Цокот копыт эхом разносился по ущелью. По узкой тропке, зажатой между серых гранитных скал, ехало несколько всадников. Невысокие крепкие лошадки, звеня по камням подковами, мерным шагом рысили по дороге.

 - Скоро каньон должен кончиться. Дорога вниз пошла. Кажется, я слышу шум реки. Эй, Мясник, - говоривший обратился к всаднику, следовавшему за ним. – А отсюда до Форпоста далеко?

- Нет, - всадник, которого назвали Мясником, отрицательно покачал головой. – Подгорную минем – а там уже и Форпост недалече.

- Это хорошо, а то уже надоело по камням по этим брюхо трясти.

- Ну, взялся за гуж – так не говори, что волки сыты! – подал голос худощавый жилистый бородач, ехавший последним.

- Дык это ж я так, чтоб разговор поддержать, – ехавший первым молодой маг слегка покраснел. – Тпру! Эй, Мясник, а дальше-то спешиться придется. Тропка совсем узкая.

- Спешиться, так спешиться. – Мясник легко соскочил с коня и взял его под уздцы.

 Ущелье кончилось. Дальше дорога резко забирала вправо и серпантином спускалась вниз, к реке. На мгновение Мясник приостановился, залюбовавшись местными красотами. Внизу мерно несла свои воды к морю  река. На том берегу, вдали, виднелись домики, стоявшие вокруг храма с золоченым куполом, как дети вокруг отца. Еще дальше в синеватой дымке тонули очертания гор. А чуть левее от того места, с которого открывался этот замечательный вид, прямо у берега высилась густая стена леса.

 - Красотища! – не удержался бородач.

- Пойдем-пойдем! Стемнеет скоро! – глядя на красное зарево над кромкой дальнего леса, торопил маг.

Маленький караван тронулся дальше.

 

***

 

- Так это, Мясник, а чего мы в деревню не поехали на ночь? – маг сидел на расстеленном красном плаще. Время от времени он привставал и помешивал большой деревянной ложкой кипевшее в котелке варево.

«Тебе бы мечом махать, а не заклинания читать,» - подумал Мясник, глядя на освещенное костром мускулистое тело: кубики пресса, широкие грудные мускулы, сильные руки. – «В школе волшебства все девки за ним, небось, бегали. Ну, или он за ними…» 

- Так ведь мост старый смыло… А пока мы брод бы нашли –  темно стало б как у негра под мышкой. Кроме того, говорят, там,  в деревне, трактирщик лютует. Акцию он, говорят, придумал «Глоток свободы»: как приезжает в деревню чужестранец – его вышибалы приезжего под белы ручки, и в трактир. А там следят, чтобы все деньги пропил. Как только последнюю монету отдает за глоток «огненной воды» - так сразу и свободен.

- Так мы бы их это может, того… А?

- Не, там у него ребята серьезные. У них топоры особой стали – «василисков» на две половины разваливают с одного удара.

- Да ты что? – подал голос бородатый. Он сидел дальше всех от костра, настраивая лютню, с которой не расставался ни в одном походе. Рядом лежал внушительного вида топор и огромный щит, который в народе и называли «василиском» за то, что броня на нем располагалась наподобие чешуек. Такой щит служил хорошей защитой воину.

- А то, - Мясник снял ремень, на котором висел огромный тесак, похожий на те, которыми от туши отделяют корейку, грудинку и прочие деликатесы, отложил его в сторону, а сам растянулся на траве. – Потому и не стоит в деревню заходить. Ты ж не девка, чтоб приключений на вторые 90 искать.

- Верно подметил, - бородач усмехнулся и, проведя пальцами по струнам, запел.

« Словно пробужденье, только лишь на миг,

   Голос провиденья в мой сорвался крик.

   Я устал от мыслей, от ненужных слов.

  От друзей коварных, преданных врагов.

  От последних горе, а от первых – боль.»

  В ночи раздался далекий тоскливый вой. Бородач прервал пение, и прислушался. Вой повторился.

 - Волк. Точно волк, – тихо сказал маг. – Тоскливо ему, наверное. Особливо, ежели он без волчицы.

- Скажешь тоже, волк! Ты, когда у вас в школе магиков бестиарий изучали, небось по девкам бегал. Не волк это. Это оборотень. Только его бояться не надо, - бородач говорил назидательно. - Тех, кто выбирает путь, указываемый Линатаном, волколаки не трогают.

- Ну его, этого оборотня. Ты лучше дальше пой.

Серебряный перезвон струн и бархатистый тенорок покатились над рекой, к лесу, в сторону гор…

«Легче жить незрячим, проще быть глухим,

  Крепко засыпая на руках Судьбы.

  На осколках веры лишь монетный звон –

  Стражи-лицемеры охраняют сон.

  Боль тому, кто слышит.

  Горе тем, кто спит…»

 Песня разливалась словно река, постепенно растворяясь в ночной темноте.

 Мясник лежал на траве, положив под голову седло, и, слушая слова песни, вспоминал.

 

***

 

 Заунывный вой труб. Бой барабанов. Вокруг помоста для аутодафе волнуется людское море. Чтобы толпа не могла подойти слишком близко стоит кольцо стражников в блестящих латах, На щитах эмблема: желтый крест поверх синего лапчатого. Эмблема «детей Света».

 Люди в серых рясах уже зачитали приговор именем Хатора - Законника, и Мастера Создателя, Старшего его. Огонь начал поедать хворост. Трубы и барабаны умолкают. Инквизиторы заводят заунывную песню, призванную упокоить души мужчины и женщины, приговоренных к смерти, как еретиков, превозносящих Линатана выше самого Мастера Создателя.

 Черный дым поднимается ввысь, к грязно-серым облакам. И вместе с ним, пробиваясь через инквизиторский хор, летит другая песня. Это поют привязанные к столбу мужчина и женщина:

 «Дожигает закат исступленье свое,

   Я взошел на костер, разгони воронье,

   Разомкни этот круг безымянных людей,

   Мой Ангел.

   Мне твердят «отрекись!», или будешь сожжен!

   Но нет смысла для лжи, я давно обречен.

   Я для них еретик, и пощады мне нет,

   Мой Ангел!»

 - Стой, - тихо шепчет черноволосый мужчина в неброском нагруднике и с мечом в потертых ножнах на поясе мальчику лет пяти, который рвется к костру. – Стой, им уже ничем не помочь.

 - Мамочка! Папа! – мальчик плачет навзрыд, но ни его, ни стоящего рядом мужчину в черном, словно,  никто не замечает.

 - Тише, малыш, тише. Пойдем, - взяв мальчика на руки, черноволосый мужчина стал пробиваться через толпу в сторону городских ворот…

 С тех пор он ни разу не был в Форпосте. Черноволосый мужчина отвез мальчика в глухую деревеньку у границы Вольных Маноров с Нордхеймом и там отдал на воспитание деду Кузьмичу, попросив старика заботиться о мальце, пока тому не исполнится 18-ти лет: воспитывать его, учить ремеслам и воинской премудрости. А на прощание подарил огромный тесак, за который потом, через много лет, мальчика и прозвали «Мясник»…  

 

***

 

- Мясник! Мясни-ик!

 Голос мага вывел Мясника из зыбкого сна.

- Кушать подано! – волшебник протянул ему миску с аппетитно пахнущим варевом.

- М-м-м… Вкуснотища! – бородатый уже успел отложить в сторону лютню и теперь, причмокивая от удовольствия, уплетал свой ужин.

Мясник ел медленно, словно нехотя. Ему не давал покоя  вопрос: «Зачем я возвращаюсь в Форпост? Мстить? Если да, то кому? Те инквизиторы, которые казнили отца и мать, уже, наверное, дряхлы и согбенны, а убивать стариков мне, пусть даже и воину Тьмы, претит.

 Узнать, кто же тогда написал донос в инквизицию? Вряд ли мне это удастся. А если и удастся, то что? Я же не убиваю беззащитных стариков.

 Что же тогда? Наверное, желание прикоснуться к родной земле. Да, скорее всего именно так. Прикоснуться к родной земле самому и дать возможность сделать это моим друзьям. Тем, кто стал для меня новой семьей…»

 

© Baptized with Fire

В рассказе использованы тексты песен Сергея Маврина и группы «Легион».