Этот период был одним из самых значимых периодов моей жизни потому я уделяю ему такое значение, стараяь не упустить ммалейших деталей.
Начало борьбы
На следующий день после визита к Сергею сомнения накинулись на меня с новой силой. Что произойдёт если я действительно смогу избавиться от комплексов. Смогу ли я писать стихи, если стану полностью счастливым? А вдруг нет? Всё что я писал до сих пор было пронизано откровенным декадансом и вызовом всему миру, а если больше не будет необходимостью в вызове? Будут ли стихи столь же мятежны, и не превращусь ли я в слюнтяя типа Трунина. Эти страхи наполняли меня, и всякое желание объединять эти самые противоположности тут же пропадало. Я вновь стал испытывать страх что это всё камуфляж, истинной сутью которого является возвращение к детскому блаженному состоянию – последнее чего я хотел.
Однако азарт и любопытство всё же пересиливали сомнения. Буквально на следующий день я сходил в магазин и купил краски и бумагу для ксерокса, для рисования мандал. Купил я и две тетради, для записи снов, которые как нарочно упорно не снились последнее время. Мне до озноба хотелось быть подвергнутым самому скурпулёзному анализу, какой только возможен, однако мысль о изменении наполняла меня страхом. Впервые в жизни у меня появилась реальная возможность освободиться от Эдипова комплекса, и власти матери вообще, а я как последний глупец задавал себе вопрос, «а чем придётся пожертвовать ради этого».
Всю неделю я смотрел на своё творение и пытался вникнуть в его скрытый смысл. Змея и Цыплёнок. К моему удивлению фантазии рождались практически сразу, у меня возникал страх перед ними, эти фантазии вели меня назад по реке времени, к детству – времени когда я был практически лишен своего я – унижен и растоптан. Я боялся фантазировать, ибо они могли вернуть меня к тому беспомощному детскому состоянию, а страшнее этого нет ничего. Я вспомнил, как я прижигал себе пальцы, спичками, бил кулаком себя по лицу, только бы не начинать играть в игрушки и предаваться пустым фантазиям. И вот сейчас я должен заниматься этим добровольно. Самое удивительное, было в том, что эти фантазии рождались так легко, будто не было этих последних пяти лет с момента когда я выбросил последнюю игрушку в реку. Мне было страшно, но где то в глубине души я понимал что не в силах остановить этот поток и куда он вынесет меня – неизвестно.
Я боялся. Боялся потерять сексуальную привлекательность если буду слишком духовным. Ведь только после того как я стал показывать всему миру свою тёмную сторону, культивировать злое и демонстрировать крайний цинизм у меня появились любовницы, я призывал в свои союзники Дьявола и вот – ещё одна победа на любовном фронте. Что если из-за Белковского я откажусь от этого цинизма и декаданса?
Я ждал следующего занятия как ждут хлеба в голодный год, всё что происходило вокруг меня стало меня интересовать гораздо меньше чем раньше. Я приходил на поэтические собрания и читал стихи, и тут же с печалью думал что очень скоро перестану их писать. Поэтическое озарение обычно налетало на меня как вихрь, под влиянием злости или ненависти, но если я объединю все части, то разве я смогу испытывать злость или ненависть?
На третий день мне надо было ехать работать. На всякий случай я взял с собой несколько разноцветных гелевых ручек, тетрадь для сновидений и лист бумаги. На четвёртый день мне приснился первый сон который я записал: Я приезжаю в какой-то город для интеллектуальной схватки с проповедником христианства, но он вдруг начинает говорить мне о том, что у меня очень сильная энергия и поэтому мне нужно стать христианином. Я отвечаю ему, что христианские идеи мне глубоко неприятны, на что он, смеясь, возражает: идеи здесь не при чём, ибо это только бизнес. Я принимаю его предложение и читаю проповедь, в душе смеясь над всем, что говорю.
Когда я пытался понять значение этого сна я тут же оказывался в тупике, ибо единственной зацепкой был образ проповедника. Вся ситуация сна до ужаса напоминала карикатуру на события последних дней. Очевидно образ этого христианина – образ Сергея, но если он скрытый христианин, то мне надо срочно забить на всё и больше к нему не ходить. С другой стороны, момент с компромиссом – «Это только бизнес» где-то в глубине души меня радовал, ибо я как бы подтверждал этим сном свою испорченность и аморальность.
Возвращаясь к нарисованной мандале я чувствовал полнейшее бессилие что либо объединить на ней, ибо всё там было столь разнородно, что даже предположить что можно сделать не было сил.
Прорыв произошел на платформе «Очаково», когда я ждал электричку. Во мгновение ока я нарисовал в кругу цветок с пятью лепестками, и в каждый лепесток поместив тех персонажей которые соответствовали, стараясь выстроить максимальное соответствие цветов. В Чёрный лепесток я поместил умильного и ключ с голубым замком, в голубой лепесток – чёрта и когтистую лапу, в красном лепестке было чёрное солнце вместе с луной, в желтом – змея и девочка а в зелёном цыплёнок и пеликан. В центре же я нарисовал человечка, состоящего изо всех цветов и держащего в руках дубинку словно регулировщик постовой. Следуя любимому мной «Хтону» одну половину я назвал Кислородом (Жизнью), а другую – фтором (Смертью). Когда мандалла была закончена мне на память пришел стишок из «Чапаева и пустоты»: «Сила ночи сила дня, одинакова хуйня», что я тот что написал в название мандаллы.
Когда вторая мандала была закончена я испытал такое облегчение, что у меня возникло чувство, что ничего подобного мне еще ни разу не приходилось испытывать. Это было ощущение динамической гармонии в которой в единый клубок сплелись покой и свобода. Впервые я не испытывал шума ннс, и угрозы от эдипова комплекса. И это всё от какого то рисунка с удивлением думал я. Метод работает уже в первую же неделю, что же будет дальше. Теперь я полностью верил Сергею, ибо никаких других доказательств кроме пяти минут свободы мне не требовалось. В этот миг я смог впервые пережить это состояние когда нет бунта, потому что бунтовать просто не против чего.
Однако очень скоро сработал бумеранг. В день когда я должен был идти на группу к Сергею уже с самого утра я почувствовал себя крайне скверно. Неприятная слабость сковывало всё тело, и казалось словно невидимый яд был разлит по всему телу. Я чувствовал себя всё хуже, хотя внешних причин к тому не было. Это был уже не приятный разговор о радости падения в бездну, но само падание, всё вокруг вызывало ощущение острой брезгливости и отвращение. Мне вспомнилась «Тошнота» Сартра и я решил что то что со мной происходит это некая тошнота в миниатюре.
Впрочем вспомнив совет Сергея «Рисовать если что» я незамедлительно распаковал купленные краски и приступил к рисованию. Первое что я нарисовал – это сеть паутины, на весь круг, после чего, рука сама стала рисовать паука в центре рисунка. Затем я нарисовал уже известную мне змею и цыплёнка запутавшихся в сетях паутины. Образ постового, постового, который должен был выражать компромисс получился донельзя размазанным, что усилило ощущение тошноты. Правда в его руку был помещён лук, который на первой мандалле стрелял в сердце чёрта. На этот раз все стрелы были в паучиху, которая была ранена этой стрелой. Из раны паучихи лилась грязно синяя кровь, которая затапливала человеческую фигуру. А змея и цыплёнок были почти замазаны коричневой паутиной, которая выходила из паучихи. Решив хоть как-то уравновесить ситуация я нарисовал сверху рисунка две небольшие чаши, которые лили желтую и зелёную кислоту на голову паучихи. Подумав немного я решил назвать эту мандаллу «В плену у паука».
Я почти не заметил как рука сами стали рисовать вторую мандаллу. Это была красная чаша на чёрном фоне, наполненная зелёным ядом, который я пил. Название для мандаллы пришло сразу – «Сладкий яд». По мере рисование второй мандаллы, я почувствовал изменение состояния. Это уже было не тотальное отчаяние, а так сказать декадентское упоение своим падением. В когда я заканчивал мандаллу, я уже сомневался идти ли мне сегодня к Белковскому, ибо в этом декадентском состоянии была своя особая прелесть, которой мне вовсе не хотелось лишаться. Я подумал, что стоит написать какое нибудь стихотворение на тему упоения сладким ядом порока, но в голову лезли только гнусные строки из попсовых песен.
Впрочем все эти сомнения были исключительно сиюминутны, и уже через час я был на пути в группу. Не успел я войти, как тот час накинулся на Сергея с вопросами.
 Серёг, я не понимаю что со мной происходит! Я уже достиг объединения, но стоило мне заснуть, как на следующий день всё началось
Сергей поспешил успокоить меня и я в ожидании начала занятия с удовлетворением плюхнулся на диван. В этой квартире мне нравилось всё больше, воспоминаний о оленьке больше не было и я с нетерпением стал ожидать когда начнётся занятие. Как только всё заняли свои места, я размашистым движением выложил свои мандаллы в центр комнаты. Белковский с интересом начал их изучать.
 Вот эта – здесь мне удалось объединить противоположности. Ведь гармонично же? Но вот на следующий день мне стало очень тяжко. Вот они. Впрочем, произнёс я с уже изменившимся лицом – вот в Этом состоянии – я показал на мандаллу с бокалом Что-то есть.
Белковский будто не замечая скрытого вызова, стал изучать мандаллы.
 Похоже новые персонажи. Так с, давайте посмотрим в словарике, что значит образ паука. Ага «Образ ужасной матери в её аспекте поглощения запутывания. Символ принципа иллюзии». Ну ещё бы по плохело поместить такую фигуру в центр мандаллы, где должно находиться эго – руководящий центр сознания.
 Но я делал всё как ты сказал – я очень долго думал как можно объединить эти фигуры и вот – показываю на первую мандаллу.
 Объединение оказалось ненадёжным искусственным, фрагментарным. Впрочем это очевидно – на лице Белковского проскользнула улыбка, ты что думал с первого же раза добиться всего? Так не бывает. Однако кое чего мы добились. Какие чувства вызывает эта паучиха?
 Отвращение, гнев мне просто противно.
 Это и есть твой, «Эдипов комплекс», который я предпочту называть проще – материнским комплексом. Пока ты себе бунтовал, она в бессознательном спокойно попивала твою энергию – бунтуй, бунтуй деточка – всё равно никуда не денешься», Белковский попытался сделать демоническую мину от чего мне стало немного не по себе. А стоило сознанию предпринять хоть какие то шаги к интеграции и – вот! Не пущу, не дам. Ведь весь твой бунт – всё твоё декадентство для неё – пусть со знаком минус но всё та же привязка. В буддизме вообще не проводиться граница между привязанностями и отвращениями – и то и то помеха. Никакая работа не может происходить без страданий – таков закон всякого развития.
Слова Белковского звучали в моем сознании как взрывающиеся бомбы. Я всегда думал, что мой мятеж это форма противостояние эдипову, то бишь материнскому комплексу, а оказывалось наоборот, и только за счёт этого бунта жив во мне и питается благодаря бунту. Это мне было показано наглядно – как дважды два на бумаге формата а4 моею же рукой. Я переживал гамму противоречивых чувств – гнев отчаяние, отвращение страх, но все эти чувства были поразительным образом новыми чувствами, точно душа моя после долгих лет сна впервые зашевелилась и стала хоть что-то чувствовать. Я не мог вымолвить не слово. В растерянности глядя на Сергея я ожидал что он скажет хоть что-то, но он догадываясь о моих переживаниях предпочитал молчать, дабы дать мне возможность всё переварить. Внезапно на меня навалились навязчивые мысли. С звуком похожим на скрежет пенопласта по стеклу, приходили в мой разум обрывочные, навязчивые мысли. Всё гавно, вокруг срань, Белковский мудак, вторгались в мой разум острые осколки чуждых и в тоже время моих навязчивостей. В них не было никакого логического смысла, казалось они появляются чтобы причинить мне мучения. Во всяком случае мне стала понятна их природа – как только я оказывался близок к преодолению они как верные стражи материнского комплекса вторгались и забирали всё внимание и силы на борьбу с ними. Я непроизвольно поморщился.
Белковский переключился на процессы остальных членов группы, и на этот раз мне было весьма интересно что они рассказывали. Больше всего я желал, обладать хотя бы частью тех знаний которыми владел Сергей, о как бы я хотел оказаться на его месте…
Через некоторое время началась «медитация». На этот раз мне удалось гораздо лучше расслабиться и даже в воображении получить набор интересных образов, хотя до той стройности видений какие были рассказаны остальными мне было далеко…