Цитата сообщения Гамп История государства Российского. Диссидентский вариант.



Шотландский по рождению, но шведский по службе, майор Малькольм Синклер, русских не любил. Сложно их было любить, особенно после того, как после Полтавы, майор Синклер угодил в плен и провёл три незабываемых года в Сибири. В Сибири было холодно и страшно. Русские пили водку и тем спасались, а Синклеру водки на давали. А на все требования соблюдать права человека и дать выпить, отвечали резонно:
-А мы тя сюда звали, штоле?!
Потому Синклера без опаски послали в Константинополь, заключать союз с туркою, чтоб с двух сторон сподручнее было накидать России кренделей.
России такие расклады не понравились. Над головой шотландско-шведского майора начали сгущаться тучи. И сгустились окончательно и бесповоротно, когда судьбой блудного майора занялась армия в лице фельдмаршала Миниха.
Надо сказать, что многие, включая посла в Стокгольме Бестужева, намекали, что неплохо было бы, чтобы Синклер куда-нито делся. Бестужев «посредством подкупа и ласкательств» даже портретик Синклера раздобыл и намекал в депешах прозрачно, что хорошо бы оригинал портрета анлевировать куда-нибудь, а вину свалить на гайдамаков, благо таковых тогда по Польше и Украинам шлялось в достатке.
Буркхарту Христофору фон Миниху такие разговоры не нравились. Он, Миних, вообще был «настоящий фельдмаршал», и, мужик на редкость прямой, что твоя шпала, хоть советская историография Миниха сурово осуждала за то, что он, гад такой, родился немцем и вообще, каким-то неродным был.
Миних вызвал к себе поручика Левицкого и капитана Кутлера, и ничтоже сумняшеся отдал приказ. Подчинённые козырнули и всё приказанное сполнили. Майор Синклер срочно умер в кустах. Европа с выражением развизжалась. Европа, что в те дни, что сейчас, очень любит повизжать.
-Это не я! – первым крикнул любимец фортуны и имперетрицы Анны Иоановны, Иогаша Бирон.
-И не я! – присоединился к нему глава МИДа Остерман.
-А я только портретик достал. – поспешил отмазаться посол Бестужев.
Едиственного виновника вызвала пред ясные очи сама Анна Иоановна. И без всякого политесу, по-немецки спросила:
-Буркхарт, ты дурак? Ты зачем своим свинским собакам письменный приказ отдал?
И чтоб Миних не вздумал отпираться, процитировала уже по-русски:
-...а ежели его найдёте, то стараться его умертвить или в воду утопить».
-Я не дурак, я - солдат. – с достоинством ответил Миних. – А армия – это письменный приказ, йа! Было, есть и будет. Не то что эти шпацкие... «Не я, не я, дас ист корова не моя»!
-Одна извилина и та от треуголки. – ненавидяще прошипел Бирон.
-Что ж вы, конюхи, если такие умные, строем не ходите? – в никуда, ядовито поитересовался Миних.
-Тихо мне, оба! – прикрикнула на расшалившихся недругов Анна Иоановна. – Что делать-то теперь будем?
-Ну что делать. – пожал плечами Бирон. – Что всегда – в Сибирь...
-В Сибирь. – согласился с доводами рассудка Миних.
И капитан Кутлер с поручиком Левицким, так недословно исполнившие приказ, поехали в Сибирь.
-За чтоооооо?! – только и успел взвыть поручик Левицкий.
-За то, что в воду не утопили, как было велено. – объяснили ему.
Всё дальнейшее, сказанное поручиком Левицким представляло сплошные эмоции и поэтому в анналы не попало. А зря. Большой пласт фольклора пропал.
Впрочем, всем, озаботившимся судьбой двух без вины виноватых, спешу сообщить, что через пару лет, на престол, на плечах гвардии, въехала бывшая цесаревна Лизанька и двух диссидентов из Сибири перевела в Казань. С повышением в чине.
Как пострадавших от произвола кровавой клики Бирона.
Так что закончилось всё хорошо. Почти.