В некотором смысле Ницше сделал то, о чём мечтал Мережковский – объеденил противоположности назвав себя распятым Дионисом, но объединил их через смерть, через безумие, тогда как тот кто пришел потом напротив через жизнь, через ясность сознания.
Зачем же Ницше так противоречил себе нарушая свои же заповеди. На мой взгляд его проповедь аморализма, была последней линией обороны против вторгающейся в сознание силы тёмного кастрирующего бога. До него, все как бы велик их дух не был столкнувшись с этой страшной силой свершали «жертвоприношение разума» отказывались от своей свободы, и становились игрушками в руках чудовищного бога с серпом отсекающим естество. Ницше, был первым кто посмел дать бой. Все остальные, атеисты, деисты, разумные просвещенцы, просто не сталкивались в этой силой в своей душе. Они боролись с церковью, с догмой, наивно веря что рациональные аргументы способны обуздать стихию религиозной бездны, точно осознав что ураган опасен для жизни можно остановить его. Их слепота и наивность была обусловлена тем, что они в своей душе никогда не сталкивались с этим страшным ураганом, после которого не остаётся ничего. Те же кто сталкивался, раз и навсегда теряли всякую свободу воли и становились куклами этой силы.
Ницше первый дал Бой. Бог, тёмный ветхозаветный Яхве из бессознательного стучался в его разум. Я думаю он догадывался что значит этот «самый безобразный человек» от которого в страхе отшатнулся сам Заратустра. Он хотел жить, но эта сила волокла его к умерщвлению плоти и самооскоплению, он хотел страсти, но Бог сковал его холодом горы елеонской, так что ему ничего не оставалось делать что научиться жить в этом холоде. Он хотел плотских наслаждений, но заперт страшнее морального (кого когда останавливали моральные запреты?!) сковал его плоть, запрет пришедший словно из ниоткуда. Последний его бастион, последняя крепость, которая оставалась у него против этого вторжения, этого насилия, был его разум. Говорят Мопассан умирая кричал что хочет изнасиловать Бога, так вот Ницше был тем кто был богом изнасилован. Разумом он судорожно цеплялся за всё, что могло быть противопоставлено этому вторжению. Бог морален? – да стадвствует имморализм, Бог упорядочен и светел? Да здравствует хаос и тьма! Для него мы все рабы? Да приидет Сверхчеловек.
Мережковский со свойственной ему интуицией сказал что бунтуют только рабы. В этой фразу есть лишь полуправда, ибо бунтуют не только рабы, (как раз настоящие рабы обычно бунтуют очень редко), бунтуют те кого хотят обратить в раба, и тогда для защиты хороши абсолютно все средства. Бастионы воздвигал герой на пути божьего суховея, но эти бастионы рушились один за другим. Тот кто не испытывал что такое подобные вторжения, никогда не может понять Ницше, ибо жить по Ницше невозможно, по Ницше, если быть последовательным до конца можно только умереть, как и умер он сам. Божий суховей хотел захватить его разум, и едйствительно порой он говорил мыслями находившим свои параллели в Евангелие.
Но случилось чудо. Тогда как божий суховей полностью уничтожил плотские желания, а потом и разум Ницше, он на последнем выдохе признав себя распятым Дионисом, епо сути проник в сердцевину этого Божьего суховея изменив ход истории. Последние пять веков – мир от Гёте до Ницше, от Ницше, до Юнга, от Юнга и на ближайшие пятьсот лет, до сверхчеловека, который будет конечно не таким как предполагал Ницше. Я лишь мост, между человеком и Сверхчеловеком, говорил о себе Ницше. И Став этим последним мостом соединил две бездны ценою своей жизни – Заратустра – Антихрист – Христос.
Возможно моё понимание Ницше так же страдает односторонностью. Возможно я не учитываю важных деталей которые перевернут моё восприятие. Пусть так, я всегда готов учиться. Но кажется мне, что в этих, ещё до конца не оформившихся мыслях подошел я к великой трагедии Ницше, гораздо ближе чем большинство современных ницшеан.
