Послесловие


Организм выплюнул кровь, и воздух окрасился бурым. Все когда-нибудь заканчивается, закончится и это. И то, что под глазами у меня лиловые брызги – это тоже временно. Не хочу я страдать, делать это не представляется для меня увлекательным. А я все жду, что придет сюда Майя, красивая и легкая, как кузнечик, придет и осветит меня лучами своего горячего чувства. Вокруг цветут яркие маки, но реальность меркнет как голограмма, и в приоткрытых глазницах моих скользят в пространстве холодные снежинки. Вокруг одинокая и заснеженная тайга. Далекий небосвод прорезает голубое сияние полярной звезды, у горизонта черной лентой стелется лесная чаща. Кто-то забыл у дерева санки с оборванной веревочкой. Они наполовину вросли полозьями в сугроб, покрылись ледяной коркой. Безлюдно и тоскливо, замерзшие пальцы вырвали веревку из снега, везут санки. На санках дремлет ребенок, худой и тощий, с голубыми ресницами, с остекленевшими губами. Вдали воют волки…Одинокая безлюдная тайга…Вот он твой дом, ребенок. Там пусто, там темно. Ребенок плачет, но мне это кажется. Его замерзшие синие губы уже никогда не будут шевелиться, он навсегда успокоился. Моим депрессивным мыслям невозможно вернуться в порядочное состояние и я закрываю глаза и вдыхаю холодный вохдух. И тут же реальность меняется. Моя голова кружится и я шатаюсь и от тошноты меня рвет на части…Я бы выплюнул монстра, живущего внутри меня…Но он меня сдавливает и я готовлюсь к смерти каждую минуту. И тут все меркнет и становится легко. Ребенок открывает глазки и моргает ими быстро. Его розовые губки растягиваются в улыбку, и он соскакивает с санок и бежит, раскинув руки, в дом. Там горит огонь…Я уже сижу в лесу на замшелом пне, и из рук у меня высыпаются крошки коры. Тепло. Над головой шумит листва деревьев. За что мне это временное потепление? Наверное, за то, что ребенок наконец-то обрел свой дом и там его мать…И никто больше не будет спорить друг с другом и плакать. Почему никто не заботится о спокойной и счастливой жизни? Почему я до сих пор плачу, думая о семье…
И в тот же миг внезапно появившийся лес меркнет, и пелена заволакивает зеленые трепещущие верхушки деревьев. Виденье растворяется в океане безрассудства. Где окажусь я сейчас? Что будет со мной дальше?
Под моей виселицей растет мандрагора. Холодная, мертвая, она не трепещет на ветру, она не живая…Кто выдумал ее? Кто взрастил ее в земле? Зачем вешают людей? Теперь не должны эти вопросы интересовать глупое насекомое…
Красные маки больно ранят мой взор своими яркими пятнами и покачиваются на тоненьких ножках. Организм выплевывает последний сгусток крови и успокаивается навеки. Теперь не надо дышать, чувствовать, думать…Смысл жизни пережит, растворен в одном моменте, съеден с солью на завтрак…И я роняю в траву твердую слезу, почему-то вспомнив прохладный полдень за городом, когда я и еще кучка наркоманов курили траву, расположившись прямо на асфальте. Не было тогда еще мандрагоры…
Как можно жить на севере? Как зверушки? Как дети? Есть ли правда в этих спящих снежинках, которые никогда не растают? Холодное, мертвое солнце в замерзших небесах и в самой снежной глубине теряешь всякую надежду…
И вот моя бестелесная сущность ведет свое особенное и глупое существование, сливаясь с мерзлым снегом, впитываясь в вечность, растворяясь навсегда…А я все всматриваюсь в снежную стену и пытаюсь разглядеть всего лишь одну тоненькую черную фигурку на фоне заснеженных сумерек. Я ищу Майю. Чистую и нежную, как весенний ручей…Она легкая. Она вечная. И все булавки и шипы в ее ушах совсем не делают ее образ грозным или зловещим. Майя придет, как всегда, взглянет на меня своими выцветшими глазами, сливающимися с темными синяками, заплачет, умоляя об очередной дозе, и, расплатившись своим нежным теплым телом, уйдет с циничным и погасшим взглядом. Вот так ее сломали в шестнадцать лет…