Сражение выиграл тот, кто умней,

Для битвы не сила важна.

Чёрный Обелиск – Троянский Конь

 

  Рассвет над степью утонул в темно-серых облаках, тянувшихся с востока. Море пожухлой от долгого отсутствия влаги травы заволновалось под легкими порывами ветра, предвещавшими скорый дождь. 

  Стоянка кхалганцев[1] спала, несмотря на то, что в столь ранний час варвара-степняка проще застать в седле. Изредка всхрапывали лошади, между потухших костров, наступая на лежащих вповалку варваров, лениво бродили несколько дворняг. Округу оглашал мерный людской храп. Спали даже часовые. Сейчас даже не самый умелый убийца мог бы с легкостью вырезать всех варваров.

  Вряд ли рослый широкоплечий человек, носивший на перевязи за спиной огромный меч, добытый им где-то на границах Самум-Бейта[2] – тамошние обитатели такие клинки с сабельным изгибом и елманью[3] зовут Н'гусу,  который, осторожно ступая, приблизился к одной из палаток, был неумелым убийцей. Просто геноцид отдельно взятого кочевья не входил  в  его планы, хотя эти варвары его очень обидели.

  Подойдя к стоявшей почти в центре кочевья палатке, он осторожно приподнял полог и исчез в  ее чреве. Из палатки донесся приглушенный шепот, потом легонько звякнул металл. Русоволосая голова мужчины осторожно высунулась из-под полога. Осмотревшись, он не менее осторожно покинул палатку и, придерживая полог, помог выбраться из нее молоденькой девушке, являвший поразительный контраст с женщинами варваров. Как ворона-альбинос отличается от своих угольно-черных товарок, так и белокожая светловолосая уроженка Нордхейма[4] с большими зелеными глазами была непохожа на коренастых, широкобедрых черноволосых и кареглазых кхалганок.  В ней было что-то неуловимо схожее с облаченным в заклепанную кожу воином. Так похожи друг на друга брат и сестра.

***

 Элкар Манвор был наемником. Неплохим наемником, который по долгу службы не бывал разве что на берегах загадочного континента Дар'О'Лод – да там, собственно говоря, не доводилось бывать ни одному из смертных.  Ловля пиратов с Островов Орочьих Кланов[5], помощь владыкам Вольных маноров[6] в борьбе друг с другом, походы против дварфов[7] под флагами Кентарийской Империи[8] – событий, в которых он принял участие в свои неполные тридцать, с лихвой хватило бы ни на одну приключенческую книгу; а денег, заработанных им за выполнение трудных и опасных заданий, хватило на то, чтобы отдать свою младшую сестру в лучший университет Кентарийской Империи, оплатив обучение сразу на пять лет вперед.

 Последние года два, как только сестра начала обучение в университете, Элкар забросил наемничество. Он вернулся в свой родной город  Привратный[9], расположенный на границе Нордхеймской Империи со Степью, где зарабатывал на жизнь тем, что обучал безусых юнцов боевым искусствам. Размеренное течение времени было нарушено погожим летним утром, когда на караван, с которым на каникулы возвращалась сестра Элкара, в нескольких лигах от города напали кхалганцы.

 Кочевники, которые, по словам немногих выживших, носили на теле и одежде изображения  дрофы, ограбили караван и увезли с собой нескольких  пассажирок, из тех, что помоложе. В том числе, и сестру Элкара: в этом он убедился и сам, поскольку не нашел ее ни среди раненых, ни среди убитых.

 Хотя поймать в степи кочевников так же трудно, как черную кошку в темной комнате, Элкар вместе со своим кузеном отправился на поиски…

***

   Ау-Сэн-Ту, вождь кхалагнцев из рода Красной Дрофы, уже несколько дней пребывал в дурном настроении. Радости ему не добавляли ни удачное нападение на караван, шедший в город, ни осознание хорошей добычи, которую составили не  только товары, но и рабыни,  ни тот факт, что степняки легко ушли от снаряженной за ними погони. Второю неделю его род не мог сняться со стоянки и откочевать дальше в Степь: из-за длительной засухи трава в степи высохла настолько, что ее отказывались есть даже неприхотливые степные лошадки, а  речушка, дугой огибавшая холм, на котором расположились кочевники, обмелела настолько, что ее теперь можно было перейти вброд в любом месте.

 Вместе с тем, старый вождь хорошо понимал, что к зимним стоянкам, расположенным у отрогов Двухголового Великана[10], надо было добраться как можно раньше, чтобы занять лучшие места. Однако, желание опередить род Пятнистой Лани, который в прошлом году расположился на зимней стоянке куда лучше, чем Красные Дрофы, уступало в упорной схватке разумной осторожности, которая вырабатывается в любом хорошем вожде. Кроме того, масла в огонь намедни подлил шаман, заявивший после одного из камланий, что духи, ниспосланные Вольным, не благоволят сниматься со стоянки в ближайшее время.

 А тут еще, ну просто как назло, на большой крытой повозке, запряженной парой лошадей, невесть откуда прибыл белокожий торговец со своим охранником. Не то, чтобы вождь совсем уж не любил торговцев, ведь они привозили варварам столь любимую огненную воду (недаром в обеих Империях говорили: «пьян, как кхалганец»), но при этом нещадно обманывали степняков при осуществлении транзакций.  Оно и не мудрено, обычный купеческий караван, торговавший с кочевниками, сопровождало столько воинов и магов, нанятых для охраны обоза, что хватило бы на добрую баронскую дружину  в каком-нибудь Маноре – а содержание дружины обходилось дорого, потому и обдирали заезжие купцы кочевников, как липку.  Только вот что-то странное было в этом купце, прибывшем откуда-то с юга всего лишь с одним охранником. Однако сам вид охранника, носившего за спиной огромный изогнутый меч, отбивал у старого вождя всякую охоту грабить негоцианта: Ау-Сэн-Ту чувствовал в нем прирожденного воина, который один стоил сотни. Вопросом, откуда они здесь появились, вождь особо не заморачивался: куда важнее было сейчас следить за тем, чтобы шаман ежедневно исполнял обряд вызова дождя.

 Да и странный торговец, оказался на удивление честен в расчетах: за бутылку огненной воды он брал две волчьи шкуры, в то время, как остальные требовали не меньше пяти. Еще, почему-то он очень интересовался, позволит ли вождь выкупить людей, которых варвары держали в рабстве – однако, старик раз за разом отказывал. Обычаи запрещали Дрофам продавать рабов. Точнее, рабынь – варвары никогда не брали в рабство мужчин. Но те же самые обычаи запрещали воинам не то, что сожительствовать с угнанными в полон женщинами, но  даже прикасаться к ним. Рабынями занимались женщины, которым, видимо, доставляло удовольствие смотреть, как эти бледнолицые с нежной кожей, со связанными руками и ногами, носили воду, готовили еду, мыли котлы.  Но осторожный вождь, на всякий случай, запретил выпускать рабынь за пределы лагеря, поэтому за водой ходили кхалганки.

 Отношение к странным белым людям улучшилось, когда молчаливый охранник со страшным мечом помог кхалганцам разобраться со львом, повадившимся таскать у варваров скот. 

  Хищника выследили быстро. Его логово лежало в нескольких лигах вверх по реке. Вот только зверь оказался куда хитрее, чем думали. Он атаковал людей, подходивших полукольцом к его логову, сзади. Вождь хорошо помнил, как он набросился на одного из молодых охотников, а оторопевшие от неожиданности варвары замерли. И только бледнолицый охранник бросился на хищника. Лев отпустил потрепанного кхалганца и, рыча, бросился к новому врагу. Схватка, правда, получилась короткой: рослый нордхеймец одним ударом своего страшного меча развалил льва на две части. Но Ау-Сэн-Ту с тех пор проникся уважением к этому человеку. И даже позволил купцу и его охраннику расположиться не возле стоянки, а на территории самого лагеря кочевников. 

***

- У них в лагере еще три рабыни.

- Знаю, сестренка. Действуем так: я пойду за ними,  ты иди отвязывай лошадей – там их шесть штук стоит оседланных. Думаю, наши друзья не обидятся, что мы позаимствуем у них трех лошадок. Заодно, прихвачу нашего кузена, – Элкар посмотрел на небо.  - И надо торопиться – мы должны отъехать от лагеря как можно дальше, пока не начался дождь.

- Хорошо, Эли, - девушка улыбнулась уголками губ и заскользила в сторону коновязи.

 Наемник осторожно двигался по спящему лагерю. После вчерашней попойки, в которую переросло празднование победы надо львом, лагерь спал. Лошадиные дозы спиртного и подмешанное в еду под видом соли снотворное сделали свое дело – спали даже женщины и дети. Часовых Элкар спаивал лично, призывая запивать огненную воду пивом, и даже вдохновляя их личным примером. Вот только никто из степняков не догадывался, что в бурдюк с пивом, из которого пил сам нордхеймец, наемник осторожно сплевывал набранную в рот огненную воду. Этому старому трюку его обучили еще в воинской школе.

 Элкар взглядом искал среди спящих кхалганцев своего кузена, согласившегося сыграть роль торговца, и несколько недель болтавшегося с ним по степи в поисках Красных Дроф: невысокого худого и костистого человека с выбритой по примеру нордлингов[11] головой, на которой осталась только одна длинная прядь волос, которую двоюродный брат наемника зачесывал налево, хотя был женат. За ним осторожно, еще не до конца осознав близкую свободу, гуськом трусили три  рабыни, с которых Элкар собственноручно снял цепи – род Красной Дрофы предпочитал отдать торговцам на энное количество шкур больше, но зато получал гарантию того, что рабыни не перережут веревки и не сбегут.

 На площадке посреди стоянки, где всю ночь горел праздничный костер, среди лежащих в самых невообразимых позах тел наемник отыскал сладко посапывающего кузена. Мнимый торговец спал, используя в качестве подушки шаманский барабан.

 Элкар легонько потряс его за плечо. Кузен открыл глаза, и, пробормотав что-то невнятное,  вновь погрузился в сон.

- А ну, подъем! – прошипел Элкар и легонько ударил кузена ладонью по щекам.- Или ты хочешь, чтобы варвары твою шкуру на шаманский барабан натянули?

  Его двоюродному брату стоило немалых усилий разлепить красные воспаленные глаза:

- Что, уже едем?

- Да!

- Пить-то как хочется…

- На, возьми, - наемник протянул родственнику флягу. - Только поторопись!

 Через несколько минут шестеро всадников уже покинули спящий лагерь. С полчаса они ехали на запад по каменистому берегу реки, заметая следы, а потом резко повернули на север и пустили лошадей в галоп. В спину им ударил порыва ветра, принесший отзвук далекого грома.

- Эх,  - протянул кузен. – Жалко, что повозку с добром бросить пришлось. Кстати, а ты не собирался их убивать?

- Нет, - наемник улыбнулся. –   Мы ведь смогли освободить угнанных степняками женщин, в том числе  - нашу сестренку. А обретение семьи стоит того, чтобы простить этих дикарей. Тем более, что они и так будут наказаны… тяжким похмельем.

 

© Baptized with Fire