я стою в центре площади с букетом бледно-розовых с зелёными прожилками тюльпанов, а вокруг перемещаются люди. хаотичные частицы в истерии броуновского движения: женщина с ребёнком в жёлтом пальтишке; мужчина в очках; девочка в розовых сапожках; парень с красным телефоном; мужчина с пачкой газет; женщина с ребёнком в коляске. едва уловимая система. траектории следов, паззл лиц, симфония шагов. каждый на своём месте.
я стою неподвижно; гудят ноги – сюда я шла, заметая следы, дворами и переходами, два квартала вниз, один влево, ещё один вверх и снова налево; ветер мечет волосы; хочется курить. мужчина в классического вида шляпе из пальто. я прогуливала уроки труда, но, кажется, это называется драп. или фетр. от него пахнет дорогим одеколоном и дешёвыми сигаретами.
сажусь на скамейку по центру; тюльпаны справа. закуриваю. острый дождь режет лицо по касательной; учащённый ритм каблуков. ах да, я же, чёртвозьми, не курю. не сразу. не сразу: мне же нужно куда-то деть полпачки Parliament™ с зелёной лентой акцизной марки.
небо кривыми с разницей в два оттенка. хорошо скроенный shockwave flash object. в скрежещущем электроволнами наушнике языческий рок с намёком на пугающие обряды. я стою в центре мокрой площади с букетом бледно-розовых с зелёными прожилками тюльпанов, а вокруг перемещаются люди. интересно, кто-нибудь из них догадывается, что я жду именно его?
любого. каждого.
Сегодня мне приснился Бог. Мы шли с ним по алкогольному отделу в супермаркете, он , внимательно рассматривая каждую бутылку, раз через раз клал её к себе в тележку. я шла рядом и спрашивала его о своей-чужой-другой жизни. о многом спрашивала, периодически смотря вниз, дабы не наступить на подол его белойбелойбелой рясы, или как там называется. и тут я говорю - Боже! ну раз не мозгов, то хоть денег дай! а он мне, знаете что отвечает - ты же, - говорит, - всё равно пропьёшь.
все же видели, как умирает лето?
растворяется в осень, оседая зажившими шрамами, влажным песком в кедах, облупившимся лаком и обветренными губами
трупным запахом проявленных километров плёнки, блеска для губ по воротнику белой рубашки и сухих былинок в волосах
растворяется лето, и с ним тают люди
те, что были
кем прожил эти три коротких тридцатидневных отрезка
и кажется, будто не вернутся уже – все те, кто
как не вернётся лето
останутся позади – как воспоминания из детства
в вечном солнце, солёном запахе моря, тёплых каплях дождя и зелёной траве по колено
и как никогда больно отпускать.
иногда перед абортом дают таблетки, которые вроде бы растворяют плод
убивают его
вот так и люди
разлагаются где-то внутри, ноют, тянут
стонет что-то где-то внизу живота
придёт осень, и тебя раскорячит на холодном хирургическом кресле
все отголоски лета выскоблятся – с мясом и слизью
брякнутся в жестяной поддон густой, тёплой, живой ещё почти массой
а потом застынут
оставшись фантомным абрисом где-то под коркой сознания.
все же видели, как умирает лето?
кусаю ковер от злости. интересно,он может ответить? я даже толком пропасть не могу. все равно возвращаюсь.все решено. по ушам долбит Люмен. да-да. "Сид и Нэнси...вместе....до пенсии" и прочее, и прочее, и прочее тымненахуйнахуйнахуйненужен. кричит мозг. ялюблютебяялюблютеяялюблютебя. кричит сердце. меня нет.я пропитана горечью.