Глава 3 Воскресение
–– Селена спаси! таковы были слова Симона, когда он впервые пришел в сознание. Из последних сил он поднял голову и огляделся. Он находился в незнакомом месте, явно в чьём то доме. Где я? Как я сюда попал? Жив ли я, или это блаженный элизиум, куда попадают благородные римляне приняв смерть. Где то вне сферы его зрения он услышал мужской голос, –– Он зовёт тебя, Елена, непонятно откуда он знает твоё имя. Симон напряг всю свою силу пытаясь приподняться на диване и оглядеться, но напряжение было слишком высоким и он вновь провалился в беспамятство.
Следующий раз Симон пришёл в сознание через два дня. Он почувствовал как кто-то умывает его чистой ключевой водой и открыл глаза. перед собой он увидел женщину. Симон сразу понял что ещё никогда ему не приходилось видеть таких женщин, он сразу почувствовал необыкновенную силу которая исходила от этой женщины. Одно её присутствие давало ему приток сил. (описание внешности)
–– Где я? Первое что спросил Симон.
–– Там где и должен быть. Мои мужья нашли тебя в лесу когда ты истекал кровью. Я знала что ты должен появиться, потому послала их найти тебя. Они уже знали что найдут тебя.
–– Но как?!
–– Это очень просто, со временем ты тоже так сможешь. Ты должен выздороветь прежде чем будешь изменён. Всё в этом мире, пронизано её присутствием, если ты с ней, ты свободен.
–– С кем, и от чего свободен? Симон присел на кровати, мне сложно тебя понимать.
–– У неё много имён, да и не в имени дело, мы зовём её Лилит. Та свобода какую она даёт невыразима, и всякий посвящённый обречён хранить тайну, даже если решит о ней кричать на площади – тайна всё равно не будет открыта, ибо его не поймут.
Симон вспомнил что не раз слышал о Лилит. Правоверные иудеи, говорили что она самый страшный демон из когда либо созданных. Лилит некогда восставшая против первого человека, начала вражду с родом человеческим, пожирая новорожденных и принося всяческие несчастья. Сам яхве не мог ничего с ней сделать. Он когда то слышал о тех ритуалах которые иные народы погрязшие в идолопоклонстве вершат во славу Лилит. Содомия, инцест, поедание человеческой плоти – вот что приписывали иудеи язычникам. На какое то мгновение Симону стало страшно, но страх тут же ушел и он мысленно заверил себя, что готов на любые преступление, дабы унизить яхве. Внезапно Елена изменилась в лице и спросила:
–– Зачем?
–– Что зачем? Ответил Симон.
–– Зачем ты привёл его сюда?
–– Кого!? Симон был порядком потрясён всем происходящим с ним, но это непонятное обвинение, окончательно выбило его из колеи.
–– Яхве. Еврейского божка, вознамерившегося отравить красоту бытия.
Упоминание яхве его потрясло до глубины души, Двадцать секунд Симон был не в силах сказать хоть что-то, затем заплетающимся от волнения языком он стал невразумительно бормотать:
–– Яхве. Откуда яхве? Он мой враг. Я ненавижу яхве. Где он, он не смог бы идти со мной. Я не мог его привести.
–– Оглянись! Стальным голосом сказала Елена.
Преодолевая страх, Симон осторожно повернул голову к стене, чуть ли не готовясь увидеть там грозный лик, яхве пришедшего спалить его дотла. Но ничего кроме своей тени от свечи, которую держала в руках Елена, он не увидел.
–– Я не понимаю.
–– Ладно оставим, с этими словами лицо Елены стало мягче, ты и не обязан понимать. Пока. Елена отвернулась, всеми своими жестами давая понять что на сегодня разговор закончен, и подойдя к двери громко сказала:
–– Харуд, принеси еды, для нашего гостя.
–– Моё имя Симон.
–– моё имя тебе явно было знакомо ещё до нашей встречи. Елена. Ты звал меня, пока был в бреду.
Симон окончательно встал с кровати и при взгляде на Елену его настигло озарение. Селена. Как похожа эта женщина, на некогда увиденное им у Постумия изваяние Селены. Сходство было не столько во внешних чертах, хотя и внешних сходств было достаточно, а в том неповторимом и неуловимом сходстве, кое появляется у тех кто многие годы пребывают друг возле друга и обладают единой тайной. Невероятно, но те переживания кои переполнили его некогда у Постумия, причиной которым была встреча с Богиней, переполняли его сейчас рядом с этой женщиной. Какое поразительное созвучие – Селена, Елена.
–– Я звал свою госпожу – Селену, но ты похоже единственная несёшь в себе её силу.
–– В некотором смысле ты прав, хотя на самом деле всё намного сложнее…
В комнату вошел чернокожий мужчина с огромным подносом еды. О какое изобилие было на это подносе. Самые сочные яблоки, бананы, хурма, персики, свежизажаренная нога хряка, и ещё много чего от чего желудок Симона последний раз наполнявшийся почти неделю назад, уверенно напомнил о себе. Самым экзотическим и неожиданным для Симона блюдом была эта самая свиная нога, ибо как известно свиньи у иудеев считаются животными нечистыми и в пищу не употребляются. Радуясь ещё одному нарушенному запрету Симон с жадностью вгрызся в свиную ляжку, лишь изредка отрываясь, на откусывание спелого яблока.
–– Неужели ты даже поесть не можешь не думая о своём божке, с улыбкой заметила Елена. Неважно любишь ты его или ненавидишь всякий раз думая о нём ты даёшь ему жизнь. Он уже не так силён уверяю тебя.
–– Елена, что ты о нём знаешь?
–– Неважно что о нём знаю я, важно что ты готов узнать. Ты Сможешь дойти в другую комнату – то что я буду говорить сегодня на собрании тебе может быть полезно. А пока отдыхай, силы тебе ещё понадобятся.
Елена и темнокожий мужчина, которого судя по всему звали Харуд, вышли из комнаты оставив Симона наедине со своими мыслями. Необычная сила этой женщины одновременно пугала и очаровывала его. Она каким то образом могла читать мысли, хотя это получалась у неё не всегда. И это знание яхве… Неужели он попал к самой Лилит и скоро примет участие в страшных торжествах. Воображение начало рисовать самые страшные картины, но все они разлетались в прах когда он вспоминал лицо самой Елены – такой человек просто не может творить всё что рождало сейчас его болезненное воображение. Хотя страх червяком подтачивал его душу. Непонятный, беспричинный страх, который даже не может понять чего же он боится. Смерть, рабство или ещё что-то подобное ему здесь явно не угрожало. Однако страх был. Симон вспоминал, что Елена говорила что «его изменят», и поскольку понять что же подразумевала она под этими словами было невозможно, липкий страх, продолжал душить его изнутри. Однако вскоре, порядком разморенный превосходными яствами, Симон заснул. Проснулся он оттого что его будил Харуд.
–– Вставай, пойдём в зал гнозиса.
–– Встав с кровати Симон с удивлением обнаружил что его рана практически не болит, хотя он с трудом стоял на ногах, потому Харуд поспешил помочь ему, поддерживая его за плечи. В сопровождении Харуда, выйдя из комнаты Симон оказался в большом зале. Где я нахожусь? Подумал он. На стенах зала висели полотна с изображениями самых разных богов, в зал было четыре входа, около каждого из которых стаяли прекрасные греческие статуи. Из прекрасной вазе, с изображением богов слитых в любовном объятии струился аромат благовоний. Основное место в зале занимали превосходно оформленные кресла, стоящие правильными геометрическими рядами. На этих креслах в ожидании чего то восседали мужчины. Что сразу бросилось в глаза Симону, что эти мужчины были разных рас и национальностей, и хотя большую их часть представляли римляне и евреи, здесь можно было встретить желтокожего китайца, чёрного как смоль эфиопа, и даже людей неизвестных Симону национальностей. Возникало чувство, будто в этой небольшой комнате собраны представители всех рас и народностей. Глядя в лица этих мужчин Симон поражался их открытому взору, дружелюбному взгляду, и той невидимой силе которая исходила от каждого из них. Несмотря на разницу национальностей, все они говорили на одном языке – языке Рима, который Симон разумеется знал превосходно. До него долетали оббрывки фраз, совершенно непонятные по смыслу, казалось появление новичка нисколько их не побеспокоило и они продолжали говорить между собой о том что их наиболее волнует. До него долетали фразы о бессмертии духа, о вечном пресуществлении, о неизречимом познании – гнозисе, который открывает Лилит всякому кто способен его выдержать, он слышал о неводомой серебрянной тропе идти по которой могут только те кто обрёл богоподобие и пресуществил червя. Симон узнавал знакомые слова, но был не в силах до конца понять, и от этого приходил в отчаяние. Один из мужчин встал со своего места подошел к нему и протянул руку для знакомства.
–– Дориан, римлянин. Кстати не стоит так переживать, познание приходит постепенно.
–– Симон, иудей к своему несчастью. Иудей отрёкшийся от бога своего народа и принявший богов римских, так что пусть вас не смущает моё происхождение. Вы что все способны видеть мысли?
–– Не мысли. Чувства. Эмоции – движение души. Мысли видеть невозможно, но имея острый ум, не так сложно определить причину того или иного настроения. Кстати далеко не все обладают такой способностью. Кстати боги – это лишь четвёртая реальность, потому ты можешь поклоняться любым богам, – имена разные – источник един – это даже философы знают.
Последняя фраза, прозвучала с явной насмешкой, природу которой Симон не мог понять. До сих пор, он был уверен, что находится в какой то философской академии, о которой он так много слышал, но ни разу не бывал, ибо свои академии построенные некогда завоевавшими эллинами, евреи разрушили за несколько поколений до рождения Симона, а в других городах Симону до сего момента бывать не приходилось.
–– Дориан, где я нахожусь?
–– В Тире, если тебя интересует город, и в зале гнозиса, если желаешь более конкретно.
Неожиданно Дориан изменился в лице, жестом показывая что разговор окончен, и поспешил вернуться на своё место. Точно так же безмолвно, Дориан указал Симону на единственное в зале пустующее кресло, давая понять, что это кресло приготовлено для него. Одна из дверей открылась и вошла уже известная Симону Елена. Симон почувствовал священный трепет, словно сейчас должно произойти что-то сверхъестественное. Елена вошла в зал, подошла к явно отличающемуся от остальных креслу, больше похожему на трон, которое было на некотором возвышении и повёрнуто в зал и поприветствовала.
–– Что сегодня вы желаете узнать? Впрочем, думаю никто не будет возражать если я буду говорить о том, что вам уже известно, из уважения к новому призванному.
Я буду говорить о Серебряной тропе. Но чтобы понять суть серебряной тропы, необходимо понять что есть изначальное. Даже философы знают, что вначале был хаос. Хаос, это и аморфное и неразличимое ничто, и бесконечная потенциальность. Что бы мы не говорили об изначальном важно помнить что и противоположное утверждение будет столь же верно. Чтобы это понимание было не мёртвой умственной схемой, а живым опытом, попробуйте мысленно перенестись в тот миг когда вы как самосознающая индивидуальность только что появились. Когда вы пытаетесь взглядом вернуться назад, вы сталкиваетесь с изначальным. Это и небытие и предельное бытие. Хотя понятие небытие, чисто субъективно думаю, будет вам более понятно, обратное утверждение постигается на очень высоких ступенях. Итак вы родились. Ваше самосознание начинается с первого слова, до этого вы всё ещё неразличимы в едином. Вы говорите слова, и начинаете познание мира – не случайно что большинство религий отождествляют Бога творца со словом. Каждое новое рождение в некотором смысле аналогично творению мира из хаоса, хотя каждый раз имеется бесчисленное количество нюансов которые отличают одно рождение от другого. Вот с этого момента мы расходимся со всеми современными философами и начинаем идти своей тропой. Серебряной тропой Лилит. Современные философы утверждают что изначально благое единое, каким то непонятным образом творит злое двойственное. Вы когда-нибудь видели, что бы из яблони рождался репейник? Не думаю. Потому единое, оно же первоначальный хаос не имеет смысла называть всеблагим, а скорее содержащим потенциальности блага и зла но не проявляющее их. Единое в своём изначальном состоянии практически всесильно, но оно не обладает только одним благом – оно не в состоянии ни найти отличимость, ни познать себя. Если бы оно было на это способно, никто из нас не родился бы. Хотя это правда лишь отчасти. Создав двойственное оно устремляется к самопознанию. Одна звезда, уже в некотором смысле отличима от другой звезды, а один камень отличим от другого камня. Один тигр, отличим от другого тигра, а один комар от другого комара. Здесь появляются боги. Боги это суть, то что двигает тигра быть тигром, и питаться мясом, а комара пить кровь у самого тигра. На этом уровне нет выбора, у каждого есть одна модель, один бог, сомнение в котором не просто греховно, оно невозможно по сути. Таким образом диада есть уровень богов. Однако ни один тигр не способен знать о своём существовании, ибо он имеет только потенциальную отличимость – двоицу. Много тысяч лет назад серебряная тропа двоицу вывела в троицу – то есть появилось существо которое обладает уникальной способностью к знанию о своём бытии. Как нетрудно догадаться речь идёт о человеке. Первый человек очень сильно отличался от человека современного, но уже он интуитивно чувствовал грань между собой и миром который он познавал. Единое познавало себя через тройственное. У него появился совершенно смутное осознание своего выбора – он миг выбирать молиться огню или солнцу, назвать своего бога, Ренге или Тута. Для нас он почти неотличим от двойственного, но с серебряной тропы, видно насколько велик переход. Однако не один переход не может быть безболезнен – единое будучи бесконечной потенциальностью в себе на переходе в тройственное стало открывать бесконечный страх, страх который понуждал тройственное устремляться назад в единое. Каждый миф о золотом веке, где-то в прошлом это проявление этого страха. Стремление подавить всё новое, вывести систему которая ответит на все вопросы, это проявление этого страха. Но закон серебряной тропы неизменен – каждый шаг назад – становится лишь отступлением для прыжка. Пути назад с огненным мечом преграждает Лилит – владыка серебряной тропы. Жизнь обретает всё большую сложность и ныне начался новый виток – идёт переход от троичного к четверичному. Мы первые. В этом мире большинство не освободились от своих богов, продолжают веровать в непреложные и неопровержимые истины не в силах понять что знание обретает ценность лишь тогда, когда мы понимаем что противоположное утверждение столь же верно как и изначальное. Большинство людей имея троичную природу, всеми силами пытаются оставаться в двоичном состоянии, не выбирать, не думать, не сомневаться. Лучшие из философов вышли на троичный уровень, они выстроили треугольник – тезис, антитезис = синтез, но увы во многих случаях предпочитают им не пользоваться и довольствоваться бессознательному служению своим богам. Я первая кто получила выход на четвёртый уровень. Это не значить что я его реализовала полностью – существо которое достигнет этого будет превосходить среднего человека в той же степени как человек превосходит муравья. Но первый шаг был сделан, и его мои любимые мужья мы совершим все вместе. Жду вопросов ваших.
Симон изо всех сил пытался переварить услышанное, в надежде хотя бы сформулировать вопрос, но его опередил Дориан.
–– Что ты называешь серебряной тропой? И как можно оказаться на ней?
–– превосходный вопрос, Дориан. Серебряная тропа – это движущая сила, которая побуждает двигаться от более простой к более сложной ступени бытия. Серебряная тропа, стимулирует единое творить двоицу, двоицу переводит в троицу и готовит пришествие четверицы. Серебряная тропа это та нить Ариадны, держась за которую жизнь выходит из бесконечных тупиков куда её приводит страх обновления. Серебряная тропа – это нечто отличное от единого, двоицы, троицы и возможно даже четверицы, именно она является причиной того что жизнь всё же движется вверх, а не вниз. Давайте представим, что существовало бы только единое в его бесконечной потенциальности. Став троицей бесконечный страх, столкнулся бы с бесконечным мужеством, и неизбежно бы приводил к аннигиляции – не оставалось бы ни того ни другого. На этой печальной мысли основан восточный миф о вечном возвращении, согласно которому, что ты не делай, это будет повторяться бесконечное количество раз, с гибелью вселенной в конце. Но я знаю, что я есть новое явление, которого раньше не было и не будет в будущем, точнее в будущем я буду иной. Моё субъективное бытие является для меня самым убедительным опровержением мифа вечного возвращения. Но тезис и антитезис, столкнувшись не аннигилируются, умерев друг в друге они рождают синтез, который является совершеннее первого и второго по отдельности. Этот невыразимый принцип вечного воскресения, на новом уровне я назвала серебряной тропой. Из всех слов и символов когда-либо созданных человечеством лишь Лилит выражает этот принцип лучше всех прочих.
–– Почему?
–– Лилит уникальный персонаж мифологии. В ней объединен эротизм, который служит лестницей для перехода на иной уровень, и мятеж Прометея. Практически все знают, что Лилит якобы кормит маленьких Детей «плохим молоком» в результате чего они умирают, но практически никто не знает первоначальный вариант легенды, согласно которой восемь из десяти детей умирают, а двое становятся великими людьми, – поэтами, философами, проводниками новых неведомых раньше сил. Лилит желает не разрушить, но даровать воскресение, но тот кто сильно привязан и любит свой страх получит от неё только смерть. Симон, внезапно Елена сошла с своего трона и подошла к нему. Глядя прямо в глаза она спросила его.
–– А ты готов идти путём Лилит? Этот путь тебе ничего не обещает и ничего не гарантирует. Ты можешь покаяться перед своим яхве или идти в какой нибудь римский храм – у Дориана достаточно связей чтобы ты получил лучшее место, около выбранного тобой Бога? Выбирая мой путь ты обрекаешь себя на одиночество и изгнание. Потомки проклянут тебя, считая худшим из когда либо живших, а современники будут смеяться над твоими откровениями. И не смей потом говорить что я не оставила тебе выбора. Вечное проклятие, в глазах человечества. Но ты будешь первым кто откроет четвёртую дверь. Ещё много тысяч лет человечество будет трусливо топтаться около неё не имея мужества даже прикоснуться к ручке. И лишь те кто примут меня, те кто отдадутся мне, своим родом проложат путеводную нить серебряной тропы, сквозь мрак – невежества, слепоты и трусости. И лишь вы пресуществите своего червя страха в змея познания таинством моим. Боги прошлого скованны страхом своих отражений и не хотят давать свободу, Локи был прикован к древу, Прометей к скале, но одна Лилит осталась непокорённой. Но плата слишком высока, знай это Симон.
–– Я иду, госпожа моя.
–– Ну вот и отлично. Я почти знала… Открыть двери! Громко и твёрдо сказала Елена, на этот раз обращаясь к всем залу. Каждый из мужчин вдруг стал читать что-то похожее на молитву на незнакомом Симону языке. Но что самое странное, – каждый читал что то своё. У него закружилась голова, и возникла чувство словно он проваливаться в неизвестность. Это было приятно, но в тот миг когда он уже перестал различать вокруг себя реальность и погрузился во внутренний мир, он почувствовал приступ тошнотворного страха, который тут же выбросил его обратно в реальность. Симон почувствовал как комок подошёл к горлу. Внезапно он снова услышал голос Елены. –– Пришло время.
Должно быть это был некий особый условный знак, так как все находящиеся в зале мужчины, резко напряглись и непроизвольно вытянули голову в мучительном ожидании. Симону не нужно было обладать телепатией, чтобы понять, что происходящее сейчас волнует всех присутствующих до глубины души.
Выдержав паузу Елена громко и чётко произнесла:
–– Дориан, следуй за мной.
Симон с удивлением наблюдал, как этот сын римских патрициев, привыкший контролировать свои чувство чуть ли не с пелёнок, подскочил на своём месте и словно солдат вдруг неожиданно перевёдённый сразу в легаты, минуя все промежуточные звания устремился в дверь которую предусмотрительно открыла ему Елена. Зал выдохнул. На лицах мужчин были видны смешанные чувства – радость за своего брата, печаль, кое у кого прослеживалась лёгкая зависть, и только одно лицо в зале было искривлено ненавистью, этот мужчина сидел в самом дальнем углу и казалось, делает всё возможное чтобы не показать своих чувств. Однако кажется до него никому нет дело, – дом вновь зажил своей жизнью, кто-то уходил в свои комнаты, кто-то обсуждал услышанное. Но никому не было дела до маленького человечка в углу сжираемого большой ненавистью. Это был Стефан, и Симон сразу узнал в нём своего единоплеменника.