заснул как убитый.

Однако нельзя уйти от ответственности, служа в королевском флоте. Я

согрешил или они решили, что я согрешил, и поэтому военный трибунал

явился естественным следствием. В тот же день, когда Форель

пришвартовалась к стенке в Саймонстауне, между Саймонстауном и Лондоном

последовал обмен радиограммами, и я был отстранен от командования лодкой.

Командующий заподозрил, будто что то странное произошло с Форелью и ее

командиром.

Элтон не делал ничего, чтобы рассеять это мнение, утвердившееся у

членов трибунала.

Когда именно у вас возникли сомнения в отношении гм. умственного

состояния капитан лейтенанта Пэйса? послышался вкрадчивый голос

офицера обвинителя.

В ту ночь, когда мы услышали, как кит. Элтон в нерешительности

умолк.

Адмирал вопросительно взглянул на него.

Что же вы услышали?! в нетерпении выпалил он.

Я не могу этого сказать в присутствии дамы, сэр, промямлил Элтон,

зардевшись и кивнув в сторону стенографистки в форме женской

вспомогательной службы военно морского флота.

Не понимаю, фыркнул адмирал. Говорите все, что вы хотите

сказать, черт возьми, в присутствии кого угодно!

Слушаюсь, сэр. В ту ночь в гидрофоны мы услышали, как кит. как у

кита урчало в животе.

Легкая дрожь руки стенографистки явилась единственным доказательством

Ну уж это совсем против правил! воскликнул адмирал, председатель

трибунала.

Его личико херувима, которое мне приходилось видеть озорным, как у

школьника, когда в Адмиралтействе он готовил коктейль, чтобы втайне выпить

перед обедом, было сейчас суровым.

Четыре офицера и адмирал посередине образовывали просцениум на фоне

великолепных Капских гор, возвышавшихся позади Саймонстауна. Сквозь

высокие узкие окна я видел белый кипень лилий, похожий на прибрежный

прибой, которому Дрейк воздал бессмертную дань, проплывая мимо четыре

столетия тому назад. Элтон стоял на импровизированном свидетельском месте,

сохраняя достоинство, но при этом глупо ухмыляясь, оттого, что находился в

центре внимания. Я со своим защитником лейтенантом Гэндером сидел лицом к

четырем офицерам и адмиралу, командующему флотом Южной Атлантики. Элтон с

удовольствием рассказывал им о том, как яростно набросился я на него,

когда Форель шла на потопление АПЛI.

Военный трибунал был, конечно, неизбежен. Это так же верно, как то,

что буруны острова Двух кривых дюн поглотили сожженные останки АПЛI. Я вел

поврежденную Форель мимо невидимых опасностей в открытое море. До

сегодняшнего дня я не могу отчетливо восстановить в памяти ту ночь.

Слишком велика была реакция на страшный конец АПЛI и на мой расстрел

обезумевших от страха немцев.

Когда сулящие смерть буруны и песчаные отмели остались позади, я,

едва волоча ноги, добрался до рубочного люка и дал Джону курс на

Саймонстаун.

Полный вперед! равнодушно приказал я, повалился на свою койку и

события. Первым моим побуждением было отдать приказ о торпедном залпе, но

в эту минуту пламя подошло вплотную к АПЛI. Языки взвились над мостиком

вражеской лодки, и я увидел, как побежали с нее люди. Но огонь быстро

приближался и к Форели .

Обе машины полный назад! крикнул я в переговорную трубку.

Грозное пламя мчалось через гавань. Нам нужно было во что бы то ни

стало вернуться в канал, тогда между огнем и Форелью окажется песчаная

отмель. Казалось, прошла вечность, прежде чем нам удалось это сделать.

Отсюда я уже не видел АПЛI, но мне было ясно, что немцам пришел конец.

Я уничтожил АПЛI!

Огонь добрался до входа в канал и начал затухать. По мелководью, дико

размахивая руками, к нам бежали двое преследуемых пламенем немцев.

Обе машины малый вперед! приказал я.

Один из немцев с ужасом оглянулся на настигавшее его пламя и,

заметив, что я наклонился к переговорной трубе, упал на колени, в отчаянии

протянул ко мне руки и на ломаном английском языке пронзительно закричал:

Ради бога, господин капитан!

Нет! подумал я. Только трое знали об АПЛI, и только я один буду

знать о ее гибели!

Я повернул эрликон на консоли и выстрелил в немца.







ТРИБУНАЛ

обтекаемой боевой рубке.

Все аппараты готовы? спросил я.

Все аппараты готовы, сэр. Торпеды установлены для поражения на

глубине четыре и шесть футов.

АПЛI была в моей власти. Мне не требовались бесчисленные данные,

обычно необходимые при атаке, оставалось только направить Форель на

АПЛI и произвести торпедный залп. Теперь опасность состояла в том, что при

поражении противника на такой малой дистанции могла пострадать и сама

Форель . Но риск есть риск.

Внимание! Приготовиться! Цель прямо по носу!

Форель стала в позицию носом к противнику. К моему величайшему

изумлению, я обнаружил, что группа матросов АПЛI выполняет при слабом

свете фонаря какую то работу на корпусе лодки, а двое стоят недалеко от

нее, на песчаной отмели.

Именно в это мгновение Форель сильно качнулась. Я так и не понял,

что произошло, то ли мы попали в одно из многочисленных в этом месте

поперечных течений, то ли внезапно изменилась плотность воды, но факт

остается фактом: Форель вдруг сильно накренилась. Пытаясь удержаться на

ногах и невольно взмахнув руками, чтобы уцепится за что нибудь, я нажал на

спуск ракетницы и выпустил опознавательную ракету Форели . Она ярко

осветила гавань, на мгновение затмив даже свет луны. Немцы уставились

сначала на ракету, потом в растерянности и ужасе на силуэт Форели .

Продолжая ослепительно гореть, ракета начала снижаться, упала в воду,

и вода в гавани мгновенно вспыхнула. Я стоял ошеломленный.

.Даже теперь я не могу сказать, сколько времени заняли последующие

берега.

.Я не сводил глаз с юго запада там, во внутренней гавани, должна

стоять сейчас АПЛI. Нам оставалось идти мили полторы, а потом.

Боевая тревогам скомандовал я. Приготовить все торпедные

аппараты. Установить торпеды на четыре и шесть футов. Орудийной прислуге

быть в готовности. Открывать огонь по моему приказу.

Есть, сэр! донесся до меня голос Джона.

Я снова несколько изменил курс, посколоку канал делал последний перед

гаванью поворот. Сердце колотилось отчаянно: у нас не оставалось иного

выбора: или все, или ничего.

Но что это?! Я напряг зрение и не поверил собственным глазам: почти

на одном уровне с высотой прилива между лодкой и берегом шла прямая

отчетливая линия!

Ничего подобного на моей карте не было. Неужели немцы построили тут

железобетонную дамбу, связавшую их убежище, их логово, с этими

негостеприимным берегом? Я еще сильнее напряг зрение. Да, самая

настоящая дамба. Мы были уже почти у цели.

Курс три два ноль! отдал я команду.

Форель прошла последний поворот со значительно более спокойной,

какой то маслянистой (это сразу бросилось мне в глаза) водой, и передо

мной открылась внутренняя гавань. В дальнем конце ее стояла грозная АПЛI.

Грозная и такая красивая. Я сразу определил, что она имела, конечно же,

не меньше трех тысяч тонн водоизмещения.

Ее светлая окраска не только была превосходным камуфляжем, но и

придавала особую прелесть четким линиям корпуса и похожей на крыло

спасет.

Я сам буду управлять лодкой с мостика, объявил я Джону, снимая с

крючка свой старый бушлат, и уже начал было подниматься по трапу, когда

вспомнил о категорическом приказе: Вы уничтожите.

Поставьте взрыватели в подрывные заряды, приказал я Джону. Буду

регулярно связываться с вами. Если в течение пяти минут вы от меня ничего

не услышите, вы обязаны взорвать лодку. Никто не должен подниматься

наверх. Вы меня поняли?

Приказать людям занять посты для срочного оставления лодки, сэр?

Нет, вы взорвете подрывные заряды. Вот и все.

Есть, сэр! Джон бросил на меня мрачный взгляд, и я понял, что он

выполнит мой приказ.

Фонтаны брызг ударили мне в лицо, как только я поднялся на мостик,

соленая вода защипала губы. Остров Двух кривых дюн, выглядевший таким

угрюмым в перископ, сейчас, окруженный огромными бушующими волнами,

казался просто страшным. Форель словно застряла в хаосе вспененной воды.

Я не смог разглядеть всего корпуса лодки и остался доволен: вахтенные на

АПЛI должны были обладать слишком уж острым зрением, чтобы обнаружить нас,

ну а радиолокатор ведь был ее ахиллесовой пятой. Я почувствовал себя

спокойнее. Ощущение полного одиночества среди бушующего моря и близости

пустыни вытеснило страх перед АПЛI.

Курс один один ноль! приказал я по переговорной трубе.

Форель шла по почти неразличимому в кипящей воде каналу. Пена

хлестала через медленно плывущую лодку. Земля слева была так близко, что

даже в призрачном свете луны я мог различать кустарник на волнистых дюнах

отразилось растущее беспокойство, охватившее каждого, кто находился на

борту Форели и понимал, какие виражи и зигзаги делает она. Сэр.

обратился он ко мне, делая шаг вперед.

Черт возьми, подумал я. Сейчас самый подходящий момент рассеять

его сомнения относительно моего рассудка .

Я отошел от перископа и жестом приказал Джону занять мое место. Джон

прильнул к окулярам. Все, кто был рядом, не сводили с него глаз, и все

заметили, как побелело его лицо. После того как он дважды обвел перископ

по кругу, я тронул его за плечо, и он отошел от прибора с видом человека,

потрясенного виденным.

Благодарю вас, сэр, сказал он.

Я снова изменил курс и едва успел произнести Самый малый вперед! ,

как лодка вздрогнула, словно ее толкнул кто то невидимый. Форель

накренилась и замерла на месте. Тщательно обозревая в перископ море, я

понял, что произошло. В канал из боковой протоки стекала огромная масса

воды, накапливавшейся там лишь во время большого прилива. Наше положение

было хотя и серьезным, но не безнадежным.

Продуть главные цистерны! подал я команду.

Форель вздрогнула, на какое то мгновение неподвижно повисла в воде,

потом словно прыгнула к поверхности. После всех пережитых нами

неприятностей я уже почти спокойно выслушал доклад, что у нас повреждены

горизонтальные рули.

Теперь волей неволей приходилось идти в надводном положении, уповая

на то, что нас не обнаружат до того, пока мы не нанесем удара. Взошла

луна, и, если на АПЛI окажется внимательный вахтенный, нас ничто не

машины вперед. Скорость шесть узлов.

На глубине в шестьдесят футов Форель несколько раз сильно

качнулась, но на двадцати она выровнялась.

Присмотревшись, я увидел белое острие скалы Саймона. А по пеленгу 150

градусов был виден трехглавый холм.

Форель направилась к острову Двух кривых дюн.

Я поднял перископ еще выше. Моему взору открылось устрашающее

зрелище. Огромные волны, вздымаемые сильным юго западным ветром, яростно

бились на барах, словно оскаленные клыки, сторожившие вход в канал. Вокруг

них пенилась вода.

Операторы на шумопеленгаторе и гадролокаторе докладывают о шумах

слева, справа и спереди, сэр, сухо доложил Джон.

Выключить эти проклятые приборы! крикнул я.

Слушаюсь, сэр!

Курс 320 градусов. Три два ноль.

Джон чуть не вскрикнул от удивления.

Три два ноль?! тихо переспросил он и, не ожидая ответа,

распорядился: Рулевой, курс три два ноль!

Форель начала поворачивать, и я, затаив дыхание, стал ожидать

толчка, который означал бы наш конец. Но толчка не последовало. У всех,

находившихся на центральном посту, нервы были напряжены до предела.

Кипящая вода над нами бесновалась еще сильнее. Я нигде не увидел

спокойных участков моря и понял, что надо снова менять направление лодки.

Курс три ноль.

Слушаюсь, сэр, три ноль, подтвердил Джон, и в его голосе

труда мне удалось взять себя в руки.

.Наступила ночь, прежде чем я остановился на окончательном варианте

нового плана атаки, из двух возможных: или идти в надводном положении,

рискуя быть обнаруженным и тогда почти наверняка потопленным АПЛI

(маневрировать мне было негде), или двигаться на перископной глубине,

используя для ориентировки скалу Саймона и холм с тремя вершинами. Я еще

раз взглянул на карту и невольно поежился: один неправильно понятый или

недостаточно быстро выполненный приказ, и Форель окажется зажатой между

отмелями и страшными рифами. Нет, я поведу лодку в надводном положении.

Как только Форель войдет в гавань, АПЛI получит почти в упор торпедный

залп. Ну что ж, решено! мрачно подумал я и, отбросив циркуль,

рассмеялся. Подняв глаза, я увидел, что Джон удивленно смотрит на меня. Я

не заметил, как он вошел. Наверно, он воспринял мой смех как еще одно

подтверждение того, что командир окончательно спятил.

Что тебе? резко спросил я.

Послушай. Джеффри. запинаясь, начал он. Ты не спал двое

суток. Отдохни хоть немного. Я дам курс на Саймонстаун, если ты скажешь

мне, где мы сейчас находимся.

Я разработал новый план атаки и не хочу, чтобы он тоже сорвался.

Джон не удержался от жеста отчаяния.

А что же мы атаковали раньше?

Самого опасного врага в самых опасных водах в мире.

Джон изумленно взглянул на меня, а я быстро прошел мимо него в

центральный пост.

Занять посты для всплытия! Двадцать футов. Поднять перископ! Обе

прислушался. Да, те же самые! Я бросился на центральный пост.

Повинуясь моим командам, Форель приподнялась с песчаного дна и

двинулась вперед, и в то же мгновение с нами произошло что то

невообразимое: стрелка кренометра словно взбесилась, нос Форели

поднялся, лодка накренилась, и мы с Джоном повалились друг на друга.

Заметив, как рулевой горизонтальщик Дэвис безуспешно пытается выправить

лодку, я понял, что нас подхватил прилив и что, следовательно, об атаке

нечего и думать.

У нас оставался один выходлечь на дно и разобраться в обстановке,

хотя это означало, что враг тем временем спокойно пройдет мимо нас. По

крайней мере, я хоть, взгляну на него.

Поднять перископ! распорядился я.

В первую секунду я даже ужаснулся, увидев клубящееся небо и бешеную

толчею волн.

Неудивительно, что на мелководье Форель , даже под водой, вела себя

как дикая лошадь.

В сгущающихся сумерках я увидел изящный силуэт боевой рубки

обтекаемой формы. АПЛI уверенно направлялась в гавань острова Двух кривых

дюн.

Опустить перископ, приказал я. Погружение! Восемьдесят футов.

Берег скелетов на этот раз победил АПЛI ушла безнаказанной.

Возьмите команду на себя! приказал я Джону, мне нужно было время,

чтобы продумать дальнейшие действия. Боевую тревогу отменить.

Я прошел в свою крохотную каюту и устало присел. Мною снова начал

овладевать страх. Да, я был напуган едким видом боевой рубки АПЛI! Не без

Рядом с Биссетом топтался Элтон; он не заметил моего появления, и я

услышал его шепот:

.Да говорю же тебе, что спятил он! Настоящим психом стал. Наш

Джон. Первый думает то же самое. Вот ты сидишь тут и слушаешь, слушаешь

часов, наверно, восемь подряд, как у кита в животе. урчит. Разве это

не сумасшествие заставлять нас.

Элтон! тихонько окликнул я.

Моряк повернулся и в оцепенении уставился на меня. С лица у него еще

не успела сползти насмешливая гримаса она то и послужила последней

каплей для моих и без того до предела натянутых нервов. Элтон раскрыл было

рот, но не успел ничего сказать: потеряв самообладание, я изо всех сил

ударил его ребром ладони по шее. Варварский удар, его редко применяют даже

в уличных драках. Элтон обмяк, словно тряпичная кукла, и тяжело

опустился на пол.

Биссет с ужасом взглянул на меня, но тут же сделал вид, что всецело

поглощен своим делом.

Я был противен самому себе. Я пощупал у Элтона пульс. Моряк был жив.

Внезапно Биссет вздрогнул, как пойнтер, учуявший добычу.

Сэр! Сэр! торопливо зашептал он.

В чем дело? резко спросил я.

Некоторое время он не отвечал, продолжая напряженно вслушиваться,

потом торопливо заговорил:

Слышу непонятные смешанные шумы. Вот уже ближе. еще ближе.

Те же, что и раньше?

Биссет поднял голову и кивнул. Выхватив у него наушник, я

Держать три пять ноль!

Форель повернулась носом к тому месту, где, по моим расчетам, АПЛI

должна была войти в канал.

Положить лодку мягко на дно! Установить торпеды на восемь и десять

футов! продолжал я. Приготовить все торпедные аппараты! Опустить

перископ! Обе машины стоп! Режим тишины! Я сделал знак Джону.

Передайте по радио, что я требую абсолютной тишины. Понимаете, абсолютной!

От этого зависит жизнь каждого из нас.

Есть, сэр, ответил Джон, однако по его взгляду, в котором

смешались и любопытство и жалость, понял, что именно он думает сейчас обо

мне. Но командир есть командир, и лодкой пока командую я.

Джон передал мое распоряжение, и в лодке наступило полнейшее

молчание. Казалось, можно слышать поскрипывание твердого песка на дне под

Форелью .

Прошел час. другой. третий. Мы все молча стояли на своих боевых

постах. Никто еще не ел после объявления тревоги. По моему приказанию Джон

распорядился, чтобы всем были розданы сандвичи, и мы снова стали ждать.

В тягостном ожидания прошел еще час. Джон и все остальные словно

окаменели на своих местах. Они, конечно, не сомневались, что я схожу с

ума, и чем дальше, тем больше, особенно после того, как целых шесть часов

продержал экипаж на боевых постах, требуя от всех абсолютного молчания.

Солнце, очевидно, уже скатывалось к острову Св. Елены.

Часы показывали начало шестого. Чтобы несколько рассеяться от

длительного вынужденного бездействия, я решил зайти в отсек Биссета и

переговорить с ним.

предполагал найти вход во внутреннюю гавань.

Глубина уменьшается, сэр, доложил Джон.

Я пометил на карте точку, где сейчас шла Форель . Если верить

записям Саймона, глубина достигала, здесь ста восьмидесяти футов.

Сто восемьдесят футов, сэр. Гидрофон не фиксирует никаких шумов.

Три узла. Сто шестьдесят два фута. Сто пятьдесят. Сто тридцать

восемь. Гидрофон фиксирует препятствия слева, справа, спереди. Никаких

помех сзади.

Наконец то я увидел остров Двух кривых дюн! Увидел в тот момент,

когда на мгновение рассеялась прикрывавшая его дымка, и внутреннюю гавань.

Единственную гавань, прикрытую ужасающим лабиринтом отмелей и банок,

открывавшуюся взору лишь в те короткие минуты, когда дуновение бриза

сдергивало с нее туманную завесу.

Меняя курс, я повел лодку к южной стороне, где море было глубже.

Ранее я собирался поджидать АПЛI здесь и потопить ее, как только она

войдет в канал. Теперь я несколько изменил свой план и решил уничтожить ее

немного дальше, чтобы не блокировать выхода из гавани.

Погружаться! приказал я. Едва захлопнув над собой люк, я сразу

почувствовал необычную атмосферу, царившую на центральном посту. Джон был

сух и корректен. По лицу юного лейтенанта Дивениша я понял, что он, как,

впрочем, и все другие офицеры, не сомневается во внезапном помешательстве

своего командира. Действительно, отдать приказ о погружении после

нескольких часов такого нелепого поведения!

Глубина? коротко спросил я.

Чуть больше девяноста футов, сэр.

Форель замедлила ход, и туча песка пронеслась вдоль корпуса лодки.

Глубина под нами? спросил я.

Тридцать футов, сэр.

Тридцать! Нетвердой рукой я взял карту, взглянул на нее и вздрогнул.

Я понял, что чуть не посадил Форель на северо западную оконечность

отмели Алекто.

Обе машины стоп! вновь приказал я. Глубина?

Сто двадцать футов, сэр. Что ж, это уже не так опасно.

Форель медленно пошла вокруг отмели. Спустя некоторое время я повел

ее в сторону открытого моря. Затем вновь изменил курс, направляясь ближе к

берегу.

Сам остров объект наших мучительных поисков должен был находиться

близ скалы Саймона, а скала, судя по указанному на карте пеленгу, в

точке, соответствующей 330 градусам по отношению к трехглавому холму. Мы

подошли к этому месту, я приказал остановить машины и внимательно осмотрел

морскую поверхность вплоть до побережья. Ни скалы, ни прибоя, никаких

признаков острова. Ничего! Теперь я уже стал сомневаться и в

происхождении того шума, который так легкомысленно принял за шум

гидрореактивного движителя АПЛI.

Я снова осмотрел море и проклял все на свете: и Берег скелетов, и

АПЛI, и тех, кто поручил мне это невыполнимое задание. Надо как можно

скорее убираться из этих проклятых мест , с озлоблением подумал я и в

эту минуту увидел скалу. Густо покрытая гуано, она, как клык, торчала

слева от нас, в нескольких стах ярдах.

Форель сделала медленный круг и направилась к тому месту, где я

очевидно, почувствовал, что я не склонен поощрять обычную в наших

отношениях фамильярности, и замкнулся.

Я решил, что подойду к острову Двух кривых дюн с юга. Затем, оставив

позади глубину в четыреста пятьдесят футов, я поверну Форель на

северо восток и поведу ее милях в пятнадцати от берега до тех пор, пока не

обнаружу обоих указанных ориентиров выступающей из моря остроконечной

скалы и холма с тремя отчетливо видимыми вершинами. Было бы совсем хорошо,

если бы я обнаружил крохотный пляж, помеченный на карте как белый песок .

Я подошел к переговорной трубе.

Глубина под нами?

Пятьсот двенадцать футов, сэр. Глубина уменьшается.

Докладывать по ходу!

Есть, сэр. Пятьсот десять футов. Пятьсот сорок. Четыреста

пятьдесят. Четыреста восемьдесят.

Довольно! распорядился я. Ну что ж, я перешел свой Рубикон!

Теперь начинается главное. Все вниз! Я буду командовать с мостика.

Вахтенные переглянулись и бросились в люк, за ними последовал Джон.

Он немного задержался, хотел, видимо, что то сказать, но передумал и

только пожал плечами.

Я медленно обводил биноклем горизонт и наконец впервые в жизни

увидел Берег скелетов. Но почти в ту же минуту я заметил и другое: мутную

воду там, впереди, куда стремилась Форель . Мутную воду, предвещавшую

гибель на песчаной отмели! Я мог даже рассмотреть, как в струях воды,

отбрасываемой винтами, завихряется песок.

Обе машины стоп! скомандовал я. Полный назад!

По местам стоять, к всплытию! приказал я.

Слушаюсь, сэр.

Откинулась крышка люка, и в рубку ворвался морской воздух. Мы с

Джоном поднялись на пластик и внимательно осмотрели горизонт. Море

купалось в ярком лунном свете.

Ничего не видно, сэр, отрапортовал Джон.

Вот и хорошо. ответил я. Запустить дизели! Полный вперед!

Триста двадцать оборотов!

Форель отошла вправо от курса АПЛI и на полной мощности своих

сильных дизелей помчалась в серебряную ночь.

Яркое сияние луню постепенно сменялось серым рассветом. Форель

продолжала быстро скользить вперед. Всю ночь, не смыкая глаз, я простоял

на мостике. Глаза у меня покраснели от усталости и напряжения, и я все не

мог удержаться и то и дело посматривал на карту, пытаясь представить курс

АПЛI, которая шла теперь где то значительно северо западнее Форели .

Ночью на мостик поднялся Джон.

Отчего такая суета, Джеффри? озабоченно спросил он. Почему ты

напускаешь какую то таинственность?

Я промолчал, продолжая всматриваться в предрассветную серость.

И самостоятельно освежаешь свои штурманские познания, да?

продолжал Джон, уже посмеиваясь.

Только тут я сообразил, что, взяв на себя обязанности штурмана,

вызову общее недоумение.

А другого выхода не было: я не мог доверить нашему штурману карту

старого Саймона. Вот почему я пропустил мимо ушей подшучивание Джона. Он,

каюту. Я решил, что дальше поведу лодку сам, руководствуясь картой деда.

Теперь я точно знал, что мне делать: сойти с курса, на котором АПЛI

представляла для нас угрозу, и поспеть к острову Двух кривых дюн раньше

нее. Я пойду в надводном положении на максимальной скорости.. АПЛI может

развивать под водой до двадцати узлов. Возможно. Но сейчас, вот уже в

течение нескольких часов, она двигалась со скоростью только в семь узлов.

Я перехвачу ее при входе в канал вскоре после рассвета, когда будет

достаточно светло для прицельной стрельбы; торпедировать по показаниям

гидролокатора дело ненадежное.

Я снова обратился к карте острова Двух кривых дюн. При входе в канал

глубина составляла девяносто шесть футов; сам канал тоже был достаточно

глубок, но местами на дне лежали песчаные наносы. Да, но сколько лет

прошло с тех пор, как здесь были сделаны эти промеры? Берег скелетов

пользуется дурной славой во многом из за своей изменчивости: иногда

большие отрезки побережья меняли свои очертания в течение штормовой ночи.

Стараясь не думать об этом, я принялся изучать вход в канал. Я буду

поджидать АПЛI южнее входа, но. на какой глубине она подойдет? А может,

в надводном положении! Я узнаю это только в самый последний момент. А

для немцев это будет полной неожиданностью. Они услышат лишь движение

торпед Форели , а тогда будет поздно.

Прошло полчаса. Я взял карту Адмиралтейства, чтобы передать ее

штурману хотя бы ради формальности. Карту старого Саймона я оставил в

каюте.

Джон выжидающе взглянул на меня, когда я появился на центральном

посту. Было уже чуть больше девяти часов.

В таком случае выключи решительно все. Возможно, позднее я прикажу

возобновить прослушивание. Однако любой акустический прибор ты будешь

включать только после моего приказа. Понял?

Да, сэр.

Я повернулся и ушел на пост центрального управления, где меня

встретили изумленным молчанием.

Старший помощник, я беру командование на себя, бросил я Джону.

Малый вперед! Всем соблюдать полную тишину, как во время бомбежки

глубинными бомбами!

Джон некоторое время пристально смотрел на меня, затем отдал

соответствующие приказания, и Форель начала медленно отставать от своего

опасного преследуемого.

Курс, сэр? осведомился Джон.

Держите все время на устойчивом курсе один шесть ноль. Какая у нас

скорость?

Три узла, сэр.

Так держать десять минут, потом идти со скоростью, обеспечивающей

ровный киль, и ничуть не больше.

Медленно потянулись минуты. Все находившиеся на центральном посту

замерли, словно мы должны были вот вот подвергнуться или уже подверглись

атаке. Шесть минут. семь. восемь. девять. десять.

Скорость минимальная, сэр! доложил Джон.

Мы ждали. Прежде чем всплыть, я должен был дать немцам добрых

полчаса, чтобы оказаться вне радиуса слышимости их приборов.

Возьмите на время командование, приказал я Джону и прошел в свою

меня. 160 градусов! Один шесть ноль! Но это же был именно тот курс, по

которому мы шли сейчас! И шли мы так потому, что. Неужели это возможно?!

Но это же курс АПЛI, возвращающейся на свою базу! И Форель беззаботно,

не скрываясь, шла вслед за ней!

Непонятные для нас звуки могли означать, что немцы отказались от

обычного винта и заменили его гидрореактивным движителем, устроенным по

тому же принципу, каким природа наградила кальмара. Моряки поисковых групп

привыкли различать только шумы от обычных винтов, и новые звуки,

безусловно, способны обмануть их. Правда, я знал, что гидрореактивные

движителей уже применялись на мелкосидящих небольших кораблях.

Черт возьми, сколько времени я потерял, пока додумался до этого! А

ведь Форель каждую минуту подвергалась смертельной опасности. Но, может

быть, АПЛI не слышала нас, если ее шумопеленгаторы, направленные с кормы,

фиксировали только шум выбрасываемой воды? Слабая надежда. Даже при самом

незначительном изменении курса на АПЛI немедленно услышат гидролокатор

Форели .

Я буквально ворвался к Биссету.

Выключить эту проклятую штуку! крикнул я пораженному Биссету, что

тот немедленно и сделал.

Все тот же курс и та же скорость? отрывисто спросил я.

Да, сэр.

Сколько времени ты фиксируешь этот. этот шум?

Около двух часов, сэр.

Ты сможешь опознать его снова?

Да, сэр.

Пит и ничтоже сумняшеся готовила на обед жирный бульон и ничтоже сумняшеся готовила на жизненном пути простой рабочий парень, жизнь сложилась бы удачно, но неуютно Все тут было сделано для чужих,