мы сидели по обе стороны большущего ветвистого дуба, как два странноватых Ньютона. Прислонившись спинами к шершавому стволу, мы крепко держались за руки до часу ночи. Шуршали сухими листьями и изредка переговаривались. Это было в прошлом году: наше третье лето только-только закончилось, но мы ещё были сумасшедше влюблены друг в друга. Тогда мы решили: во что бы то ни стало будем встречаться под чудаковатым деревом каждое 1 сентября. Будем устраивать сеанс ностальгии: сидеть спиной друг к другу и перебирать прошлое. Одно условие: никаких напоминаний. Только дата на календаре - наш ремайндер. Мы будем приходить к дереву каждый сам по себе. В установленное время. Это будет наш личный флеш-моб. Дрим-флэш. Я, конечно, волновалась тогда перед заключением такого важного договора. И всё уточняла детали:
-Ну а если мы поссоримся? Как сегодня-вдрызг. Что тогда?
-Тогда придём и будем молча сидеть.
-А если я ногу сломаю?
-Я тебя принесу.
-А если мы расстанемся?
-Не расстанемся.
-А вдруг?
-Тогда тем более нужно будет прийти. Да чтобы ни случилось! Мы ни в коем случае не должны потеряться. Это будет преступлением.
Потом мы постановили, что договор будет действовать, пока мы живы.
Его главное условие-помимо ненапоминаний- ни слова о жизни после «мы». Ни одного скучного факта из настоящего. Неважно, как там у тебя с учёбой или кому ты желаешь каждого доброго утра. Важно только то, что у нас с тобой было такое. Настоящая любовь.
Но потом случилось много всякого разного. Мы всё-таки расстались. Поступили в разные институты. Я переехала. Сначала у нас даже не было номеров друг друга. Но ничего, нашлись. Про дрим-флеш напоминать тебе я не стала. Такие правила. Неколебимые. Сегодня впервые за четыре года я в этот день одна. Что ж, всё когда-нибудь бывает в первый раз. Ты, наверное, забыл. Дела- дела- дела. Мало ли что там у тебя может быть. Мы взрослеем, как ни крути. Я и сама еле вырвала себя из любимой новой компании. А ты- нет.
А ведь сегодня я хотела предложить тебе целую авантюру: встречаться чаще. Устроить так, чтобы хоть раз или два в месяц ты ждал меня в каком-нибудь полутёмном кафе со старой светящейся вывеской. Чтобы в вывеске не хватало букв и чтобы официантка была своя в доску. Чтобы ты, увидев меня, улыбался.
Я бы рассказывала тебе обо всём подряд. Как в наши лучшие дни- всякую радостную ерунду. О глупых людях, которые только и думают, что о чужом личном. О смешных бабушках, которых видела в маршрутке по дороге к тебе. О том, в чём пойду на Хеллоуин. О жёлтых листьях и прозрачных лужах, наконец. И слушала бы тебя, твои выдумки. Про то, как растут дети и когда у них формируется сознание. На какой фильм ты ходил на позапрошлой неделе и о чём думал вчера ночью. Про дурацкий автобус, который проезжал под твоими окнами с утра. Ты бы стал для меня другом-призраком. Появлялся бы в моих не известных тебе буднях и уходил в свои, мне не известные.
Конечно, превращать прошлое в настоящее было бы нарушением правил. А я так этого хочу. И значит- можно?
Но я сижу здесь одна, и, наверное, всё это только мой романтический бред. Наверное, каждой истории, какой бы красивой она ни была, когда-нибудь приходит конец. Бесповоротный. Можно долго пытаться выдавливать детский крем из тюбика. Но однажды железный конвертик становится пустым. Совсем.
Сначала я хотела так и оставить. Положить историю нашей первой любви на дальнюю полочку памяти. И нарочно забыть смахивать пыль. Сохранить всё в папке «прошлое», сделать яркий маникюр и пойти на свидание с соседом.
Я уже поднялась, стряхнула древесную труху с колен. Подула на ладошки, чтобы согреться, и сделала два шага. Но в последнюю секунду заметила на коре коричнево-белые зарубки с нашими именами.
И решила остаться. Провести дрим-флеш за нас обоих. Моей огромной нежности всегда хватало на двоих - так почему бы и нет.
Я опустилась на корточки, облокотилась на дерево. И начала извлекать из памяти картинки нашей с тобой истории. Одну за одной. Как сливы из банки с компотом. Мы - это немобильная романтика. Сотовых ведь тогда почти не было. Я так и вижу себя сидящей под дверью в спальне: дальше кабель не дотягивается. Я прислоняюсь к спинке кровати и в таком положении ночи напролёт слушаю твой голос в трубке. По телефону ты почему-то звучишь взрослее. По каким-то неуловимым интонациям я слышу, что ты улыбаешься.
Иногда я на цыпочках пробираюсь на кухню за стаканом молока. А папа каждую ночь ровно в два заходит и просит «шуршать там потише». Я послушно перехожу на шёпот. Наматываю на палец кудрявый телефонный шнур и потихоньку улыбаюсь в трубку твоим рассказам. Иногда я так и засыпаю- полусидя. С твоим голосом в руке.
Ещё мы - это биение в голове прочитанной где-то фразы. О том, что нет звука громче, чем молчание телефона. Это когда поссоримся и надуемся друг на друга. И настырно гипнотизируем на разных концах провода безмолвные аппараты с заветными цифрами.
Мы - это наши бесконечные записочки. Бывает, весь урок рисуешь тебе сердечки, неизменно подписывая нашим латинским заклинанием Amata Nobis and Amabityr Nulla! Потом встречаешь тебя на перемене и записочку в ладошку так - раз! А ты обнимаешь и суёшь руку в задний карман моих джинсов и шепчёшь на ухо про sun is shining. Я прихожу на урок и вместо лежавшего в кармане дынного леденца нахожу рисунок. Твой рисунок. В центре улыбающееся солнышко, вокруг - тучки. Они тоже мне улыбаются. На следующей перемене я ловлю тебя у класса и долго пытаю: кто украл мой леденец? Ты наклоняешься и над ухом громко разгрызаешь его пополам. Я улавливаю дынный запах. Злюсь, конечно. И демонстративно ухожу. А когда возвращаюсь в класс, нахожу в сумке целую пачку леденцов. Дынных. Выбегаю из кабинета, а в дверном проёме уже стоишь ты. Сгребаешь меня в охапку и не отпускаешь до самого звонка.
Мы - это наши дни рождения. На семнадцатилетние я завязываю тебе глаза и привожу в старый парк аттракционов. Сажаю на лавочку в кабинке колеса обозрения и устраиваюсь напротив. Когда мы поднимаемся достаточно высоко от земли, я снимаю с твоих глаз повязку и целую тебя. С собой у меня подарок- 17 пребольших пачек твоих любимых чипсов. А на мой день рождения ты приносишь в школу связку из 15 разноцветных воздушных шаров, и я хожу с ними на все уроки. Все смеются, что я вот-вот улечу, и на каждой перемене приносят мне ещё и ещё. И я правда улетаю
Ещё мы - это такое чутьё, которого ни у кого нет. Я звоню тебе из ниоткуда, а ты на одном дыхании выдаёшь: «пришёл домой, а тут тобой пахнет!» Тебе не показалось, отвечаю я. Нет, я не прячусь в твоём шкафу, я уже не помню когда заходила в последний раз: дела- дела- дела, но знаешь, я совсем рядом, в доме напротив, в гостях. И тоже чую твой запах. Такой родной.
Мы - это твоя забота. Я не переношу жару - и ты всегда меня от неё спасаешь. Заманиваешь к себе домой в полдень, полуживую от уличного пекла. Отправляешь в прохладный душ, укутываешь в тонкое полотенце, укладываешь под вентилятор. И кормишь мороженым. Я обожаю чуть подтаявшее. А оно каким-то удивительным образов никогда не заканчивается у тебя в морозилке. В такие моменты во мне разрастается чувство благодарности, и я иду на кухню, чтобы домыть недомытую тобой посуду. Или полы, которые ты обещал оттереть до блеска к маминому приходу. Ты стараешься не трогать меня в такие моменты: бесполезно. Проходя мимо ты невозмутимо констатируешь: «Синдром золушки. Неизлечимо.»
Мы - это ночные сообщения перед выпускным. Через каждые полчаса мой пейджер, такая трогательная и доисторическая коробочка, пищит у меня в сумке - сообщает, что ведро желтой черешни стоит у тебя на кухне и очень скучает по мне. И что не оно одно. :)
Но мы - это и тот жуткий день, когда нас по существу не стало.
Мы - это долгие месяцы отвыкания друг от друга. Свыкание с пустотой - это всё-таки тоже мы.
Но это уже какой-то не дрим-флеш. Забудем.
Мы - это наши мечты про совместную взрослость. Самая топовая из них - о том, что, когда закончим школу, мы переедем жить к твоей бабушке. В большую старую квартиру на девятом этаже. По вечерам мы будем выходить на балкон и садиться вместе в большое истёртое кресло. В первую секунду мы будем задерживать дыхание, потому что город от сюда - как на ладони.
По вторникам и четвергам мы будем гулять допоздна - шумно, весело. Домой будем возвращаться по тротуарной кромке сверкающего моста. Перед сном я буду устало заваривать свежий чай в огромных кружках, с вёсёлым визгом бросать туда замороженные ягоды и выносить всю эту вкусноту на балкон. И, не притронувшись к чаю, буду мгновенно засыпать у тебя на руках. Чуть не забыла главное: в той квартире обязательно будет два холодильника. Один с чипсами и колой - для тебя. Второй- с мороженым в стаканчиках и малиной - для меня. Мы - это… мне иногда кажется, что, если ты однажды придёшь и позовёшь меня выбирать холодильник в бабушкину квартиру, я соглашусь. Не раздумывая ни секунды.
Я поднялась с корточек и стряхнула со спины шершавые древесинные стружки. По дороге домой я врезалась в телефонную будку и едва увернулась от машины. Я никак не могла вытащить себя из этого радужного параллельного мира, где мы были одним местоимением.
Войдя в подъезд, я уловила тонкий запах малины. У самой двери в квартиру аромат стал ещё отчётливей. По плечам поскакали муражки. Мне пришлось хорошо помучиться с замком, прежде чем ключ сделал положенные два оборота.
Когда дверь всё же открылась, на меня налетели сиреневые воздушные шарики. Проход в комнату решительно загородил двухметровый холодильник в картонной коробке. Прямо на полу красовалась большущая стеклянная чашка со свежей малиной. За окном светило солнце.
Настроение сейчас - хрен пойми
