Писатель и политик Эдуард Лимонов — о причинах инцидента, произошедшего на похоронах Александра Долматова
Эдуард Лимонов. Фото: ИЗВЕСТИЯ/Владимир Суворов
У меня ещё ноги сырые и холодные от поездки на кладбище близ подмосковного города Королёва, где мы среди высоких сосен похоронили нашего товарища, активиста партии «Другая Россия». Как известно, он погиб 17 января, якобы покончил с собой в депортационной тюрьме близ Роттердама, Нидерланды.
Кладбище, залежи снега в рост человека и узкая дорожка, откопанная к свежей могиле, запомнится навсегда.
Так же как и провожающие — два автобуса молодых и совсем молодых девушек и парней, приехавших проститься с товарищем. И кромешная тишина, которую добровольно соблюдали эти 150 или 200 душ, провожая Александра Долматова, конструктора ракет.
Запомнятся навсегда и удивительные по-своему два парня-могильщика — видимо, появилась новая порода парней этой профессии. И порядок подхода к могиле организовали, и «по три горсти» объявили о количестве земли, чтоб каждый на гроб бросил, и крест ловко установили, и что нужно делать после 40 дней, сказали.
Утро же началось для меня в Центре имени Сахарова, куда я подъехал в «Волге», должна была состояться гражданская панихида, то есть каждый, кто хотел проститься с покойным, подошёл бы к гробу и простился. Вблизи, в переулках, я обнаружил десяток автобусов с надписью «полиция». Ближайшие переулки были заблокированы.
Я вошел в помещение с гробом в 09.45.
Я ожидал, что гроб будет закрытым, но то, что он оказался закрытым, как бы изолируя прокажённого или умершего от эпидемии чумы, все же действует, шокирует. Такой себе гладкий саркофаг. Я положил на гроб красные гвоздики и, постояв несколько минут, сместился, подошёл к матери Александра, сидевшей неподалёку в чёрном одеянии. Я сказал простые слова, которые в такие моменты только и следует говорить. Добавив, что следует требовать от российских властей расследования «убийства по-голландски», и отошёл.
В таких случаях давать интервью собравшимся СМИ, по-моему, аморально. Ну нехорошо. Не место и не время.
Поэтому я пробормотал, что не место и не время, какому-то количеству желающих получить интервью.
И стал в зале.
И простоял недвижимо до ровно 12.00, когда распорядитель печальной церемонии, доверенное лицо матери Долматова Дмитрий Нечаев объявил, что гражданская панихида окончена и желающие присутствовать на похоронах могут пройти в ожидающие у Центра имени Сахарова автобусы.
Я вышел, сел в «Волгу», и поехали мы за чёрным катафалком.
Дальнейшее вы знаете.
Заснеженное, величественное, без преувеличения, русское кладбище не в Москве.
Потом мы пошли, возвращаясь к «Волге».
Как только я включил телефон, мне позвонили несколько десятков журналистов, и вопрос, который был задан, не был вопросом о гражданской панихиде либо похоронах на кладбище.
Меня просили прокомментировать заявление Сергея Удальцова о том, что его якобы избили у Центра имени Сахарова лимоновцы.
Я отвечал, что эпизода, о котором они говорят, не видел.
И так оно и было.
Поскольку я два часа и 15 минут провёл в помещении у гроба, не покидая помещения ни на минуту. Я, да, наблюдал, что около 11 часов дня в помещение вошёл Сергей Удальцов в сопровождении пяти или шести человек. Он возложил цветы к гробу Александра Долматова, постоял ещё минут пять и удалился. Он имеет право возложить цветы и удалиться. Любой имеет такое же право.
После 10-го что-ли звонка журналистов я поинтересовался у находившихся со мной в «Волге» товарищей: что имело место?
Мне рассказали следующее, и я этим рассказанным мне делюсь с читателями.
Оказывается, Сергей Удальцов вышел и начал давать интервью журналистам. Десять минут даёт интервью, 20, 25, разглагольствуя на все возможные темы. Ясно, что наш погибший Саша — для него возможность бесплатного пиара. Для пиара он и явился.
Нацболы не посчитали, что он имеет право пиариться на таком трагическом и печальном мероприятии. Нацболы несколько раз прошли мимо Удальцова и сказали ему: «Сергей, ты уходил, так уходи! Здесь не место и не время!»
Удальцов не внял этим справедливым замечаниям.
В результате получил пощёчину. Последовали другие удары.
Это как с Pussy Riot, некоторые не понимают, что в церкви нельзя писать и петь.
А на панихиде трагически погибшего нацбола не следует повышать свой рейтинг, пиарясь почём зря. «На крови», — сказали нацболы.
Мои товарищи сказали мне, что Удальцова не любят по множеству причин. Не любят за его политическую нечистоплотность, за авантюризм, за то, что давно перестал быть левым, за то, что за кусок пиара родную маму сдаст, за то, что вместе с отпетыми немцовыми слил протест.
Короче, за всё за это «ему и дали по щам».
«Если бы он, возложив цветы, вышел и уехал, кто бы его тронул, Эдуард?!» — сказали мои товарищи.
Я всецело на стороне моих товарищей.
Полиция мялась некоторое время, а затем задержала двоих нацболов, якобы повинных в том, что «дали по щам» Удальцову.
Полицейские, как и мы, неполицейские, не должны любить граждан, которые нарушают нормы морали. Не пиарься на трагедии, Сергей, — и не будешь бит.
