Чау-чау
Прогулка с чау

Чау-попа, чау-хвост,
Чау-чау-ножки,
Шли с хозяйкой не спеша
По лесной дорожке.

Вдруг полил на чау-нос
Теплый летний дождик
И пушистый чау-пес
Чуть не стал промокшим.

Но с хозяйкой схоронясь
Под ветвистым дубом,
Спрятал чау от дождя
Чау-чау-шубу.

И боялся, весь дрожа,
Чау-чау - грома.
Не гуляйте, чау, в дождь
без комбинезона!

И тогда вам не страшны,
Чау-чау-лужи,
И хозяин без зонта
Будет не простужен,

Потому что добегут
Чау-чау-ножки,
Если вдруг начнется дождь,
К дому, по дорожке.


Ты видишь? Древняя легенда
Край бездны отмеряя шаг,
С вершин заснеженых Тибета
Нам подает далекий знак.

При сотвореньи мира небо
Лизнул обычным языком -
С тех пор обыкновенным не был:
Он стал синеязыким псом.

Тот зверь без имени - названья
Лежал у храмовых дверей,
В Монголии на поле брани
Бойцом он был возле людей.

А после, Будды верный сторож,
Охранник вцепененных тел,
Берег покой того, который
Дотронуться небес хотел.

У императоров в почете
Был его черно-синий зев.
На страже, в доме, на охоте -
Полу-собака, полу-лев.

С печальным взглядом мудрых глаз,
С роскошной, царственною гривой
Людей он удивлял не раз
Не только внешностью красивой.

В дни современной круговерти
Дыхание веков донес.
И служит нам до самой смерти.
Он – чау. Более чем пес.


СОБАКА

Была эпоха ледяного мрака,
Брел Человек, не ведая пути.
Брел Человек. А рядом - шла Собака
И вместе лишь они смогли приют найти.

Собака охраняла Человека,
Его семью, его посевы, скот.
Так повелось аж с бронзового века:
Где человек - собака там живет.

Прошли года, эпохи поменялись
Уж много раз - и был потоп и мор,
Но неизменно вместе оставались
Они всегда - всему наперекор.

Собака развивалась и менялась
Так появились Мопс и Маламут -
Такие разные, но ГЛАВНОЕ - осталось.
Собачья ВЕРНОСТЬ - крепче всяких пут.

И появилось множество созданий -
Левретка, Дог, Овчарки, Далмантин -
Для КАЖДОГО есть друг - коль есть желанье,
То выбор - за тобой! Ты- не один!

Охотник выберет Грейхаунда и Таксу,
Овчарку пастуху НИКТО не заменил,
Смеялся мир над Скотчтерьером Кляксой.
Для каждого СВОЙ пес - любим, красив и мил.

И Человек-Живущий-на-асфальте -
Земная ипостась метущейся души,
Он доверяет ЕЙ - не ведающей фальши -
Собаке - существу, не знающем о лжи.
И я люблю свою собаку - Чау-чау
От кончика хвоста до кончиков ушей!
Она - мой талисман, ее святое право -
Со мною быть всегда - в числе моих друзей!
Автор: Алсу Дибаева


Шла девчонка по лесу морозной зимой.
Из гостей возвращалась на лыжах домой.
И всего-то идти оставалось версту —
Да попался навстречу косматый шатун.

Отощалый, забывший о вкусе добыч...
Неожиданно встретивший лёгкую дичь...
Тут беги не беги – пропадёшь всё равно:
Разорвёт и сожрёт под корявой сосной.

Обомлела девчонка, закрыла глаза...
Оттого и не сразу приметила пса.
И откуда он там появился, тот пёс?
Может, вовсе с небес? Или из-за берёз?

Он мохнатой стрелой перепрыгнул сугроб!
Людоеда-медведя отбросил и сгрёб!..
Под покровом лесным, у девчонкиных ног
По кровавой поляне катался клубок.

Две железные пасти роняли слюну:
Посильнее схватить!..Побольнее рвануть!..
Эхо грозного рыка дробилось вдали.
Когти шкуру пороли и воздух секли,

Оставляя следы на древесной коре...
Только смерть прервала поединок зверей.
Потревоженный иней с ветвей облетал.
Морщил морду медвежью застывший оскал.

Невозможной победе всю душу отдав,
Чуть живой распластался в снегу волкодав...
И тогда-то, заслышав о помощи крик,
Появился из леса охотник-старик.

Оглядевшись, качнул он седой головой:
«Век живу, а подобное вижу впервой!
Ну и пёс!.. Это ж надо — свалил шатуна!
Да подобных собак на сто тысяч одна!

Но сумеет ли жить — вот чего не пойму...
Ты ли, внученька, будешь хозяйка ему?»

Вот вам первый исход.
«Нет, — сказала она. —
«Не видала его я до этого дня...»
И охотник со вздохом промолвил: «Ну что ж...»
И из ножен достал остро вспыхнувший нож...

А второй не чета был такому исход.
«Мой! — она закричала, бросаясь вперёд. —
Коль сумел заступиться — отныне он мой!
Помоги отнести его, старче, домой!»

А теперь отвечай, правоверный народ:
Сообразнее с жизнью который исход?


Я эту собаку запомнил как человека.
Случилось такое в концлагере, в 44-м, зимой.
Игрался спектакль"Охота ХХ века"
Перед шеренгой застывшей, от страха немой.

У коменданта была привязанность к догам,
И был экземпляр - казался слоном среди всех.
Даже эсэсовцы боялись верзилу-бога.
И вот этот зверь шагнул величаво на снег.

И вывели жертву, стоял мальчишка, продрогнув,
Куда тут бежать? Он давно ослабел.
Комендант нагнулся, подал команду догу,
И тот в два прыжка расстояние преодолел.

Обнюхал смертника, прошелся спокойно рядом.
Был он великолепен в размашистом быстром шагу.
Вернулся пес к человеку и честным собачьим взглядом
Сказал ему :"Ребенок ведь, не могу..."

Лангфюрер пожал плечами, ему-то разницы нету,
Достал кобуру у пряжки с надписью "С нами бог".
Но едва лишь сверкнула вороненая сталь пистолета
В эсэсовское горло впился красавец дог.

Дога четвертовали, пустив под лопасти Линча...
...Едва ли найду в том концлагегере свой барак,
Но эту собаку я запомнил как человека,
Единственного человека среди фашистских собак


CЕТТЕРЫ

Охотничьих собак не перечесть,
И каждый пёс работает на совесть,
Но сеттерам мы отдаём особо честь
За ум, выносливость, чутьё и скорость.

Английские, ирландские – красивы и умны,
Но только дело, понимаете ли, в том:
Шотландский сеттер – это супер пёс,
Заметил Александр сэр Гордон.

Английский сеттер мягок и послушен,
Всегда во всём хозяину под стать.
Пушистый, мягкий, лёгкий и воздушный
С самозабвеньем будет дичь искать.

Ирландский – молния! Так ярок, быстр и весел!
Его на месте вам не удержать.
Летит по полю он как красный ветер
Хозяину в охоте помогать.

Шотландский сеттер не такой пушистый,
Но чернота его подпалами горит,
И может быть, он не настолько быстрый…
Совсем другим «шотландец» знаменит.

Упорнее охотника не сыщешь,
Никто не скроется в густой траве.
Он каждый уголок в лесу обыщет
Без устали, без отдыха себе.

И в стойку встанет, если дичь почует,
На месте, словно памятник, замрёт.
И, как стрела, хозяину послушен –
По знаку он отправится вперёд!

Отвага, ум, выносливость, послушность
Заслуживают общее признанье,
Но главное - в их преданных собачьих душах
И в их большом собачьем обаянии


Ода об АФГАНЕ.

Афган, кокетливо на этот мир взирая
Тягучим взглядом сквозь тебя…
Идет легко и словно, чуть играя,
«Какой же я!»- как будто говоря.

Прическа молодого мушкетера,
Струится шерсть на солнышке, блестя.
Песок играет искрой золотою
В атласе шерсти, блеском янтаря…

Глаза миндалевидные прикрыв -
Ресницы длинные взмахнули.
И хитрый взгляд, которым удостоил….
Высокомерностью, надменностью даря…

В афгане переплелся дух могучий
С ребячьим трепетом таинственной игры
Энергией наполнен он недюжей,
Движенья собранны, изящны и скоры.

Недаром Ной, ковчег свой, снаряжая,
Для жизни новой взял с собой собак,
Из всех - афганов выделяя -
Величественных и неземных!

Закрывши течь своим изящным носом,
Ковчег афганы от беды спасли.
И обходя коварные утесы,
Добрался Ной до праведной земли.

И носят гордо голову афганы
И сверху вниз с достоинством глядят.
Что география - моря, вершины, страны….
Их праотец ступил на Арарат!

И человечество, спасенное афганом,

Вручает «Best in Show»- первый приз,
И гордый пес не счел почет свой странным,
Ведь это не случайность, не каприз.

Он первый и единственный навеки
Спаситель человечества и брат
Нашел родную душу в человеке…
И судей покорил, как прежде Арарат!

Автор : Булгакова Наталья


Всем прекрасным Доберманам посвящается

1.
Не осилить алгебры собачьей,
родословной толком не прочесть,
не решить инбридинга задачки –
с кем-кого-когда в какую смесь…

Просто – обожаю Добермана!
К теплой холке припаду щекой.
Наплевать на всякие изъяны,
наплевать на титулы, Друг мой!

Люди бьются за места собачьи,
люди топчут тех, кто послабей -
мы с Тобой чужие в этой драчке,
мы с Тобой живем в любви своей.

Наплевать, что ухмыльнутся профи,
не приняв меня в своем кругу -
я смотрю на Твой точеный профиль,
и налюбоваться не могу.

…Уважая профессионалов –
тех, кто это Чудо сотворил -
уверяю, быть не так уж мало
тем, кто Чудо просто полюбил.


2.
Я маюсь от усталости и лени
И просто оттого. что мало сплю.
но пёс мой утыкается в колени
и говорит:
- А я тебя люблю.

Я бьюсь над вечным бытовым вопросом,
Когда ресурсы подошли к нулю,
Но пёс мой пркиоснётся мокрым носом
И говорит:
- А я тебя люблю.

Кто грезит о богатстве, кто о власти,
Все тянутся к рулю или рублю.
А у меня моё простое счастье.
Бесхвостый мой, как я тебя люблю!

3.
Оплеухи и обманы
люди щедро раздают -
дома лечат доберманы
мой душевный неуют.

Муж пришел смурной и пьяный,
мрачный, скучный, никакой -
лижут мужа доберманы -
возвратят семье покой.

Дети тут делили рьяно
то компьютер, то кино -
прибежали доберманы -
детям стало все равно.

У свекрови спозаранок
прихватило сердце вдруг -
к ней прижались доберманы -
оттянули злой недуг.

Отдают себя всецело,
безоглядно, навсегда,
любят страстно, без пределов -
но… уходят, вот беда.

Горек плач - живешь ты мало,
Доберман, любовь без дна.
….Из троих моих осталась
только младшая, одна…

4.
Я гуляю хожу с доберманом,
не скажу, что хожу очень важно,
но ни в жизнь одинокой не стану,
пока жив доберман мой отважный.
Даже если захочется взвыть мне
от другого щемящего чувства,
он поддержит - и в полном забытье
мы в луну нашей грустью запустим.
Я к чему это все докладаю
так подробно и очень серьезно -
заведи добермана, родная -
будет небо в смеющихся звездах! )))

5.
Назван по имени человека,
Ты ничего не хочешь, кроме –
Быть рядом с ним до скончания века,
До последней
Капли
Твоей
Крови.

Ах, Доберман, ах, Фридрих Льюис,
Как твое дело в нас отзывается –
Чёрное чудо, в прыжке целуясь,
В сердце моем переливается....


ПРО СОБАК

Есть школа в Москве,
Эта школа зовется
Шкой служебного
Собаководства.

Учится в школе
Весёлый народ:
Щенки и собаки
Различных пород.

Лаек,
Овчарок,
Бульдогов,
Терьеров
Здесь обучают
Хорошим манерам:
На посторонних людей не бросаться,
Зря не брехать,
При гостях не чесаться,
Грязную лапу не подавать,
Мебель не грызть
И одежду не рвать,
Не забывать о своей
Родословной,
Слушать хозяина
Беспрекословно.
Всё, вместе взятое,
Носит название:
"Собачье начальное
Образование".

Вот стоит учитель
На берегу реки,
А вокруг учителя
Прыгают щенки.
Взял он в руки тросточку,
Тросточку из дерева,
И бросает тросточку
Далеко от берега.

Кто приносит тросточку,
Получает косточку.
Слышишь, кто-то лает басом?
Мы подходим к старшим классам.

На площадках доги -
Псы большого роста,
Педагогам с догами
Справиться не просто.

Велики ученики,
А в душе они - щенки.
Кот забрался на забор,
То-то начался сыр-бор!
Суматоха, шум и лай -
Просто уши затыкай.

Кот сбежал давным-давно,
А доги лают всё равно.
Но зато ученый дог
Очень выдержан и строг.
Нет помощника ценней:
Доги нянчат малышей,
Возят с грузом сани.
Вот возьмите дога в дом -
Убедитесь сами.

Отчего так взвинчены
Доберманы-пинчеры?
Почему бульдоги
Все в такой тревоге?
Даже сдержанные коли
Вихрем носятся по школе...
Они экзамены сдавали,
И будут им вручать медали.
За внешность,
То есть экстерьер,
За уменье брать барьер,
Плавать,
Вещи охранять
И команды выполнять.

Хорошо иметь медаль.
А лентяев мне не жаль!

С собакой дружит человек
Уже сто тысяч лет,
И у него помощника
Верней и лучше нет.

Представьте,
Что где-то ограблен ларек,
Представьте,
Что воры сломали замок,
Представьте,
Они унесли из ларька
Различных товаров
Четыре мешка.

Все сделано ловко
И чисто. Однако
По следу идет
Розыскная собака.
И сколько они
Ни петляют, ни кружат,
Собака их всё равно
Обнаружит.
Зря они только
Бежали в пыли,
Лучше бы сразу
В милицию шли.

Любят собаки
Любую работу:
Они с человеком
Идут на охоту.
На севере среди торосов
Собаки возят эскимосов.

И люди любят всех собак:
Чистопородных и дворняг*,
обак служебных,
Розыскных,
Дворовых,
Комнатных,
Цепных.

Любят, ценят, уважают
И никогда не обижают.

На этом кончу я расказ,
И пусть запомнит всякий:
Ему помогут, и не раз,
Его друзья - собаки.

* Приятно когда у собаки медали,
Но всё-таки в космос дворняжки летали.

Эдуард Успенский.

Однажды Владимир Владимирович Путин шел по длинным кремлевским коридорам.
Было пронзительно тихо.
- А где все? - недоуменно бормотал Владимир Владимирович, - Почему
никто не готовится к путинг... тьфу, к митингам?
Владимир Владимирович подошел к одной из дверей, приоткрыл ее и
заглянул в кабинет. В кабинете за компьютером сидел какой-то чиновник.
- Ау! - громко сказал Владимир Владимирович, - Брателло!
Чиновник поднял на Владимира Владимировича затуманенные глаза и
отстраненно сказал:
- Тут девушка... мы с ней не виделись двадцать лет... а теперь я в Кремле, а она - в Бобруйске, толстая и некрасивая...
И чиновник снова уткнулся в экран.
Владимир Владимирович пожал плечами и прикрыл дверь кабинета, после чего подошел к следующей и снова заглянул в кабинет. В кабинете за компьютером сидел какой-то чиновник.
- Брателло! - позвал Владимир Владимирович, - Пути... тьфу, митинг!
Чиновник не отрываясь от экрана сказал Владимиру Владимировичу так:
- Серега и Вовчик... кореша мои, земушки... по пивку, по пивку надо бы... вспомнить всё...
Владимир Владимирович несколько забеспокоился. Он стал ходить по
коридору и заглядывать во все кабинеты. Во всех кабинетах за компьютерами сидели чиновники и бормотали:
- Че это - Мишкина машина? Да не может быть... Майбах?!?
...
- Тоня, может, встретимся снова? Поужинаем вместе? Я знаешь теперь где работаю?
...
- Еж ты мать! Это ж соседка моя! Ну надо же, как ее перекосило!
...
- В смысле - мой ребенок? Вот это вот - мой ребенок? Ты гонишь!
...
- Мама, да приеду я на Новый год, приеду!
...
- Где ты теперь? В Вимбильдане? Слушай, а у тебя там работы нет? А то мало ли, что тут будет после всех этих выборов...
...
- Вера Михайловна, я все эти годы после школы хотел сказать вам, какая же вы паскуда!

Владимиру Владимировичу стало страшно. Он достал из кармана своего президентского костюма аппарат правительственной мобильной связи с золотым двуглавым гербом вместо клавиатуры и нажал на единственную кнопку вызова заместителя главы своей Администрации Владислава Юрьевича Суркова.
- Слышь, брателло! - взволнованно сказал Владимир Владимирович, - А че это у нас такое в Кремле происходит? Все сидят за компьютерами и разговаривают с ними! Какие-то соседки у них там, школьные учительницы, кореша...
- Одноклассники, - отвечал Владислав Юрьевич.
- Одноклассники! - кивнул Владимир Владимирович, - И одноклассницы!
- Да не, - сказал Владислав Юрьевич, - Одноклассники - это название. Сайт такой в интернете, где все пишут, в какой они школе учились, с кем знакомы, с кем спали, от кого дети и все такое.
- Не понял, - пробормотал Владимир Владимирович, - Что значит - все?
- Все, - сказал Владислав Юрьевич, - Вот ты, например, в какой школе
учился?
- В двести восемьдесят первой, - сказал Владимир Владимирович.
- Так... - пробормотал Владислав Юрьевич, и Владимир Владимирович услышал щелканье клавиатуры, - Санкт-Петербург, двести восемьдесят первая... в каком году закончил?
- В семидесятом, - ничего не понимал Владимир Владимирович.
- Вот, семидесятый год выпуска, - довольно сказал Владислав Юрьевич, - Ну вот, например, твои одноклассники. Рувим Брауде - помнишь такого?
- Рувим? - прошептал Владимир Владимирович, - Слушай, но это что же - каждый может узнать все про моих одноклассников? А как же режим секретности?!
- Ты не понял, - пояснил Владислав Юрьевич, - Это как раз для режима секретности и завели этот сайт. Это спецпроект ФСБ. Гениальная идея! Все граждане России добровольно раскрывают все свои связи. Экономия на оперативной работе получается колоссальная.
- Ничего себе, - пробормотал Владимир Владимирович, - Что, прям все
сами рассказывают?
- И с фотографиями! - подтвердил Владислав Юрьевич, - Вся страна как на ладони.
- Ну надо же, - Владимир Владимирович уважительно покачал головой, - А раньше на каждого нужен был следователь... лампа в лицо и: "на кого вы работаете?".
- А теперь ничего этого не надо, - сказал Владислав Юрьевич, -
Двадцать первый век на дворе!

Владимир Владимирович мечтательно улыбнулся.

Роберт Рождественский


Дворовых собак
по-особому холят
за то, что они,
на луну подвывая,
от будки до дома
все ходят и ходят
под гулкою проволокой.
Как трамваи... Я их не тревожу.
Я с ними не знаюсь.
За это
они меня вправе облаивать...
Но жарко читать мне
спокойную надпись:
“Собак без ошейников
будут вылавливать”.
За что их?
За внешность?
За клочья репейника?
За пыльную шерсть?
За неясность породы?
За то, что щенками
доплыли до берега?
Доплыли
и стали ошибкой природы?..
Собаки-изгои.
Собаки-отшельники.
Надрывней поминок.
Ребенка добрее.
Они бы надели
любые ошейники, надели бы!
Если б ошейники грели.
За что их?
У них же —
душа нараспашку.
Они ж
в Человечество верят
отчаянно!..
И детское:
“Мама, купи мне собачку...” —
в собачьих глазах
застывает печалинкой...
И вот, —
разуверившись в добрых волшебниках,
последнюю кость
закопав под кустами, —
собаки,
которые без ошейников,
уходят в леса.
Собираются в стаи...
Ты знаешь,
у них уже —
волчьи заботы!
Ты слышишь:
грохочут
ружейные полымя!
Сегодня мне снова
приснятся заборы.
И лязги цепные
за теми заборами.



Джек.
Собачье сердце устроено так:
Полюбило – значит, навек!
Был славный малый и не дурак
Ирландский сеттер Джек.
Как полагается, был он рыж,
По лапам оброс бахромой;
Коты и кошки окрестных крыш
Называли его чумой
Клеенчатый нос рылся в траве
Вынюхивал влажный грунт;
Уши висели, как замшевые,
И каждое весило фунт.
Касательно всяких собачьих дел
Совесть была чиста.
Хозяина Джек любил и жалел,
Что нет у него хвоста.
В первый раз на аэродром
Он пришёл зимой в снег.
Хозяин сказал:
«Не теперь – потом
Полетишь и ты, Джек».
Биплан взметнул снежную пыль,
У Джека – ноги врозь:
«Если это автомобиль,
То как же оно поднялось?»
Но тут у Джека замер дух:
Хозяин взмыл над людьми.
Джек сказал:
«Одно из двух:
Останься или возьми!»
Но его хозяин все выше лез,
Треща, как стрекоза.
Джек смотрел, и вода небес
Заливала ему глаза.
Люди, не заботясь о псе,
Возились у машин.
Джек думал: «Зачем все,
Если нужен один?»
Прошло бесконечно много лет
(По часам – пятнадцать минут).
Сел в снег летучий предмет.
Хозяин был снова тут…
Пришли весною.
Воздушный причал
Был бессолнечно-сер.
Хозяин надел шлем и сказал: «Сядьте и вы, сэр!»
Джек вздохнул, почесал бок,
Сел облизнулся – и в путь!
Взглянул вниз и больше не смог –
Такая напала жуть.
«Земля бежит от меня так,
Будто я её съем.
Люди не крупнее собак,
А собак и не видно совсем».
Хозяин смеётся.
Джек смущён
И думает «Я свинья!
Если это может он,
Значит, могу и я».
После чего, спокойнее стал
И, повизгивая слегка,
Только судорожно зевал
И лаял на облака.
Солнце, скрытое до сих пор,
Согрело одно крыло.
Но почему задохнулся мотор?
Но что произошло?
Но почему земля опять
Стала так близка?
Но почему начала дрожать
Кожаная рука?
Ветер свистел, выл, сек
По полным слёз глазам.
Хозяин крикнул: «Прыгай, Джек,
Потому что… ты видишь сам…»
Но Джек, припав к нему головой
И сам, дрожа весь,
Успел сказать: «Господин мой,
Я останусь здесь…»
На земле уже полумёртвый нос
Положил на труп Джек.
И люди сказали:
«Был пёс, А умер как человек».
Автор В.Инбер


На смерть собаки...

Тёплый вечер входил в тишину Комарова,
И не ново нам было встречать его врозь.
Я тебе постелил мягкий лапник еловый
И земли бросил тёплую горсть.
И земли бросил тёплую горсть.
Как сбежать мне от дикой, негаснущей боли
И куда, если в круге мирском - пустота?
Боже, как я любил, возвращаясь с гастролей,
Встретить белый пропеллер хвоста.
Знает Бог лишь один, как мы весело жили,
Целовались и дрались в высокой траве.
Я мечтал, чтоб ты спел у меня на могиле,
А так вышло, я взвыл на твоей.
А.Розенбаум.


На смерть собаки по кличке "Мальчик"
от руки девочки по имени Юлиана Романова

Я поставил бы собаке памятник,
Жаль, что я иного не могу,
И качается бессилья маятник
В озадаченном моём мозгу.
Мир перевернулся, встал на голову,
Где убийство – это добрый знак,
Неужели же живётся здорово
Тем, кто в жизни убивал собак.
Беззащитных и безмолвных тварей,
Кто теплы живой земли теплом,
Ведь животных взять
Господь по паре
Ною разрешил в корабль–дом.
Жизнью почти равны человечьей,
Впрочем, почему это почти?
Их и наши души – это свечи,
Что горят в космической ночи.
Тыщи рук собаку эту гладили –
Две руки в неё вонзила нож,
Эти руки тонкие изгадили
Мир, что был достаточно хорош.
И застыли мы в недоумении:
Там – собака, здесь же – человек,
Неужели зверонаселение –
Это мясо, кожа, шерсть и мех.
Неужели нету наказания?
Неужели так хотел Христос?
И сползает наше мироздание
Медленно, но верно под откос.
Тыщи рук собаку эту гладили,
Их сердца смягчались от любви,
Но пришла с ножом вот эта гадина…
Господи, чудны дела твои.
Господи, молюсь за пса усопшего
И за злом задутую свечу,
И хочу, ребята, нехорошего –
Мести и возмездия хочу.
Автор Валерий Качурин
Эдуард Асадов


Стихи о рыжей дворняге.

Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую псину,
-Прощай,брат!Хоть жаль мне,
не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу,
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа
Сказал:"Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!"

Огонь над трубой заметался.
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись,дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали,не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит, задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...

Труп волны снесли под коряги.
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце-чистейшей породы!
Сергей Есенин


ПЕСНЬ О СОБАКЕ


Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.


До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.

А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать...
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.

В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.

СОБАЧНИКИ:
... особая порода, не признанная кинологическими организациями.
... считают, что в гостиной всегда стоят собачьи клетки.
... у них беспорядок в доме, но в вольерах ни пятнышка.
... всегда могут найти поблизости выставочный каталог.
... их дети в пятилетнем возрасте знают об отношениях полов больше, чем некоторые люди в 40 лет.
... водят грузовики, фургоны и микроавтобусы, переоборудованные для установки собачьих клеток.
... их нельзя застать дома в выходные - обычно они в это время на выставке.
... проедут 400 миль, потратят 100 долларов на бензин, 200 - на мотель и 150 - на еду, чтобы привезти домой ленточку ценой 35 центов.
... для их детей слово "сука" - обиходное.
... их двор зарос сочной, зеленой травой, хотя они никогда не покупали удобрения.
... могут встать в 6 утра, чтобы выгулять собак, в 8 утра быть при полном параде около ринга, но не способны вовремя появиться на работе.
... легко откажутся от дома стоимостью 150 тысяч долларов в ближайшем пригороде, чтобы купить лачугу на 4 гектарах земли и построить там питомник стоимостью 150 тысяч долларов.
... никогда не пропускают окончание записи на выставку, но опаздывают на 10 дней с выплатой залога.
... скорее попадут под расследование, проводимое налоговой инспекцией, чем будут иметь проблемы с Американским кеннел-клубом.
... используют мешки из-под корма в качестве мусорных, а 120-литровые мусорные баки - для хранения корма.
... могут часами говорить по телефону с другими собачниками, на языке, понятном только им.
... родители считают их сумасшедшими.
... друзья-собачники считают их классными.

Он убил мою собаку.

— Можно войти?
— Войди… Как твоя фамилия?
— Я Таборка.
— А как тебя зовут?
— Табором.
— Имя у тебя есть?
— Есть… Саша. Но зовут меня Табором.
Он стоял на пороге директорского кабинета, и руку ему оттягивал большой чёрный портфель в белых трещинках. Кожаная ручка оторвана, держится на одном ушке, и портфель достаёт почти до полу.
Если не считать старого, облезлого портфеля, то в наружности Таборки не было ничего примечательного. Круглое лицо. Круглые глаза. Небольшой круглый рот. Не за что зацепиться взгляду.
Директор школы оглядывал мальчика и мучительно пытался вспомнить, за какие грехи вызван к нему этот очередной посетитель.
Разбил лампочку или заехал кому-нибудь в нос? Разве всё запомнишь.
— Подойди сюда и сядь… Не на кончик стула, а как следует. И не грызи ногти… Что у тебя за история?
Мальчик перестал грызть ногти, и его круглые глаза посмотрели на директора. Директор длинный и худой. Он занимает полкресла. А вторая половина свободна. Руки, тоже длинные и худые, лежат на столе. Когда директор сгибает руку в локте, она становится похожей на большой циркуль, которым рисуют на доске окружности. Таборка посмотрел на директора и спросил:
— Это вы про собаку?
— Про собаку.
Мальчик уставился в одну точку: в угол, где висели плащ и коричневая шляпа.
— Я боялся, что с ней что-нибудь случится, и привёл её в школу. В живой уголок. Туда берут ужей и золотых рыбок. А собаку не взяли. Что она, глупее этих ужей?
Он проглотил слюну и с укором сказал:
— А собака — млекопитающее.
Директор откинулся на спинку кресла и пятернёй, как гребёнкой, провёл по тёмным густым волосам.
— И ты привёл её в класс?
Теперь директор вспомнил, за что приглашён к нему этот возмутитель спокойствия. И ждал только подходящего момента, чтобы обрушить свои громы на эту круглую, давно не стриженную голову.
Мальчик снова проглотил слюну и, не отрывая глаз от плаща и коричневой шляпы, сказал:
— Она сидела тихо. Под партой. Не повизгивала и не чесала лапой за ухом. Нина Петровна не замечала её. И ребята забыли, что у меня под партой собака, и не прыскали от смеха… Но потом она напустила лужу.
— И Нине Петровне это не понравилось?
— Не понравилось… Она наступила в лужу и подпрыгнула как ужаленная. Она долго кричала. На меня и на собаку. А потом она велела мне взять тряпку и вытереть лужу. А сама встала в дальний угол. Она думала, что собака кусается. Ребята гудели и подпрыгивали. Я взял тряпку, которой стирают с доски, и вытер лужу. Нина Петровна стала кричать, что я не той тряпкой вытираю. И велела мне и моей собаке убираться вон. Но она ничего… Она не убивала мою собаку.
Таборка по-прежнему смотрел в одну точку, и со стороны казалось, что он рассказывает не директору, а плащу и шляпе.
— Всё? — спросил директор.
Таборка был у него пятый за этот день, и у директора не было никакого желания продолжать разговор. И если бы мальчик сказал «всё», директор отпустил бы его. Но Таборка не сказал «всё» и не кивнул головой.
— Нет, — сказал он, — мы ещё были в милиции.
Час от часу не легче! Директор с шумом придвинул кресло к столу. Он чувствовал себя в этом большом кресле, как в костюме, который велик. Наверное, его предшественник — старый директор — был толстым, раз завёл такое кресло. А он новый. Директора тоже бывают новичками.
— Как ты очутился в милиции?
Таборка не вспыхнул и не заволновался. Он заговорил сразу, без заминки:
— Моя собака не кусалась. Не то что собаки, которые живут за большими заборами и вечно скалят зубы. Их чёрные носы смотрят из-под ворот, как двустволки. А моя собака махала хвостиком. Она была белой, и над глазами у неё два рыжих треугольника. Вместо бровей…
Мальчик говорил спокойно, почти монотонно. Слова, как круглые ровные шарики, катались одно за другим.
— И женщину она не кусала. Она играла и ухватила её за пальто. Но женщина рванулась в сторону, и пальто порвалось. Она думала, что моя собака кусается, и закричала. Меня повели в милицию, а собака бежала рядом.
Мальчик поднял глаза на директора: рассказывать дальше? Директор сидел на кончике своего кресла и грудью навалился на стол.
Глаза его прищурились, как будто он целился. Они не видели ничего, кроме Таборки.
— Давай дальше.
— В милиции нас продержали два часа. Мы стояли у стенки и всё чего-то ждали. Но в милиции не убили собаку. Там один, с усами, даже погладил её и дал ей сахару… Оказывается, собаке полагается номер и намордник. По правилам. Но когда я нашёл мою собаку, у неё не было ни номера, ни намордника. У неё вообще ничего не было.
— Где ты нашёл её?
— В посёлке. Хозяева переехали в город, а собаку бросили. Она бегала по улицам, всё искала хозяев.
— Заведут собаку, а потом бросят!
Эти слова вырвались у директора, и он вдруг почувствовал, что после них уже не сможет ударить кулаком по столу. Мальчик не ухватился за его слова. Он неожиданно возразил:
— Они бросили собаку, но не убили. А я наткнулся на неё. Отдал ей свой завтрак, и с тех пор она не отходила от меня.
— Как звали твою собаку?
— Не знаю. Ведь хозяева уехали.
— И ты никак не назвал её?
Мальчик непонимающе посмотрел на директора.
— Ты не дал ей имени?
— А зачем?
Он наконец выпустил из рук тяжёлый портфель, и тот глухо плюхнулся на пол.
— У неё было имя. Я просто не знал его. Спрашивал у ребят. Никто не помнил, как её звали.
— Вот и назвал бы её как-нибудь.
Мальчик покачал головой:
— Раз у собаки есть имя, зачем давать ей новое. У собаки должно быть одно имя.
Теперь Таборка смотрел на медную пепельницу, которая стояла на краю стола. Пепельница была чистой и блестящей. Вероятно, новый директор не курил.
Таборка поднял руку и почесал затылок. И директор заметил на рукаве крупную штопку. Она была похожа на решётку, которая не выпускала локоть наружу.
Мальчик неожиданно умолкал и так же неожиданно начинал говорить, словно часть мыслей оставлял при себе, а часть высказывал вслух.
— Когда я в первый раз привёл собаку домой, он был в отъезде. Мама сказала: «От собаки одна только грязь!» Какая грязь может быть от собаки? От собаки одна радость. Потом мама сказала: «Я твоей собакой заниматься не буду. Занимайся сам!» Так я для того и взял собаку, чтобы заниматься самому. Моя собака была очень умной. Когда я учил наизусть стихи, она смотрела мне в глаза и слушала. А когда у меня не выходила задача, собака тёрлась о мою ногу. Это она подбадривала меня. А потом приехал он и выгнал собаку.
Таборка не отрывал глаз от пепельницы, а директор скрестил пальцы и положил их под щёку и не спускал с мальчика прищуренных глаз.
— Чем ему помешала собака?.. Я не мог выгнать собаку. Её один раз уже выгоняли. Я поселил её в сарае. Там было темно и скучно. Я всё время думал о своей собаке. Даже ночью просыпался: может быть, ей холодно и она не спит? А может быть, она боится темноты?.. Это, конечно, ерунда: собака ничего не боится! В школе я тоже думал о ней. Ждал, когда кончатся уроки: её завтрак лежал у меня в портфеле… Потом он заплатил штраф за порванное пальто и выгнал собаку из сарая. Я привёл её в школу. Мне некуда было её деть.
Теперь слова мальчика уже не были круглыми шариками. Они стали шершавыми и угловатыми и с трудом вырывались наружу.
— Я не знал, что он задумал убить мою собаку. Меня тогда не было. Он подозвал её и выстрелил ей в ухо.
В комнате стало тихо. Как после выстрела. И долгое время ни мальчик, ни директор не решались прервать молчание.
Неожиданно директор сказал:
— Слушай, Табор! Хочешь, я подарю тебе собаку? Немецкую овчарку с чёрной полосой на хребте.
Мальчик покачал головой:
— Мне нужна моя собака. Я бы её научил спасать утопающих. У меня книжка такая есть, как учить собак.
Директор встал со стула. Он стал ещё выше, чем казался вначале.
Пиджак висел на его худых плечах, как на вешалке. Может быть, его костюм тоже принадлежал когда-то старому директору. Как большое кресло.
Он подошел к мальчику и наклонился к нему:
— Ты можешь помириться с отцом?
— Я с ним не ссорился.
— Но ты с ним не разговариваешь?
— Я отвечаю на его вопросы.
— Он тебя когда-нибудь бил?
— Не помню.
— Обещай мне, что ты помиришься с отцом.
— Я буду отвечать на его вопросы… Пока не вырасту.
— А что ты будешь делать, когда вырастешь?
— Я буду защищать собак.
Директор молча прошёлся по кабинету и вернулся в своё неуютное кресло. А мальчик взял портфель за ручку, которая держалась на одном ушке, и пошёл к двери. Когда он уходил, директор заметил, что штопка на рукаве порвалась и острый локоть вырвался сквозь решётку наружу.

БАГУЛЬНИК.
Он вызывающе зевал на уроках - зажмуривал глаза, отвратительно морщил нос и открывал пасть - другого слова тут не подберешь! При этом он подвывал, что вообще не лезло ни в какие ворота. Потом энергично тряс головой - разгонял сон - и уставлялся на доску. А через несколько минут снова зевал.
- Почему ты зеваешь?! - раздраженно спрашивала Женечка.
Она была уверена, что он зевает от скуки. Расспрашивать его было бесполезно - он был молчальником. Зевал же потому, что всегда хотел спать.
Он принес в класс пучок тонких прутиков и поставил их в банку с водой. И все посмеивались над прутиками, и кто-то даже пытался подмести ими пол, как веником. Он отнял и снова поставил в воду.
Он каждый день менял воду.
И Женечка посмеивалась.
Но однажды веник зацвел. Прутики покрылись маленькими светло-лиловыми цветами, похожими на фиалки. Из набухших почек-узелков прорезались листья, светло-зеленые, ложечкой. А за окном еще поблескивали кристаллики уходящего последнего снега.
Все толпились у окна. Разглядывали. Старались уловить тонкий сладковатый аромат. И шумно дышали. И спрашивали, что за растение, почему оно цветет.
- Багульник, - буркнул он и пошел прочь.
Люди недоверчиво относятся к молчальникам. Никто не знает, что у них, молчальников, на уме - плохое или хорошее. На всякий случай думают, что плохое. Учителя тоже не любят молчальников, потому что хотя они и тихо сидят на уроке, зато у доски каждое слово приходится вытягивать из них клещами.
Когда багульник зацвел, все забыли, что Костя молчальник. Подумали, что он волшебник.
И Женечка стала присматриваться к нему с нескрываемым любопытством.
Женечкой за глаза звали Евгению Ивановну. Маленькая, худая, слегка косящая, волосы - конским хвостиком, воротник - хомутиком, каблуки с подковками. На улице ее никто не принял бы за учительницу. Вот побежала через дорогу. Застучали подковки. Хвостик развевается на ветру. Остановись, лошадка! Не слышит, бежит... И долго еще не затихает стук подковок...
Женечка обратила внимание, что каждый раз, когда раздавался звонок с последнего урока, Костя вскакивал с места и сломя голову выбегал из класса. С грохотом скатывался с лестницы, хватал пальто и, на ходу попадая в рукава, скрывался за дверью. Куда он мчался?
Его видели на улице с собакой, огненно-рыжей. Очесы длинной шелковистой шерсти колыхались языками пламени. Но через некоторое время его встречали с другой собакой - под короткой шерстью тигрового окраса перекатывались мускулы бойца. А позднее он вел на поводке черную головешку на маленьких кривых ногах. Головешка не вся обуглилась - над глазами и на груди теплились коричневые подпалины.
Чего только не говорили про Костю ребята!
- У него ирландский сеттер, - утверждали они. - Он охотится на уток.
- Ерунда! У него самый настоящий боксер. С такими ходят на диких быков. Мертвая хватка!- говорили другие.
Третьи смеялись:
- Не можете отличить таксы от боксера!
Были еще такие, которые спорили со всеми:
- Он держит трех собак!
На самом деле у него не было ни одной собаки.
А сеттер? А боксер? А такса?
Ирландский сеттер горел костром. Боксер, как перед боем, играл мышцами. Такса чернела обгоревшей головешкой.
Что это были за собаки и какое отношение они имели к Косте, не знали даже его родители. В доме собак не было и не предвиделось.
Когда родители возвращались с работы, они заставали сына за столом: он поскрипывал перышком или бормотал под нос глаголы. Так он сидел запоздно. При чем здесь сеттеры, боксеры, таксы?
Костя же появлялся дома за пятнадцать минут до прихода родителей и едва успевал отчистить штаны от собачьей шерсти.
Впрочем, кроме трех собак, была еще и четвертая. Огромная, головастая, из тех, что спасают людей, застигнутых в горах снежными лавинами. Из-под длинной свалявшейся шерсти проступали худые, острые лопатки, большие впалые глаза смотрели печально, тяжелые львиные лапы - ударом такой лапы можно сбить любую собаку - ступали медленно, устало.
С этой собакой Костю никто не видел.
Звонок с последнего урока - сигнальная ракета. Она звала Костю в его загадочную жизнь, о которой никто не имел представления.
И как зорко ни следила за ним Женечка, стоило ей на мгновение отвести глаза, как Костя исчезал, выскальзывал из рук, улетучивался.
Однажды Женечка не выдержала и бросилась вдогонку. Она вылетела из класса, застучала подковками по лестничным ступеням и увидела его в тот момент, когда он несся к выходу. Она выскользнула в дверь и устремилась за ним на улицу. Прячась за спины прохожих, она бежала, стараясь не стучать подковками, а конский хвост развивался на ветру.
Она превратилась в следопыта.
Костя добежал до своего дома - он жил в зеленом облупившемся доме, исчез в подъезде и минут через пять появился снова. За это время он успел бросить портфель, не раздеваясь проглотить холодный обед, набить карманы хлебом и остатками обеда.
Женечка поджидала его за выступом зеленого дома. Он пронесся мимо нее. Она поспешила за ним. И прохожим не приходило в голову, что бегущая, слегка косящая девушка не Женечка, а Евгения Ивановна.
Костя нырнул в кривой переулок и скрылся в парадном. Он позвонил в дверь. И сразу послышалось какое-то странное подвывание и царапанье сильной когтистой лапы. Потом завывание перешло в нетерпеливый лай, а царапанье в барабанную дробь.
- Тише, Артюша, подожди! - крикнул Костя.
Дверь отворилась, и огненно-рыжий пес бросился на Костю, положил передние лапы на плечи мальчику и стал лизать длинным розовым языком нос, глаза, подбородок.
- Артюша, перестань!
Куда там! На лестнице послышался лай и грохот, и оба - мальчик и собака - с неимоверной скоростью устремились вниз. Они чуть не сбили с ног Женечку, которая едва успела прижаться к перилам. Ни тот, ни другой не обратили на нее внимания. Артюша кружился по двору. Припадал на передние лапы, а задние подбрасывал, как козленок, словно хотел сбить пламя. При этом лаял, подскакивал и все норовил лизнуть Костю в шёку или в нос. Так они бегали, догоняя друг друга. А потом нехотя шли домой.
Их встречал худой человек с костылем. Собака терлась о его единственную ногу. Длинные мягкие уши сеттера напоминали уши зимней шапки, только не было завязочек.
- Вот, погуляли. До завтра" - сказал Костя.
- Спасибо. До завтра.
Артюша скрылся, и на лестнице стало темнее, словно погасили костер.
Теперь пришлось бежать три квартала. До двухэтажного дома с балконом, который находился в глубине двора. На балконе стоял пес боксер. Скуластый, с коротким, обрубленным хвостом, он стоял на задних лапах, а передние положил на перила.
Боксер не сводил глаз с ворот. И когда появился Костя, глаза собаки загорелись темной радостью.
- Атилла! - крикнул Костя, вбегая во двор.
Боксер тихо взвизгнул. От счастья.
Костя подбежал к сараю, взял лестницу и потащил ее к балкону.
Лестница была тяжелой. Мальчику стоило больших трудов поднять ее. И Женечка еле сдержалась, чтобы не кинуться ему на помощь.
Когда Костя наконец приставил лестницу к перилам балкона, боксер спустился по ней на землю. Он стал тереться о штаны мальчика. При этом поджимал лапу. У него болела лапа.
Костя достал припасы, завернутые в газету. Боксер был голоден. Он ел жадно, но при этом посматривал на Костю, и в его глазах накопилось столько невысказанных чувств, что казалось, он сейчас заговорит.
Когда собачий обед кончился, Костя похлопал пса по спине, прицепил к ошейнику поводок, и они отправились на прогулку.
Отвисшие углы большого черногубого рта собаки вздрагивали от пружинистых шагов. Иногда боксер поджимал больную лапу.
Женечка слышала, как дворничиха им вслед сказала:
- Выставили собаку на балкон и уехали. А она хоть помирай с голоду! Люди ведь!..
Когда Костя уходил, боксер провожал его глазами, полными преданности. Его морда была в темных морщинах, лоб пересекала глубокая складка. Он молча шевелил обрубком хвоста.
Женечке вдруг захотелось остаться с этой собакой. Но Костя спешил дальше.
В соседнем доме на первом этаже болел парнишка - был прикован к постели. Это у него была такса - черная головешка на четырех ножках. Женечка стояла под окнами и слышала разговор Кости и больного мальчика.
- Она тебя ждет, - говорил больной.
- Ты болей, не волнуйся, - слышался голос Кости.
- Я болею... не волнуюсь, - отвечал больной. - Может быть, я отдам тебе велосипед, если не смогу кататься.
- Мне не надо велосипеда.
- Мать хочет продать Лаптя. Ей утром некогда с ним гулять.
- Приду утром, - после некоторого раздумья отвечал Костя. - Только очень рано, до школы.
- Тебе не попадет дома?
- Ничего... тяну... на тройки... Только спать хочется, поздно уроки делаю.
- Если я выкарабкаюсь, мы вместе погуляем.
- Выкарабкивайся.
- Ты куришь? - спрашивал больной.
- Некурящий, - отвечал Костя.
- И я некурящий.
- Ну, мы пошли... Ты болей... не волнуйся. Пошли, Лапоть!
Таксу звали Лаптем. Костя вышел, держа собаку под мышкой.
И вскоре они уже шагали по тротуару. Рядом с сапогами, ботинками, туфлями на кривых ножках семенил черный Лапоть.
Женечка шла за таксой. И ей казалось, что это пламенно-рыжая собака обгорела и превратилась в такую головешку. Ей захотелось заговорить с Костей. Расспросить его о собаках, которых он кормил, выгуливал, поддерживал в них веру в человека. Но она молча шла по следам своего ученика, который отвратительно зевал на уроках и слыл молчальником. Теперь он менялся в ее глазах, как веточка багульника.
Но вот Лапоть отгулял и вернулся домой. Костя двинулся дальше, и его невидимая спутница - Женечка - снова пряталась за спины прохожих. Дома уменьшились ростом. А спин стало совсем мало.
Город кончался. Начались дюны. Женечке трудно было идти на каблуках по вязкому песку и корявым корням сосен. В конце концов она сломала каблук.
И тут показалось море.
Оно было мелким и плоским. Волны не обрушивались на низкий берег, а тихо и неторопливо наползали на песок и так же медленно и беззвучно откатывались, оставляя на песке белую каемку пены.
Море выглядело сонным и вялым, не способным к бурям и штормам.
Но бури на нем бывали. Далеко от дюн, за линией горизонта.
Костя шел по берегу, наклоняясь вперед - против ветра. Женечка сняла туфли, босиком было идти легче, но холодный влажный песок обжигал ступни. На берегу сохли развешанные на кольях сети с круглыми поплавками из бутылочного стекла, лежали лодки, перевернутые вверх килем.
Неожиданно вдалеке, на самой кромке берега, возникла собака.
Она стояла неподвижно, в странном оцепенении. Большеголовая, с острыми лопатками, с опущенным хвостом. Ее взгляд. был устремлен в море. Она ждала кого-то с моря.
Костя подошел к собаке, но она даже не повернула головы, словно не слышала его шагов. Он провел рукой по свалявшейся шерсти.
Собака едва заметно шевельнула хвостом. Мальчик присел на корточки и разложил перед собакой хлеб и остатки своего обеда, завернутого в газету. Собака не оживилась, не выказала никакого интереса к пище. Костя стал ее поглаживать и уговаривать:
- Ну поешь... Ну поешь немного...
Собака посмотрела на него большими впалыми глазами и снова обратила взгляд к морю.
Женечка притаилась за развешанными сетями, словно попалась, запуталась в них и не могла вырваться, чтобы тоже гладить собаку и говорить:
"Ну поешь... Ну поешь хоть немного!"
Костя взял кусок хлеба и поднес ко рту собаки. Та вздохнула глубоко и громко, как человек, и принялась медленно жевать хлеб.
Она ела без всякого интереса, как будто была сыта или привыкла к лучшей пище, чем хлеб, холодная каша и кусок жилистого мяса из супа... Она ела для того, чтобы не умереть. Ей нужно было жить. Она ждала кого-то с моря.
Когда все было съедено, Костя сказал:
- Идем. Погуляем.
Собака снова посмотрела на мальчика и послушно зашагала рядом. У нее были тяжелые лапы и неторопливая, полная достоинства львиная походка. Следы заполнялись водой.
В море переливались нефтяные разводы. Будто где-то за горизонтом произошла катастрофа, рухнула радуга и ее обломки прибило к берегу.
Мальчик и собака шли не спеша, а Женечка - следопыт Женечка - слышала, как Костя говорил собаке:
- Ты хороший... Ты верный... Пойдем со мной. Он никогда не вернется. Он погиб. Честное пионерское.
Собака молчала. Она и не должна была говорить. Она не отрывала глаз от моря. И в который раз не верила Косте. Ждала.
- Что же мне с тобой делать? - спросил мальчик. - Нельзя же жить одной на берегу моря. Когда-нибудь надо уйти.
Рыбацкая сеть кончилась. И Женечка как бы выпуталась из сетей.
Костя оглянулся и увидел учительницу. Она стояла на песке босая, а туфли держала иод мышкой. И сквозняк, тянувший с моря, развевал ее волосы, собранные в конский хвост.
- Что же с ней делать? - растерянно спросила она Костю.
- Она не пойдет. Я знаю, - сказал мальчик. Он почему-то не удивился появлению учительницы. - Она никогда не поверит, что хозяин погиб...
Женечка подошла к собаке. Собака глухо зарычала, но не залаяла, не бросилась на нее.
- Я ей сделал дом из старой лодки. Подкармливаю. Она очень тощая... Сперва укусила меня.
- Укусила?
- Руку. Теперь все зажило. Я йодом смазывал.
Пройдя еще несколько шагов, он сказал:
- Собаки всегда ждут. Даже погибших... Им надо помогать.
Море потускнело и стало как бы меньше размером. Погасшее небо плотнее прижалось к сонным волнам. Костя и Женечка проводили собаку до ее бессменного поста, где неподалеку от воды лежала перевернутая лодка, подпертая чурбаком, чтобы под нее можно было забраться. Собака подошла к воде. Села на песок. И снова застыла в своем вечном ожидании...
Обратно учительница и ученик шли быстро, но, когда берег кончился, за дюнами Женечка остановилась и сказала:
- Я не могу так быстро. У меня каблук сломался.
- Мне надо бы поспеть до их прихода, - отозвался Костя.
- Тогда иди.
Костя внимательно посмотрел на Женечку и спросил:
- А как же вы?
- Я дойду не спеша.
- Может быть, вбить гвоздь? У вас есть гвоздь?
- Не знаю. - Женечка протянула ему туфлю.
Он покрутил каблук, как зуб, который шатается. И постучал камнем.
- Вот.
- Теперь лучше, - сказала Женечка, надевая туфлю.
Но шла она прихрамывая, наступая на носок, чтобы каблук держался.
На другой день в конце последнего урока Костя уснул. Он зевал, зевал, но потом уронил голову на согнутый локоть и уснул. Сперва никто не замечал, что он спит. Потом кто-то захихикал.
И Женечка увидела, что он спит.
- Тихо, - сказала она. - Совсем тихо!
Когда она хотела, все было как полагается. Тихо так тихо.
- Вы знаете, почему он уснул? - шепотом произнесла Евгения Ивановна. Я вам расскажу... Он гуляет с чужими собаками. Кормит их. Собаки всегда ждут. Даже погибших... Им надо помогать.
Зазвенел звонок с последнего урока. Он звенел громко и протяжно.
Но Костя не слышал звонка. Он спал.
Евгения Ивановна - Женечка - склонилась над спящим мальчиком, положила руку ему на плечо и легонько потрясла. Он вздрогнул и открыл глаза.
- Звонок с последнего урока, - сказала Женечка, - тебе пора.
Костя вскочил. Схватил портфель. И в следующее мгновение скрылся за дверью.

Вперёд, Вожак!
Тяни постромки и жилы рви.
За горло нас берут потёмки, а снег в крови.
Разбиты лапы, пёс, я знаю, о твёрдый наст.
Как рана мучает сквозная, усталость вас.
Но вы с рожденья волчьей масти, у всех у вас
Одной и той же отблеск страсти в разрезе глаз.
Вам снятся сны одни и те же под блеск луны,
И слышится полозьев скрежет средь тишины.
И вам нельзя слабеть душою, умерить бег -
Вас шрамами, а не паршою отметил век.
Ещё сто вёрст до горизонта, а там - хребты:
Тяжёлые, как мастодонты, пород пласты.
Там ни налево, ни направо, там каждый шаг
Тебе рассчитывать по праву, Вожак.
Хватай же снег горячей пастью, грудь остуди.
Ты облечён верховной властью.
Не подведи!

Мы встречались с тобой на закате.
Ты отдал мне свой ствол и ключи.
Я обещала всё тихо уладить
И скрылась бесшумно в ночи.

Были страшны бесшумные встречи
С теми, кто стражу ночную несёт,
И ставим так часто мы свечи
За тех, кто назад не придёт.

И я продолжаю скитаться
По тёмному царству теней.
Всю жизнь я училась скрываться
От ненужных мне глаз и ушей.

Всю жизнь как на лезвии бритвы
Проводим мы, давши обет.
Не помогут нам даже молитвы -
Назад пути нет! Назад. Пути. Нет.

Фотографии BlackShewolf :

Я - бридер сибирских хаски, начинающий машер и кинолог-служебник. Все, кому интересна тема собак, добро пожаловать сюда.