А я боюсь представить, на что способна моя фантазия, если  рядом со мной никто не появится.

Люди слишком многого боятся.

А я бы хотел ощутить кремовый вкус радуги, может быть в завтрашнем утре.

Люди не умеют правильно реагировать на цвета, особенно на голубой, чёрный и розовый..

А я люблю вкус кекса и апельсиновой газировки.

Люди боятся ощутить себя ребёнком.

А я сижу при свечах, потому что на моей улице выбило пробки...

Люди любят небыль, люди кормятся небылью. Кусочек в рот, и они на небе. Испеку и  я завтра, с запасом на лет 20. Чтобы всем вам хватило легенд и сказок...

Влюблён. Плевать что безответно. Сам факт этого шепчет всему пыльному свету, что я ещё живой. 

А "каждая лошадь имеет право на свою Леди Годиву."

(As Ferrys Nikn [Три неба])

Не прыгай в окна, не бросайся в огонь и не откусывай себе вены. Вообще хватит становиться героем/жертвой, когда тебя об этом совсем не просят.
Дождь прошёл, весь город такой мокрый.
Любишь кофе? В бессонные час ночи это так актуально...

Кому-то смех застенчивых друзей,

Кому-то пламенные речи любовников и жён,

А нам седых  и голых стен протяжный стон,

Стенанье ветра и пустых дорог предтечи.

Извилист путь хранителей секретов,

Безлюдны переулки их путей,

Туманных дум, титановых камней

Удел не лёгкий взвален нам на плечи.

Кому-то поцелуев отдан дар,

Кому-то  льётся в рот вина услада.

А нам экстаз и хмель как наказание,

Нас позабыла нега  пьянства и забав.

Кому-то есть с кем разделить нутро постели,

И опереться на надёжное плечо,

А нам груз памяти и знаний отдан  с целью,

Чтоб мы одни несли его.

(As Ferrys Nikn)

Какие бы надежды не давали посты, как бы искусно бы небыли сложены в них слова, правда одна. Попытка оправдать себя в каждодневных заголовках достойна больного ума, одинокого до боли, до воя. Когда стучится тоска о пустые стены, и тишина, и не видно пробелов в текстах, и ночью когда некого обнять обнимаем подушку - пишут сюда. Тупые перечисления  алгоритмов прожитого дня, сложные посты которые кроме тебя понять то никто и не сможет, несогласованные мысли, стихи которые никто не оценит. Правда одна, жестокая, алчная. Если у тебя есть кто-то рядом, пляши и пой словно пьяный, потому что ты счастлив, потому что тебе есть кому в слух читать свои посты, кому рассказывать свои мечты и печали, свои новосоченённые стихи. Первопричиной этого извращения была попытка найти себе подобных. Жаль что на тот момент я не знал что каждый из нас уникален в своём роде. Жаль, я не подозревал что это превратится в холоднокровный счётчик который отсчитывает дни до того момента, когда переломится моё сердце. Сотни постов о том что прекрасны дожди, о том что свет победит, о том что вечности моей нету границ, о том что всё ещё впереди, о том что нет ни любви ни друзей, о том что я жертва своих же идей, о том что убивают мечты, о том что необходимо Жить. Но  только правда  одна - мы здесь никому не нужны.

Ты пришел в эту жизнь не для того чтобы чему-то учиться - тебе нечему учиться - ты пришел затем, чтобы продемонстрировать то, что ты уже знаешь. В демонстрации этого ты приведешь это в действие и создашь себя новым, через свой опыт, ощущения. Таким образом ты оправдаешь жизнь и придашь ей смысл. Таким образом ты привнесешь в нее связность.

Доналд Уолш  "Беседа с богом"

 «…яблоко сорта «Фуджи», с плесневым бочком, который порой даёт о себе знать»

«Ветер в ореховой роще,  и улыбки людей – вот. Вот ради этого можно умереть, и жить ради этого тоже можно»

«И тогда мне кажется, что внутри меня серая пустошь, и следами птиц и зверей, давно оттуда ушедших, написано: «Влюблённый в Мир»

«Если человек не тушит перед сном свечей, верит что белые голуби – вестники добрых дней, и по весне греет руки о солнце – я хочу называть его богом. Я, как и он, этого заслужил»

«…а иногда мне кажется что я и вовсе не существую»

As Ferrys Nikn (Три неба)

Я видел их большую чёрную машину, с  тонированным лобовым стеклом. Я видел их огромный дом. В шёлке сизом роскошную постель где каждый вечер они читали богемные журналы. Столы с шикарными блюдами в блеющей симметрии разложенные на золотистом шёлке.  Дорогую плитку на полу и карнизы в золотых оправах. И в этом  всём не было души. Золотая клетка, где не вздохнуть, не крикнуть.   Им было больше не о чем мечтать – у них всё было, мечты  сгорали в  каменном камине в их пьяной от дорогущего вина гостиной.

Я же  никогда уже, наверное, не выберусь  на волю, не поживу в Европе, но мне вечно будет о чём мечтать. Мой дивный образ далёких стран до самой смерти будет самым светлым, и не разрушится от правды. Париж в моих воспоминаниях, застывший в предзакатном солнце, где милые прохожие тащат за собой цветные зонтики. И улицы как прежде моют мылом «La rue», в пекарни спекают булочки, и запах заварного крема обвил влюблённых что на верхнем этаже седого домика играют в домино. Лондон для меня на веки – три улицы с часами до небес, где в грозный марш шагает картеж его старых королев. Пусть друга рядом нет того, кто защитит подставив спину, того кто сможет всё понять, того кто примет и не станет осуждать, но я могу о нём мечтать, о самом идеальном, не рушимом. Пусть одинок, пусть нелюбим, но в голове живёт такой великий идеал любви, хрустальной, чистой как росса, какой история давно уж не помнит, принцессы которой в сказке не найти. В мою эпоху всё это было, всё это излизано, изучено. Но в этой жизни я греюсь памятью и детскими мечтами. Мне столь многое уже дано, что прочее не так уж важно. И пусть там, за чёрным горизонтом бушует чей-то океан, и пусть кого-то любят, и кто-то плавится в деньгах. Ведь люди умирают, когда им больше не о чем мечтать…  Я остаюсь Живым…

Солнце в серебряной заводи Московских оконных вод растопило до конца грязный лёд. Тепло оживляет так, что душа распустилась почками, по всему телу пуская дрожь. И уже совсем не хочется терпеть пустоту стен,  одинокую белизну потолка.  Хочется постоянно говорить, хоть с кем-то. И потому стрелки часов ломаются от томного ожидания утра.  Муза толстая и немного глупая, трогает мои губы, двигает мои руки.  Рождает стихи, мелкие миниатюры которые станут шедевром лишь после моей смерти.  А ты знаешь какого это, за объятие быть готовым отдать пол своей жизни? Время  пришло такое, когда обостряется всё, что до поры этой было холодное и тупое. Чувства, психиатрические синдромы, сны и эмоции.    Вы все слишком красивы, что бы я оставался холодным, слишком великолепны, чтобы я  своевольно не замечал вас, не посвящал вам прозы.  Хочется написать на стене своего белого дома, чтобы утром каждый из вас подняв голову к небу, запракинув пару прекрасных глаз, прочёл повторив шёпотом:

 "Чёрт...  как же хочется ЖИТЬ…"

Не спорю, не стучу рукой бледной в запертые двери и окна. Да кто я такой? Паж  времени, незаметный  под светом потерявшего разум солнца.  Безликие миры, города которых уже нет, и люди в городах которые умолкли так давно, что голос их не помнит ни один камень – ценности выброшенные за дверь, в мусорные книги истории и памяти. Сладкий вкус голосов разлитых по улице утром, свет душ стоящих на автобусной остановке, их проблемы и мысли почти вслух – на каждого второго у меня нашлось бы великое спасение, на каждого третьего изысканный сценарий казни. Но кто я такой, прозрачный герой, пропускающий сквозь себя все лучи луны, солнца, звёзд, каскады ночных фонарей. Глаза, которые смотрят на меня, каждые из этих миллионов зрачков,  берут обязательство увидеть то, что скрывается под хамелеоновой оболочкой, под хромированным саркофагом шутовского кафтана.  Кто я такой? Я тот, кем хотят видеть суть - лишённый привилегии обличия.  Приходит время медленно уходить. И если кто-то слушает, я говорю ему своё первое из трёх «Прощай». Кто я? Просто иллюзия, просто искренний фальшь который затянул канатами многих людей, разных, плохих и хороших.  Под мою кожу залезли не многие. И может они скажут потом то что оправдает ложь моей эпохи.

"Весна - время

школьников и самоубийц."

Мысли вне закона. А в голове лишь лица, лишь голоса знакомых, колор их глаз, и ветер заплутавший в их волосах, в нелепых локонах забыв дорогу. Весна берёт своё, сжирая ум и логику, крадя покой. Бессонница. Мечтается о новых встречах, мечтается о незнакомых, чтоб с ними гулять по тёплым улицам , с улыбкой смотреть в их новые глаза, поближе прижиматься, в то время как те о чём-то увлечённо говорят.  Весна  берёт своё, и в меланхолии сильнее скребёт по сердцу тишина, пустая комната, пустые зеркала, пустой огонь свечей. Общение сейчас ценней монет, ценнее сна. Мечты вскипают словно чай, и жгут нутро, и хочется кричать. И силы есть себя держать в руках, но нет желания. Весна берёт своё. Сны станут красочней, исчезнет зимний сон, проснётся город, и из окон повалится  несчастная любовь, сошедшие с ума сердца, подростки, старики, увядшие зимой цветы в дешёвых керамических горшках.   Зазеленеет парк, и зацветёт проклятый плющ, обвивший душу.  А ну и пусть, так надо…

Я на ImhoNet: ditrixms.imhonet.ru

Я на ВКонтакте: vkontakte.ru/id614890

Я на MySpace: www.myspace.com/464705738

Я на МирТесен: mirtesen.ru/people/38877848

Я на МойМирMail: my.mail.ru/mail/deusditrix-s

Я на СтихиРу: stihi.ru/avtor/nekronomikon

"Всем кто бездумен и не обращает внимания

На появление посланцев смерти,

Долго суждено испытывать боль и страдание

Существования в каком-либо презренном теле.

Но все праведные и зримые люди,

Когда видят посланцев смерти,

Ведут себя не бездумно, но внемлют

Тому, чему учят их великие речи,

И, убоявшись, ищут в привязанности

Плодородный источник рождения и смерти,

И от привязанностей освобождаются,

Так уничтожая смерть и рождение.

Они обретают защиту и счастье,

Освободившись от мимолётных и бренных видений,

Смыв все грехи, избавясь от страхов,

Оставляя там позади все страдания".

(Ангуттара Никая,III,355, "Тибетская книга мёртвых")

Я верю на все сто процентов, что любая боль  - это искусный урок. Урок жизни и урок смерти для кого-то.  И главное как конспектировать эти лекции, сколько сил и времени потратить на то, чтобы записать все эти формулы мук и выводов, эти теоремы изрезанных в детстве рук. Огонь, который меня не греет, щит который меня не сбережёт всегда были даны мне чтобы разжигать что-то большее, и чем-то большим укрываясь от насмешек и кулаков. Почему я один сейчас и серый тёрн сжимает пустоту внутри? Я опять сижу на сложном предмете, я снова конспектирую жизнь, вечную лекцию, для меня - без перемен. Я не красив, на гране уродства? Скорее на гранях уродства и красоты.  Наверное, в постели и на балконах богемных театров я уже навсегда буду один. Я один буду провожать закаты, и один буду ласкать этот мир. Я верю на все сто процентов, что правильно выбрал свою жизнь. Что не раз заплачу за свою преднамеренную наивность – видеть в окружающих только свет и лишь потом разглядывать чёрные черты, когда уже поздно. И комок в моём горле просто доказательство отсутствия во мне лжи. Я знаю, что все жертвы не могут рождаться напрасно, что плата за мои шаги справедлива и беспристрастна. Каждая боль – это преддверие радости от наступившей весны. Каждое одиночество навеки теперь преддверие восторга от голоса из телефонной трубы. Каждая тоска и небыль апатии, вестник  счастливых дней… с вами, самыми прекрасными из всего, что у меня теперь есть. 

Я расскажу тебе маленький секрет, маленькую тайну. Сегодня на рассвете в небе умирала звезда. Очень трагично, безумно печально. В этот миг её никто не замечал, её никто не видел. Искалеченная первыми солнечными  лучами, она безмолвно меркла, очень быстро, очень страдая. Я расскажу тебе маленький секрет, маленькую тайну. У этой звезды было желание, была мечта.  Звезда хотела  остаться навсегда, чтобы ей вечно любовались, чтобы она отражалась в лоне пруда  тёплыми Июльскими ночами. Она мечтала, чтобы влюблённый мальчишка не смог заснуть лишь на ней остановившись взглядом.  Я расскажу тебе маленький секрет, маленькую тайну. Сегодня на рассвете умерла  вуальная жертва своих несбывшихся надеж и желаний.  Никто сейчас не унывает,  не копит слёз в платке из шёлка. Никто не заметил, что на месте звезды теперь  дымные ленты от пролетевших самолётов.  Я расскажу тебе то, что до этого  никто не ведал, эта звезда была  чьим-то  сердцем... 

" - а я хотел бы видеть... ну понимаешь, чего-то больше... бога там, ну или  агнелов например.

-я видел ангелов.

- ну как?

- очень пошло.

-почему??

-потому что трусы не носят. давай спать..."

[As Ferrys Nikn (Три неба (Часть 3))]

Я знаю, как это будет. Никто не станет тосковать, провожая мою душу. Я знаю, что никто не вспомнит обо мне. Никто не будет зажигать свечей. Обо мне все забудут, быстрее чем я доберусь до дома. И даже красно-бархатным героем я всё равно кану в лету. Но  поэтому не легче, совсем не легче. Я знаю,  будут цвести сады и парки, но меня уже там никто не встретит. Люди, как и прежде, будут толпиться в метро, и никто  из них не заметит, что исчезла моя тень у них за спиной, что я уже не хожу по тесным подземным переходам.  Будет Июльский дождь, но никому не будет дела, что я не пройдусь у них под окном с чёрным зонтом, с меланхоличной улыбкой. Они будут шутить  и петь песни, друзья на пыльных лестницах будут играть в  PSP и курить сигареты, не печалясь и не скучая. Каким бы хорошым и замечательным я не стал бы, я никогда не стану частью их сердца.  Когда меня не станет, никто тревожно не будет набирать мой телефонный номер, никто не будет дрожать в предчувствии того, что я уже не оборву  гудки телефона своим однотипным «Алло…».  Новый день,  в котором меня уже нет, не начнётся с плача и воя. Он будет спокойным и добрым.  Свора голубей на моём окне будет стучаться о стёкла, сквозняк будет метать по моему паркету листы недописанных стихов. У каждого будет свой груз дел, и каждый будет волноваться о чём-то своём. Когда меня не станет, никто не протянет моё имя в истомном вздохе, никто грациозно не заплачет. Это хорошо, но сегодня так эгоистически хотелось, чтобы всё было иначе…

Соберутся под утро толпой, заголосят на всех языках, на всех наречиях. А вечером снова рассыплются в прах,  рассосутся в подкорке похмельным синдромом, болью внутри и звоном в ушах – эти лица, которые ушли, эти голоса которые не вернутся.  Моё кладбище потерянных в веренице дней, в  безправедной смене  моих жизней. Эти люди все умещаются в моей тени и ходят там по пятам, шепчут слова оставленные в моей памяти. Многие из них давно уже ушли, многим так и не суждено родиться. Сотни знакомых глаз, тысячи знакомых улыбок и голосов в городской толпе – лишь мне насмешливое напоминание о тех, кто ушёл, тех кого  не смог забыть  мой отравленный временем мозг.  Я помню их всех, большинство.  Их так много что если каждый запустил бы воздушного змея, над землёй не осталось бы свободного кусочка неба, ни одного голубого проёма.  Они – эпизодические роли которыми выстелен сюжет этой  больной истории, конец который  потерялся  иголкой в море, глубоком, бездонном.  Те в кого опрометчиво влюбился в метро, те с кем сплёлся взглядом на обочине неровных Английских бульварах, те кто страдал и радовался радом со мной, за моей спиной, те чьи крики смеха и боли хором теперь поют во мне «Аллилуя!».  По осенней листве шагая, никуда не спеша, я слышу как в шелесте они дышат, при вздохе поднимая вверх грудь, при выдохе опуская плечи. Даже мыслить о попытке их сосчитать – всё равно что себе самому признаться в безумии.  Те кого я спас от тьмы, те кто кидал в меня камни, те кто красиво шли под моим окном тёплыми Июльскими ночами, те кто звал и те кто не заметил.  Миллиарды сердец отстукивают марш, и я слушаю его каждый день, когда грёзы сплетают над моею головою сеть, когда гул машин заглушает их мир, мир ушедших теней. Когда в кафе глушится свет, и никого нет рядом кроме чужого звона ложек о белые кофейные чашки, они мелькают каскадом  римских свечей, затихая лишь во сне. Когда я сплю, они засыпают со мною рядом…