Говорят, человеческая память устроена таким образом, что выбирает - что именно вспомнить. Как правило, гнетущие моменты «проскакивают», если на них не зацикливаться. Светлые эпизоды в воспоминаниях становятся ярче. Если искать негатив - его всегда через край. Но так жить не интересно. Общаешься с отвратительными людьми, живешь в отвратительном обществе, принадлежишь к отвратительному виду животных – человеку. И земля эта – мерзейшая, и создатель ее – жесток. Создал нас, чтобы мы убивали друг друга - если хотим жить, начиная с кошки, собаки, мышей, и заканчивая людьми. Но когда после путешествий пытаешься что-то вспомнить, ничего ценнее людей не найдешь. Хорошо, ты видел Колизей, пирамиды, Лувр. А вспоминаешь конкретного человека, поступки прекрасные, странные, смешные. Вот что составляет ценность жизни. Зачем она была? Может, для того, чтобы их встретить?

Мне повезло потому, что настрой такой. Не думаю о человеке плохо, пока он не докажет противного

По большому счету, во всех моих картинах есть борьба со злом. Энергия несчастья заполонила не только телевизор, оно там, за окном, я его слышу, ощущаю. Голодные, больные, убийцы и убитые… Человечество с беспримерной настойчивостью сходит с ума, унижает, уничтожает друг друга, самоуничтожаясь. Хочется плыть против этого необузданного течения. Ведь это так просто - показать негатив. Телевизионщики знают: про малолетних проституток все смотрят. А как заставить смотреть без проституток, людоедов, мордобития? Но кажется, получилось. Возможно, это стремление и объединяет мои фильмы.

Эти школьные понятия - «герой времени» - мне чужды. И в моей молодости были Афони и Бузыкины. А сейчас Бузыкины существуют и в Америке, и Африке – это свойство характера. Мне кажется, сейчас обнажилась другая линия: «человек человеку вор». Как ни удивительно: все, что советская пропаганда несла про капитализм, оказалось правдой. И все что они говорили про нас плохого - мы и сами знали, но не знали, что все это тоже возьмем с собой. Их пороки забрали. И своих не выкинули.

Что же выплеснули ценного?

- Нравственность. Достоинство. Когда люди кичатся богатством, выпячивают его перед бедными, голодными. Теми, кто не может выучить детей. Вылечить детей. Просто у них на это денег нет. И зарплату не получить потому что работы нет. Москва, конечно, отличалась и в советское время от провинции. Но сейчас в области контраста мы Индию перегнали. Был в Японии - не заметил, чтобы стояли такие шикарные дома с громадными участками. Есть люди и побогаче наших, но нет наглой демонстрации своего превосходства.

Откуда же все они взялись, свалились, если воспитывались на отечественной литературе, кино?

- Не свалились. Видимо, все развивается в соответствии с возрастом. И живые существа, и страны, и Земля. Было у человечества младенчество, юность, когда-то будет старость. Потом его существование закончится. Сейчас мы в молодом возрасте. Оружием бряцаем, дорогими игрушками – подростковый возраст агрессии. Возможно, человечество повзрослеет… если успеет.

- К слову, об агрессии, как смикшировать ее в отношениях между людьми разных национальностей, социальных групп. В ваших картинах эта тема занимает особое место. В «Паспорте», где есть грузин, русский, еврей, в «Мимино», в «Не горюй!»

- У меня есть своя точка зрения. Если я, грузин, снимаю фильм, в котором появится армянин, то не имею права сделать его негодяем. Иначе можешь оскорбить целую нацию. Смотрю кино: появляется узбек – редкостный идиот. Я жду - может второй появится? А что вы смеетесь. У американцев, преступник черный – полицейский черный, полицейский белый… рядом с ним черный. И что? Они афроамериканца в президенты избрали. Между прочим, под большим воздействием экрана. У нас про это не думают. Ненависть – кассово. Это легкий способ повести за собой толпу. Это сплачивает. Ненависть энергична и мобильна. На добро попробуй людей собрать. Построить детский дом, старикам помочь. А таджиков бить – враз…

Вообще, для меня мои картины – куски жизни, которые я проживал вместе с героями с полной самоотдачей. Лучше фильм, хуже – не имеет значения. Я готов на все, чтобы он получился. Не будет моей фамилии в титрах - черт с ней. Нужно палец отрезать – отрежу. Называйте это максимализмом или фанатизмом. Но когда фильм закончен, он постепенно отдаляется. Мне очень повезло с моими фильмами. В принципе, такой режиссер как я, не должен бы держаться на высоком уровне, потому что не имею системы. По сути, снимаю только то, что лично мне интересно. Не для человечества, не для потомков. И каждый фильм – эксперимент: выйдет ли? Каждый раз берусь за то, что не знаю как снимать. Пожалуй, лишь «Осенний марафон» было понятно, как снимать.