В колонках играет - Joe Dassin - Cote Banjo, Cote Violon
...Далеко за полночь. При слабом свете монитора Винни нашарил кружку с остывшим чаем, глотнул. Голова была напрочь забита белым шумом, а потому дальше тупого глядения на кривой набросок сайта в фотошопе дело не продвигалось. "Ну, увалень, подбери мюсли!" - сказал Винни сам себе. Что такое мюсли, он доподлинно не знал, но склонялся к мнению, что это нечто, свисающее из разинутой пасти соседского дога.
Винни с надеждой взглянул на блюдце на системнике, в лучшие времена с горкой заваленное бутербродами со всяческой мясоколбасной продукцией, а ныне грустно демонстрирующем пару одиноких хлебных крошек, и вздохнул.
Выудив из чая жухлую дольку лимона, Винни сьел её, старательно пережёвывая. Когда скривившееся лицо наконец приняло свою естественную форму, он почувствовал себя значительно бодрее.
Энергично потерев руки, он принялся набрасывать прозрачные кнопки менюшки. Дело пошло на лад, Винни азартно щурился, выравнивая бирюзовые блестящие кнопки и привычно бормоча под нос. "Та-ак, это сю-у-да, тэ-эк-с, угу, контрол Е, контрол А, контрол Тэ... Что за чёрт?.. Тэ.. Блин."
Старенькая клава, не выдержав многолетних мучений, решила наконец объявить бойкот. "Т" запала, притом напрочь. Винни попытался подцепить её ногтем, но не тут-то было. Клава обиделась и кнопку отпускать не хотела. Винни взвыл и уронил голову на стол. Рабочее настроение мгновенно испарилось, и поднимать голову обратно не было ни малейшего желания. Вой медленно затих и перетёк в невнятное мычание. "Ну почему вот так всегда?.. Каждый раз - только войдёшь во вкус, какая-нибудь гадость. Вениамин Санников версус Гомеостатическое мироздание?.. Неет, это для нашего уровня слишком круто, господа.."
В этот момент философские размышления Винни были прерваны лёгким скребущим звуком, происходящим откуда-то из угла столешницы. Винни вздёрнул голову и, ослеплённый монитором, несколько секунд не мог разобрать ничего, но потом его челюсть медленно отвисла и всерьёз решила остаться в таком положении надолго. По столу топал маленький толстый человечек и, тихонько покряхтывая, волок за собой чайную ложку. Ложка была больше человечка раза в три.
Винни, наконец-то справившись со своей челюстью, промямлил:
- Ты кто?.. Гном?..
Человечек хмуро и исподлобья зыркнул на него и буркнул:
- Сам ты гном.. Сказок начитался.. Лом помоги донести!
- А?.. - Винни недоумённо заморгал.
Человечек бросил ложку и встал в позу, подперев кулачками бока:
- Ау, Вениамин Сергеевич! Лом, говорю! Вот эту вот хреновину! Ты думаешь, мне одному её тащить легко?!..
Винни, обалдев совершенно, взял ложку.
- А куда.. её.. его.. этот.. лом?..
- На клавиатуру, естественно. - человечек очень по-деловому подошёл ближе и забрался на многострадальную клаву.
- А теперь, мальчик, отойди, не мешай взрослому дяде работать.
Винни не нашёл даже, что возразить.
Человечек, поплевав на ладошки, ухнул, схватил ложку и узким концом воткнул её под запавшую кнопку. Довольно крякнув, ухватился за другой конец ложки и налёг на него всем тельцем. Кнопка щёлкнула и вышла из паза. Человечек налёг на неё плечом и отодвинул в сторону. Вытащил из карманов крошечные рабочие краги и старательно собрал весь мусор, скопившийся под кнопкой за долгие годы. Слепив из всего этого комок, он перекатил его по столу до самого края и сбросил точно над мусорной корзиной. Задвинув кнопку на место, он попрыгал на ней для верности. Кнопка со щелчком встала на место и исправно поднималась обратно после каждого прыжка. Человечек довольно отряхнул краги и подмигнул Винни:
- Вот как надо!
Винни тупо смотрел на него и молчал.
Человечек сграбастал ложку и, всё так же кряхтя, поволок её куда-то за системник. На углу он остановился и надзидательно произнёс, глядя Винни в глаза и грозя пальчиком:
- А вообще-то, Вениамин Сергеевич, по ночам спать надо!..
В открытую форточку лился свежий воздух, а занавески уже начали светлеть - за окном начинался рассвет нового дня.
-------------------
2006 June, 1st

В колонках играет - L'Arc-en-Ciel - Lost Heaven
Иногда люблю прошвырнуться по всем своим тетрадкам и загашникам - иногда там находишь очень интересные вещи. Довольно удачные стихи, временами даже дописанные, задумки или даже заготовки рассказов, а кое-где - даже начатые и оборванные на самом интересном месте. И ведь бывает же - берусь и дописываю. Иногда. Изредка. Но - бывает.
Будет вам ещё что почитать, дорогие мои. :)
Будет когда-нибудь жестковато-психологическая повесть про Тецкалтипоку,
Будет фантастика про кита, поющего блюз,
Будет прЫключенческий и немножко грустный рассказ про дружбу,
Будет усталый, но позитивный рассказ про Саню и Серёгу...

Вот, пожалуй, началом последнего я Вас и побалую сегодня. Даже названия пока нет..

Кафешка притулилась на самом отшибе, и топать туда пришлось пешком. Стоял поздний вечер пятницы, холодало, и пропустить сейчас стаканчик было бы как нельзя более кстати.
Витиеватые старомодные буквы над фасадом складывались в надпись "У Гога". Я толкнул дверь, коротко брякнул колокольчик. Внутри, как всегда, царил уютный полумрак и извечный толстый, кряжистый и лысоватый Гог невозмутимо протирал за барной стойкой стаканы.
И тут я заметил Саньку.
Я узнал его сразу, хоть и не видел уже лет сто. Сидел он у бара, с краешку, весь какой-то устало-смурной, рассеянно уткнувшись взглядом в свой полупустой стакан. Я тихонько подошёл к нему.
- Привет, Сань. Давненько не виделись.
Он поднял на меня недоумевающий мутный взгляд и вдруг просветлел, заулыбался - узнал.
- Серёга!! Ха-ха! Серёга, неужели ты?!..
Обнялись. Санькина улыбка расползлась до ушей, в глазах заплясали озорные огоньки. Впрочем, я и сам был чертовски рад встрече.
Саня был моим другом детства..

А вот пока и всё! :) Вот как допишу и доработаю, дочитаете. Ежели будет желание, конечно. А если у вас свои идеи есть - подкидывайте, вдруг-да столкнусь с мёртвой точки..

В колонках играет - Алиса - Гость
Настроение сейчас - баааааиньки

Писать что-то новое некогда, посему, порывшись в бездонных своих загашниках, вытаскиваю вам, уважаемые любопытствующие, ещё один старенький рассказец:


…олутёмной кухне сидел Сеня и пил чай. Весь оставшийся кипяток он налил в кружку; на донышке бултыхалась мутная накипь.

Вторую неделю стоял жуткий мороз, в печной трубе выли зимние духи, а маленькое слюдяное окошечко совсем заледенело. Сеня соскреб лед, с той стороны замельтешили зимние мотыльки – просились на свет, но Сеня не пустил – опять будут всю ночь пищать, спать невозможно.

Тихонько скрипнула входная дверь, в сенях что-то чуть слышно завозилось, зашуршало. Сеня машинально взглянул на ходики – полпервого ночи. Кого это несет в такую позднь? Свои-то спят…

Дверь приоткрылась на мгновение и бесшумно закрылась снова – ночной грабитель заметил, что в доме не спят. Сеня успел увидеть только мохнатую черную лапу и круглые горящие глазки.

Затихло.

Сеня глотнул чаю. За дверью не двигались.

«Эй!» – негромко позвал Сеня, - «Заходи, заходи. Всё равно теперь наружу не выйдешь – там заклятие висит».

За дверью что-то метнулось, заскреблось в теперь уже запертую входную дверь и еле слышно испуганно заскулило. Сеня ждал. Минуту спустя дверь приоткрылась вторично; грабитель протиснулся в комнату и уставился на Сеню настороженно и насупившись. Был он невысок, Сене по пояс, чёрный как смоль и пушисто-лохматый до такой степени, что из меха торчали лишь кончики ушей и глаза; он вовсю храбрился и напускал на себя сердитый и воинственный вид, но в круглых желтых глазках светились растерянность и испуг. Передними лапками он крепко вцепился в кожаный кошелек.

Сеня вздохнул, налил заново чайник и поставил на плитку. Гость не двигался.

«Садись уж… Или так и будешь у двери торчать всю ночь?» – поинтересовался Сеня и с тенью зависти оглянулся на тёмную горницу – оттуда раздавался мощный храп и тоненькое сопение – вот уж им-то на мотыльков плевать…

Гость заколебался. «Да садись, садись…» - приглашающее махнул рукой Сеня. Гость засопел и – была не была! – протопал к столу и вскарабкался на второй стул. Кошелек он бережно положил рядом. Сеня пододвинул к нему вазочку с сухарями и мёд. Взял себе сухарик, подмигнул гостю. Гость засмущался. «Ладно тебе, брось». – Сеня захрустел сухариком. Гость вздохнул, взял сухарик, обмакнул в мёд и тоже захрустел.

…Стрелка часов подползала к часу ночи. Чайник закипал.

Сеня достал банку с тополиным чаем, чашки, себе маленькую, гостю – побольше: «Замерз ведь». Кинул по щепотке чая, засыпал сладкой тростниковой трухой, залил кипятком. Чай получился хороший – густой и тягучий.

Гость долго принюхивался к чаю, разглядывал чашку и справа, и слева, потом, взглянув на Сеню (тот, как ни в чём ни бывало, отхлёбывал и хрустел, хрустел и отхлёбывал), ухватил обеими лапами, отпил чуть и удивленно зачмокал – чай ему явно понравился. Выдул он его в два глотка. Сеня незамедлительно налил ещё.

На кухне было тепло и уютно, потрескивала печь; гость согрелся, откинулся на спинку стула и опустил чёрные ушки.

Сеня засмотрелся на мельтешащих мотыльков, которые всё ещё с писком бились в окошко, а когда отвёл от окна взгляд, увидел, что гость уже, свернувшись калачиком прямо здесь же, на стуле, уснул… Сеня пошёл за одеялом – укрыть, а возвращаясь, заметил, что во сне гость случайно столкнул на пол свой кошелек. Оттуда высыпалось с пяток прошлогодних орехов Куц да несколько вялых листов снежной капусты. «Негусто». - подумал Сеня, - «В лесу сейчас еды не найти». Из мешочка наполовину выпал ещё какой-то небольшой плоский квадратный предмет. Сеня поднял и поднёс поближе к свету. Это оказалась маленькая плотная карточка (Сеня не знал, что такое пластик) с изображением кого-то, сильно напоминавшего ночного гостя, только дымчатого цвета и более пушистого, мягкого, что-ли… А снизу прижались друг к другу пять уж совсем крошечных чёрных глазастых комочков.

Ночной гость тихонько сопел, ушки устало обвисли. «Бедолага», - подумал Сеня, - «Шесть ртов, да нонешней-то зимой… Кормилец…» Он аккуратно собрал всё обратно в мешочек, и под завязку набил его всякой снедью – в этот год у Сени были славные запасы. Сверху положил два свертка – с чаем и со сладкой трухой. Завязал кошелек и осторожно сунул его спящему гостю. Гость, не просыпаясь, вцепился в мешочек всеми лапами и прижал к груди. Тревожное до того сопение сменилось тихим, успокоенным.

Стрелка ходиков перевалила за три часа. Чай в чашке уже давно остыл, а Сеня всё смотрел и смотрел сквозь ледяное кружево окна в бесконечную морозн…

В колонках играет - Наутилус Помпилиус - Берег
Я с трудом разлепил глаза. Свист доносился с подоконника. Свистели, как я со скрипом сообразил, «Берег» Наутилуса. Это меня, собственно, и разбудило. Ангел удобно устроился на подоконнике у распахнутого окна, немного отодвинув пустые бутылки, и курил. Сидел он там, видимо, давно – дежурный стакан наполовину заполнился окурками. Сегодня ангел был в каком-то бежевом свитере со змейкой, старых, вытертых почти добела джинсах и в совершенно убитых, когда-то лаковых туфлях почему-то на босу ногу. В прошлый раз, на Аркашину свадьбу, он появился в ослепительно-белом смокинге. Если бы он пришел не наутро, как обычно, а, скажем, во время церемонии, я думаю, он бы с успехом сошел за жениха.
Ангел просвистел про «надпись на дверях туалета», отвлекся от зрелища восходящего солнца и повернулся в мою сторону. Я смотрел на него тупым бараньим взглядом. Голова была как колокол – большая, тяжеленная и гудела. Сушняк стоял жуткий. Я свесил босые ноги на пол и сел. Слегка затошнило. Ангел скорчил мину и покачал головой. Весь его вид говорил: «Ну на кой, скажи мне, хрен нужно было ТАК напиваться?!..» Мне стало стыдно. Последнее, что я помнил со вчерашнего дня, были четыре маленьких синих квадратных поросенка, хором, на четыре голоса исполняющих «Чита-Маргарита» из-под кровати.
Мда. Перебрал, это точно.
Ангел смотрел безжалостным вопросительным взглядом – знал, что я сейчас начну оправдываться.
- Ну… Ты понимаешь.. – начал я, но вместо слов из горла полезло какое-то сипение, я закашлялся. Ангел устало цыкнул, и, снова покачав головой, беззвучно выматерился. Я всё кашлял, никак не мог остановиться. Он затянулся, щелчком отправил окурок в окно, изящно спрыгнул с подоконника. Взял со стола стакан, посмотрел на свет и ушел на кухню. Я сидел на кровати и слушал, как он чем-то гремит; шумела вода. В больной голове всплыл анекдот: «Ой, Коля… Как мне плохо…» Вернулся ангел с полным стаканом какой-то тёмно-фиолетовой жидкости жуткого вида и протянул мне. Я зажмурился и залпом выпил. Вкус был наиотвратнейший, как будто с мусорного бачка нацедили. Передёрнуло. Зато в голове сразу полегчало и просветлело, прошла тошнота. Хотя я и не чувствовал, но держу пари, изо рта пахло ментолом и эвкалиптом.
Ангел стоял у подоконника, скрестив руки на груди, и злорадно ухмылялся.
- Что это было?.. – спросил я.
- Фирменный рецепт. Из мусорки нацедил. – он откровенно стебался, -Сказано ведь: «Не пренебрегай питием, но и знай меру.»
- Спаситель. – слабо улыбнулся я. Ангел отвесил церемонный поклон.
- Ну, всё, оклемался?
- Не знаю, что бы я без тебя…
- Что-что… - буркнул он раздраженно, - Спился бы давно к чертям. – он вздохнул, - Горе ты моё. Луковое…
Он взглянул в окно. Солнце поднималось всё выше. Задумчиво просвистел «Я знал одну женщину, она всегда…» и умолк.
- Всё. Пойду я.
Он прикурил очередную сигарету, залез на подоконник. Оглянулся через плечо.
- Бывай… - выдавил я.
Он кивнул и вышел в окно; от порыва ветра закачались занавески.
Я вздохнул и пошел на кухню – мыть стакан.

В колонках играет - Anggun - Saviour (OST Transporter II)
Из-за поворота показалась Марья. Она шла в простеньком сарафане, босая, по пыльной обочине, и смешно жмурилась на яркое солнце. Пётр, сидевший на старой поваленной липе возле моста, невольно залюбовался ею - она шла ничуть не рисуясь, изящная в своей естественной красоте. Марья подошла к нему, зажмурила глаз и улыбнулась.
- Привет!
- Привет, Маш. - он встал навстречу.
- Сидите-сиди-и-ите! - засмеялась Марья и в её голубых глазах заиграли искорки. Потянув за руку, усадила его обратно. Теперь они сидели рядом.
Свежая летняя зелень деревьев тянулась вверх, в пронзительную синь неба, стрекотали кузнечики, и солнце тихонько поднималось к полудню.
Пётр обнял её, она положила голову ему на плечо. Тихо журчала речка. Даже говорить не хотелось - всё было прекрасно и так.
"Вот бы это не кончалось," - подумала Марья, - "никогда. Никогда-никогда..."



Мелкий дождик моросил не переставая, и улица раскисла. Марья постучала в ворота. Через пару минут в дверях, шаркая галошами, появилась баба Нина.
- Здравствуйте, Нина Сергеевна!
- Машенька, ты что ли? Здравствуй. Ты проходи, проходи.. Откуда в такую погоду, неужто прям из Васильевки пришла?
Марья судорожно кивнула.
- Нин Сергевна, а Петя.. дома?
- Так ведь он, Маш, уехал.. За ним из города этот пожаловал, как его.. оть, хоссподи.. забыла. Он вещи похватал да уехал. Уж три дня как.
- Как.. - Марья с трудом проглотила возникший в горле ком, - как уехал?..
Дождь полил сильнее, скрыв своими каплями мокрые дорожки на её щеках.

* * *

Женщина чопорно прикрыла рот ладошкой, скрывая зевоту, затем поднялась, поправила сумочку и вышла из зала. Осталось только двое - пятилетний мальчик, полностью увлечённый рассматриванием чего-то, извлечённого из собственного носа, да его отец, давно уже уронивший голову на грудь и временами тихонько всхрапывающий. Елена подняла взгляд на Павла, и в её глазах он увидел обиду и боль.
- Хватит, Паш. - хрипло сказала она, - Всё равно это уже.. бесполезно..
Паша вздохнул и сложил палочки. Висевшая на них марионетка упала бесформенной грудой тряпок.
- Лен, ты не расстраивайся.. Ну, бывает такое. Сегодня никого, но завтра придут, вот увидишь - придут!
Елена уже аккуратно складывала свою куклу, так, чтобы не перепутались нити, осторожно поправила ей сарафан.
- Нет, Паша. - сказала она, не поднимая глаз, - Это уже никому не нужно. В наши дни театр марионеток уже никого не интересует. Всем плевать. Только мы с тобой их любим, для нас они - по-настоящему живые.. - она посмотрела на свою аккуратно уложенную марионетку, - правда, Маш?..
Кукла молчала, глядя в пространство голубыми глазами-бусинками.

Паша вышел из театра через чёрный ход; на улице лило как из ведра. Паша с минуту простоял под жестяным козырьком у двери, уныло глядя на сорвавшийся с цепи дождь и горько сожалея о забытом дома зонтике. Потом, мысленно махнув рукой, ринулся, чертыхаясь, перепрыгивая через лужи, к ближайшей автобусной остановке.
Остановка была пуста; впрочем, и вся улица словно вымерла. Даль терялась в серой пелене дождя. Темнело, и фонари, стеклянно тинькнув, с нарастающим гудением рождали оранжевый, почти осязаемый свет. Автобус подошел только минут через двадцать, и пожилая женщина-кондуктор, полусонно глядя сквозь Пашу, выдала ему билетик. Паша сунул его в карман: "Нет, не счастливый.."

В подъезде как всегда, не горело ни единой лампочки. Паша привычно, на ощупь добрался до своей двери на третьем этаже и долго не мог попасть ключом в замок.
Наконец, вошел. Уютный запах родного жилья отпустил натянутые нервы. Паша поставил сумку в угол и пошёл в ванную. Принял душ, приготовил нехитрый холостяцкий ужин и не спеша съел, глядя выпуск новостей. Потом включил фильм. Глубоко заполночь щелкнув пультом, выключил ящик и плюхнулся на диван, не раздеваясь. Выключил свет и ещё долго лежал и думал. Думал о куклах, о театре и.. о Лене. Ведь они давно и хорошо друг друга знают, она прекрасный человек и.. в конце концов, всё что угодно, всё что угодно, лишь бы у неё больше никогда не было такой тоски в глазах..
"Завтра" - подумал он, - "Завтра.. В конце концов, почему бы и нет?" - и улыбнулся, засыпая.

* * *

- Таньк!
- Отстань.
- Ну Та-аньк... - Димка тыкал пальцем сестре в бок, - ну ты же уже целый день играешь...
- Ну и что.
- Таньк.. - канючил Димка, ну нам же компьютер на двоих купили, если старше, так что, всё можно?
- Да что тебе надо, мелочь пузатая?
- Ну дай в гонки поиграть, а?..
- Ладно, погоди, щас..
Димка заглянул в экран.
- А что это он? А что это за буковки над ним? ZzZzZzZzZz... Это что значит, а, Тань?
- Спит он.
- Спит?
- Ну да, спит.
- А-аа.. Ясно.. - протянул младший.
- Сейчас, погоди, сохранюсь... Всё.
Татьяна вышла в менюшку и нажала "Выход". На экране промелькнула финальная заставка: "The Sims".
Димка радостно взгромоздился на освободившийся стул.
Татьяна взяла мобильник, нажала "дозвон".
- Привет. - и улыбнулась.
- ...
- Ну что, я готова.. Хоть куда!
- ...
- Цветы? О бо-ооже, ка-ак романтично! Ну, тюльпаны люблю... Гладиолусы да, тоже.
- ...
- Где сидишь? Возле речки, на поваленной липе? Ну хорошо. Скоро буду. Целую. Жди!

В колонках играет - Jose Gonzalez - Hints
Осколок луны висел высоко; море глухо било в замёрзший берег летящей пеной волн. Ночь тревожно шумела ветром. Шагать по покрытой льдом гальке было трудно. Он спотыкался, и иногда падал, но молча вставал, уперев ладони в лёд. Ночь была другом, злым, жестоким, но справедливым.
Он брёл как слепец, куда-то вдоль берега, иногда доставал озябшими руками мобильник, и единственный источник света мертвенно-синим выхватывал из темноты его лицо, спрятанное под капюшоном чёрной куртки. Смска улетала, и со щелчком закрытого мобильника вновь воцарялась тьма.
Идти пришлось долго. Береговая полоса вскоре стала шире, вместо камней во льду появились пятна чёрного замёрзшего песка. Он остановился неподалёку от разбитого пирса. Теперь там торчали лишь пальцы старых свай, да узкая насыпь, обрывавшаяся в никуда.
Он ждал.
Тень появилась издалека. Он, не двигаясь, наблюдал за ней, пока она не взошла на насыпь, подошла к краю, заглянула вниз и опустилась на корточки. Тогда он двинулся к ней. Подошёл, молча сел рядом.
Зимнее море шумело блюзом одиночества.
Она поднялась и повернулась к нему. Он встал перед ней на колено и наколнил голову, всё ещё укрытую капюшоном. Она взяла его голову руками и стала гладить, боясь снять капюшон, нежно и мягко. Некоторое время он, закрыв глаза, просто чувствовал эти прикосновения, и ему не хотелось прекращать это. Он поднял руку. Её тёплые пальцы взяли его, ледяные. Он почувствовал тепло её дыхания. Он поднялся. Она опустила голову. Она не хотела видеть его лица. Пока. И он не видел её.
Она обняла его. Зажмурившись, отчаянно. Он, ломая лёд в суставах, поднял руки и обнял её. Крепко.
Щербатый месяц зло хохотал в небесах, море бушевало, а они стояли, обнявшись, вдыхая запахи друг друга. Он пах чем-то уютно-древесным, она - медвяным запахом трав. Губы касались пальцев, пальцы - лиц. Она подняла взгляд и посмотрела на него. Лицо его было неподвижно, но в темноте глаз плескалась боль. Он любил её. Её глаза были широко открыты и бездонны, и мерцала в их глубине ведьмовская искорка. Она любила его. Внезапно она оттолкнула его, яростно прошептав "иди к чёрту..", повернулась и пошла прочь. Он повернулся к ней спиной, сделал шаг окостеневшими от холода ногами. Ноги подломились, и он сел на холодный песок. Сил встать не было, да и не хотелось. Он закрыл глаза, в голове метался крик "Уходи! Уходи! Не оборачивайся!.."
Звук шагов за его спиной оборвал эти мысли, и сквозь зубы вырвалось шипящее "Чёрт..."
Она вернулась. "Вставай! Ну вставай же, чёрт тебя дери!.." Она взяла его руку. Он поднялся с трудом, тело было словно чужое. Она стояла на насыпи, и теперь их лица были наравне. Он обнял её; её щека была мягкой и тёплой. Его пересохшие холодные губы нашли её, нежные, тёплые.. Короткий миг счастья поглотил и жёлтую злую луну, и холод, и море, весь мир - всё замкнулось на миг в касании поцелуя.
Она отшатнулась, он развернулся и побрёл назад. Не оборачиваясь.