«А я говорю, ты наденешь…Мать из сил выбивается, чтоб тебе, сволочь такая, кенгу купить, а ты, гаденыш, панамку надевать не хочешь!». Из коридора доносятся звуки борьбы, неразборчивая ругань и срывающийся рев Григорьева -младшего. Входная дверь с треском захлопывается и в квартире повисает звенящая тишина.
На душе делается светло и уютно. Я остро люблю эти утренние мгновения, когда волна бытового побоища, наконец, отступает, и в образовавшуюся пустоту устремляются распуганные бурей малые квартиросъемщики: принимающие солнечную ванну пылинки, озабоченные поиском пропитания прусаки, ручейки из прохудившегося кухонного крана....
Открываю глаза. В углу на астматическом табурете притаился начинающий философ Кашин. Тяжелым немигающим взглядом гипнотизирует он изумрудный город пивной стеклотары, раскинувшийся предместьями между балконной дверью и книжным шкафом. Накрываюсь с головой одеялом, смирившись с неизбежным. Следующие несколько минут фиксирую ритмичное сопение, стеклянный перезвяк и деликатный скрип двери в финале. Аминь.
Негнущимся пальцем раскручиваю телефонный диск. Заунывное гудение. Один, два, три..
«Алло, это Байконур? Когда ближайший рейс на Альдеберан?».