книжки...
— Сейчас в Индии сезон дождей — все продвинутые поехали в горы, на север, в Гималаи...
— В горы было бы круто съездить. Но скорее нет, чем да. Нас долго не было, и много всего накопилось.
— Ты не можешь себе позволить свободно попутешествовать?
— В общем, могу. Но если мы начнем сейчас новую пластинку записывать — уже невозможно будет остановить процесс, чтобы не потеряться, не выпасть из него... С недели на неделю хотим к этому приступить.
— Уже видишь ее?
— У меня есть некоторые идеи, но я их пока не проверял. Вот сейчас все технически подготовим и поймем, за что лучше зацепиться. Но это не будет продолжение “Звезды”. Пока сам не очень представляю, что будет.
— Контракт с огромным лейблом, с “Universal”, накладывает какие-то обязательства? Подталкивание к конъюнктурному звучанию?
— Когда мы записывали “Звезду” — не поднималось таких тем.
— Тем не менее “Звезда” более всего из твоих пластинок обыграна по правилам шоу-бизнеса. Три песни плотно отыграли радиостанции, два клипа — телевизор. Обложки, детские журналы, промо... У самого-то какое от эдакого послевкусие?
— Я надеюсь, что возможности рекорд-лейбла помогут мне поработать с какими-то людьми за границей. От мысли перевести “Звезду” на английский мы отказались — это зря потраченное время. Но поработать с продюсерами в Америке хочу. Хотя не уверен, что это принесет результаты. Я не рассчитываю получить от западного опыта художественную составляющую, но мне нужна свежая информация о звуке, о том, как все делать правильно. Или удостовериться в том, что это мы делаем все правильнее, чем они.
— Из-за твоего демарша на церемонии MTV тебя внесли в стоп-лист, отказались эфирить клип “Романс” (ты его, кстати, сам, кажется, снял)?
— Ну, в общем, да. (На церемонии Андрей не стал петь под фанеру, а, выйдя на сцену, раздосадованно потоптался, демонстративно отодвинувшись на пару метров от микрофона; некоторыми это было воспринято как альтернативное “фи” засилью фанерной попсы. — К.Д.) У меня не оставалось выбора. Мы предлагали режиссерам несколько решений концертного номера. Например, сыграть “Романс” под рояль и с полуобнаженной скрипачкой. Но они не захотели заморачиваться. И мне пришлось просто стоять под фанеру.
— Но можно же было вообще не выходить, раз такая сложилась мутность?
— Выпускающая компания очень просила, чтобы я вышел и обязательно сказал в ее адрес слова благодарности. Круто было бы не выходить вообще, но меня как-то заклинило, и я в тот момент об этом не подумал.
— И часто ты идешь на компромиссы?
— Постоянно.
— Но у тебя же имидж “последнего из могикан”, парня, способного на независимое существование в рамочном, заформатированном пространстве. Хочется думать, что ты бескомпромиссен и непрогибаем. А на самом деле?
— Моя главная цель: чтоб то, что я делаю, во что я вкладываю себя самого, было бы услышано как можно большим количеством людей. Возможно, их это поменяет в той или иной степени. Или они задумаются о каких-то неожиданных вещах. И на пути к этой цели, думаю, возможны компромиссы, которые в конечном итоге будут играть на руку. Мне самому. Хотя, конечно, есть генеральная линия и какие-то вещи, которые никогда бы не сделал.
— И что же это?
— Не идти на компромисс с собой в том, что я делаю. Чтобы сам продукт был максимально честным. А как уже его донести до слушателя — здесь можно лавировать и играть по каким-то установленным правилам. Главное, чтоб я, прослушивая сделанную песню, сам не ерзал: да, тут уступил себе...
— У тебя нет ни одной песни, которая бы “резала”?
— Пожалуй, нет. Под любой готов подписаться. Вообще, когда пластинка выходит — первые полчаса чувствуешь себя абсолютно счастливым. А потом понимаешь, что все это безнадежно устарело, и хочется переделать уже все по-другому.
— Но ты сейчас очень бодр!
— Это после Индии еще заряд энергии не прошел.
— А усталость когда наваливается? Вот тебе 33 года, большую часть жизни занимаешься одним и тем же. Не бывает желания поменять фабулу?
— Меня это желание преследует постоянно. Особенно когда надо записывать новую пластинку и ты не знаешь, что же в ней может быть.
— Страшно, что ли? Что иссякнет этот источник, из которого все берется?
— Я думаю не про источник. А про то, что если что-то не получается — значит, чего-то нет во мне, что-то со мной неправильное происходит. Я не получаю нужную информацию, которая могла бы повлиять на мои действия. Или в моем окружении не хватает каких-то людей. Или обмен энергией с людьми, что меня окружают, уже истощился.
— И ты меняешь этот круг людей? Некоторые ведь сознательно идут на какие-то болезненные потери, на разрушение чувств, чтобы воспользоваться эмоциями, связанными с этим.
— Последний раз реально сильную личность (не важно, со знаком плюс или минус) я встретил, когда мы записывали “Звезду”. Это Саша Петрунин — мой реальный оппонент, противовес. Он был и саундпродюсером, и делал все связанное с компьютером. Вот трек “Весна”, допустим, он полностью написал.
— Написал музыку?
— Да. Я ведь не музыкант. Ну, могу что-то наиграть на гитаре... А Саша мог реально с музыкой работать. Мы находились на одной волне, но постоянно спорили друг с другом, и в этих спорах рождалась истина. Людей подобного уровня я больше за последний свой кусок жизни не встречал. А прочие люди, что появляются на моем пути...
Достаточно двух-трех встреч, чтобы та энергия, с которой они приходят, оказалась во мне. И дальше мне уже с ними становится неинтересно. Возможно, это с возрастом появились какие-то камушки, которые людям сложно из меня выбивать. Меньше открытости. К чужому мнению. Хотя я его слушаю и анализирую.
— А у тебя, кстати, ведь довольно прочная личная ситуация. Семья. Не требуется в этом смысле какого-то дополнительного обмена энергией на стороне?
— Вот сейчас я живу один (жена и дочка остались пока в Индии), делаю попытки сочинять и понимаю — мне чего-то не хватает. Моей семьи. Когда они рядом — они ведь постоянно мне мешают: ну, в одной квартире люди, кто-то шумит, кто-то телевизор громко включает. Десять раз выйдешь, скажешь им — сделайте потише. Но все равно, когда они есть, все складывается. А без них... Какое-то отсутствие важного. Музы...
— В тебе всякие отцовские заморочки сильно проявляются? Дочери твоей, кажется, 7 лет почти.
— Мне как-то очень приятно с ней все время общаться. Хотя, может, я что-то ей и недодаю. Может, больше надо чего-то делать.
— А она соприкасается с твоей музыкой?
— Так, напрямую — нет. Она никогда не была на моих концертах. У нее никогда не было интереса к этому. Мне кажется, она вот совсем недавно и осознала, чем я занимаюсь. Что папа песни поет.
— Ну для дочери ты еще не пел, а вот для бухающих олигархов на их хэппенингах? Или ты все же альтернативен для заказников?
— Один раз выступали на нереальной вечеринке. Там пять человек буквально спали на столах, их девушки общались друг с другом, и только одна сидела и слушала концерт. Пару лет назад это было, в гостинице “Университетская”, на дне рождения какого-то авторитета. Я, кстати, выступал там после Любы Успенской. Вот такой случайный заработок. А в основном — играем большие корпоративы. Сигаретные компании там устраивают вечеринки для своих сотрудников, и все такое.
— Брезгливости на сей счет не возникает?
— Нет. Во-первых, за это платят деньги. Во-вторых, я там на сцене делаю все точно так же, как и всегда. Без скидок на то, что там сидит всего одна девушка. Мне важно оставаться довольным самим собой.
— Перед отъездом в Индию у тебя ведь случился какой-то стресс, физический срыв? Увезли с открывшейся язвой?
— Ужасный был случай. Я сам как-то так себя накрутил, что мне показалось: вот-вот откроется язва.
Реально затрясло, весь белый стал — отменили концерт. На следующий день сделали обследование — все в порядке. Врачи говорят: это вам надо голову лечить. У меня уже были две язвы. И тут навалился какой-то ужас, что она вот-вот открывается снова — и появились даже симптомы. Классический случай панической атаки.
— Как-то частенько случаются у музыкантов эти атаки паники... А вот уходы в параллельные реальности?
— В мрачные кинофильмы типа “Даже не думай”?
— Некоторая смена жанра иногда приводит к пользе, а иногда к вреду.
— Ну, опыт таких кинофильмов — по большей части потерянное время. Зато знаем теперь, как не надо делать. Мне самому нравится процесс видеосъемки. Что-то на домашнем компьютере даже делаю. Вот какое-то время пытаемся найти сценарий видео, какую-то идею, которая сплотила бы вокруг себя. Пока же всех идей хватает на две минуты.
— “Весна” — удачный, по-твоему, ролик?
— Более чем. Это как раз тот случай, который я больше всего люблю. Когда все получилось само собой: удачно совпали эти кадры (ностальгическая документалистика, Олимпиада-80, черно-белая хроника составляют этот клип), хотя мы брали их совсем для других целей.
— Ты любишь, чтоб все происходило само собой?
— Я люблю спонтанность, и чтобы все при этом чудесным образом складывалось именно так, как ты этого хочешь.
— Хм. И часто так бывает?
— Бывает иногда. Это называется гармония. Это неожиданные подарки откуда-то.
— И самый большой подарок для тебя?
— Такое бывает с текстами. Когда ты написал что-то. А утром прочитал и думаешь: вот это да, интересно. Как будто не сам это написал. А вот — получил в подарок.