это у меня трубка вырвалась: ладони сразу взмокли. Вы меня уже ждете? Скажи, как ехать.

• Ты где?
• В парке Горького.
• А еще точнее?
• Завтракаю — пльзенское пиво пью в деревяшке.

. — Слушай меня внимательно: сиди в этой деревяшке и никуда не уходи. Сейчас я возьму такси и приеду.

—   А Гуров где?

Я не знал, что ответить, и молчал.

• Один приедешь? — недоумевал Ванечка.
• Сиди на месте и — никуда! Понял меня?
• Понял... Ну, я пошел сидеть, — и он повесил трубку. Верочка немигающим взглядом снова уставилась из

своего угла в дверцу /maestro-janik.ru/chesnok_marinovanniy.html" target="_blank">http://maestro-janik.ru/chesnok_marinovanniy.html ">холодильника.

—   Едешь? — спросила она тусклым голосом.

—   Да. Нужно еще заехать в "Вечерку", — я взял со стола серую папку. — Если понадоблюсь, звони мне домой. Мы сейчас же поедем с Сиротой ко мне. Поняла?

Верочка кивнула и, не поворачивая головы, попросила:

—   Присядь на минутку.

Я сел и положил папку на колени.

• Скажи, Павел, только честно: ты ничего от меня не скрываешь?
• Что ты имеешь в виду?
• Ты прекрасно знаешь, как мы жили. Георгий тебе наверняка обо всем рассказывал. Всякое было, особенно когда жива была мама. Но после того, как она умерла, у нас почти не было ссор. Он делал свое дело, я — свое. Мы друг другу не мешали, и, честно говоря, если нас что и связывало, так это наш сын. Но между нами не было такого, что могло бы... что заставило бы его... Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.

Я понял, что она хотела от меня услышать, и постарался успокоить ее.

—   Можешь не терзать себя, — я старался говорить как можно убедительнее. — Никакой твоей вины здесь нет и не может быть. Да уж если говорить до конца, ничего необычного и не было в ваших отношениях, и ты это прекрасно понимаешь.

—   Ну тогда что? Что?.. Ведь должна же быть причина!

Я не могу поверить, как это можно: быть близким с человеком почти пятьдесят лет и не знать его как самого себя!

• А вот здесь ты ошибаешься, — мягко возразил я. — Даже для того, чтобы познать самого себя, человеку порой не хватает жизни.
• Опять ты со своей философией, — поморщилась Верочка. — Я ведь тебя по-человечески спрашиваю, как старого друга Георгия.
• А я тебе по-человечески и отвечаю. Эта философия, Верочка, и рождена жизнью, и проверяется ею. И, кстати, — решил я все же закончить свою мысль, — я думаю, познать самого себя иной человек не то что не может из-за лености ума или за неспособностью, а не хочет. И знаешь, почему?
• Почему же? — Верочка посмотрела на меня как на хныкающего пациента, который мешает ей приступить к делу.
• Потому что боится.
• Кого?
• А мало ли! — я поднялся. — Впрочем, я это и сам хотел бы узнать. Ну, звони.

В соседней комнате тонко попискивал электронный зуммер. Я остановился в дверях. Вава лежал на диване, задрав ноги на валик, и сдвинув брови, сосредоточенно давил на черной пластиковой коробке кнопки, помогая электронному волку ловить мячи. Он был так увлечен, что не сразу и заметил меня, а заметив, с трудом скрыл свое неудовольствие под маской покорного безразличия. Ле­ниво снял ноги с валика и сел, глядя в пол.

—   Ты бы спросил мать, может, ей нужно в чем-то помочь.

Вава шмыгнул носом, а Верочка осторожно дотрону-н.1сь сзади до моей руки.

—   Оставь его, Павел, — и проводив меня до входной ЦВери, добавила: — Ему сейчас тяжелее, чем мне. Он был 1.1 к привязан к отцу.

Я молча поклонился и вышел.

Икакого черта я лезу не в свои дела! Да кувыркайтесь ВЫ, как хотите, мне-то что до этого! Я почувствовал, что мири старого дома Гурова медленно закрываются передо мной. До того, как они закроются наглухо, мы еще успеем с Сиротой прошмыгнуть в щелку, помянуть своего старого товарища и выскочить. А потом забудется и этот район, потому что в нем у меня больше никого нет, и номер телефона, потому что в Верочке нужды никогда не испы­тывал, а она будет только рада избавиться наконец-то от человека, одно присутствие которого наводит ее на груст­ные мысли об утраченных иллюзиях. Все ее настоящее и будущее заполнит теперь тонкой духовной организацией великовозрастный Вава — Вава Георгиевич! И дай Бог им счастья!

Я вышел на проспект, и уже через пять минут лихой таксист с шиком мчал меня к центру города.