В первом полугодии этого учебного года мы изучали творчество Куприна+ После
прочтения "Гранатового браслета" я почувствовала совершенно отдельное от других,
ещё не сформулированное собственное мнение. Оно встало посреди горла и ночью не
позволяло уснуть до тех пор, пока я не записала его+
"Я писал письмо, сидя лицом к окну. Я писал ей. Стол казался мне пустым огромным
полем битвы, уже готовым принять надвигающиеся войска. Я наблюдал за строками,
выползающими из-под ленивого карандаша - старая привычка писать карандашом, -
это придавало письму необъяснимую цельность, неуловимость и в то же время налёт
прошлого и вечного. Только это меня и удовлетворяло в написании писем. Не то
чтобы мне нравилось ей писать. Скорее было просто скучно. Просто? Да. Тоскливая,
никому, кажется, не нужная обязанность писать женщинам письма. Ну вместе мы, ну,
положим, любим. Зачем же эти ежедневные, постепенно превращающиеся в ежечасные
отчёты, напоминания. Слова - это всего лишь слова. Зачем акцентировать на них
внимание? Зацикливаться на одном, повторяться+ надоедает!
Если два человека вместе, не значит ли это, что им уютно и спокойно друг с
другом? Разве не молчаливая уверенность - основа настоящих взаимоотношений между
мужчиной и женщиной?
Тем временем я уже дописывал своё письмо. Желая угодить ей, дабы не лишить друг
друга той мнимой толики спокойствия, которую иногда давали друг другу+ Я писал
ей о погоде, о том, как она дорога мне, писал о делах, о философах, о новых
знакомых+
Не могу сказать, что мне нравилось моё письмо, но, перечитывая эту пустую
писанину, я ощущал необъяснимые приливы нежности. Подул ветер, и я, решив
закрыть окно, потянулся через стол. Неловким движением я вытер часть пыли
пиджаком с него. Задумавшись о том, как давно не работал за этим столом, я
неожиданно понял, что за моей спиной отворилась дверь, кто-то беззвучно вошёл в
комнату.
Я протянул своему Сценаристу письмо. "Оцените", - подумал я, в ответ на его
стандартное: "Ну и?" Давно он уже не посещал меня. И никогда до сих пор мой
творец не интересовался моими личными делами.
Прочитал. Поморщился: "А любовь?" Мне показалось, что я ослышался: "Что ещё?"
Он молчал. Я улыбнулся и заметил, что если он говорит о том, что женщины
называют этим словом, то я не намерен играть перед ним комедию, объяснив это
тем, что мы-то, два взрослых уравновешенных человека, можем не морочить друг
другу головы. Он задумался и потускнел.
"Ну что вы, что вы? Я люблю её". "Как?!" - он сказал одно слово, совместив в
нём целое обвинение. Будто бы язвительно свысока спросил - неужто? Я не нашёлся,
что ответить: "Так". Моё "так" прозвучало так беспомощно, что лучше б я не
ответил вовсе.
Он кинул конверт с письмом на стол, подняв в свете от окна на столе столб пыли.
"Хорошо вам, молодой человек. Живёте себе, не мучаетесь, ночами спите, и
одиночество вам не грозит+ Может оно и к лучшему?" - Он поднял на меня свои
древние, всевидящие глаза и с сомнением и сожалением внимательно смотрел на
меня, пока я в смущении не отвёл взгляд.
Какая-то непонятная тревога поднималась где-то внутри от этих слов, будто я
забыл сделать что-то очень важное. Он, прохаживаясь по комнате, говорил что-то,
чего я не мог понять, что-то очень важное, такое, за что можно умереть и не
жалеть о содеянном.
"+ Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Любовь включает в
себя весь смысл жизни - всю вселенную. Где же ваша любовь? Бескорыстная,
самоотверженная, не ждущая награды? Любовь, сильная, как смерть? Любовь, о
которой поют поэты, и плачет Куприн? О которой мечтает весь мир+" - я слушал,
слушал и никак не мог понять, о чём говорит он. Безусловно, я читал что-то у
Куприна. И даже обсуждал со своей любимой. Нам тогда не пришлось спорить: и я и
она решили, что Желтков из "Гранатового браслета" нагло вмешавшись в жизнь двух
любящих людей, разрушил что-то безупречное в их отношениях. А затем, вселив
сомнение в их души, покончил с собой, да ещё оставил Вере чувство вины, хотя она
то уж ничем не виновата.
Я рассказал о своих размышлениях творцу. Он долго молчал, смотрел в окно, ходил
по комнате. "А Олеся?" - наконец выговорил он. Его голос изменился. Он говорил
слабо, безутешно, но всё же с надеждой на что-то великое. Я задумался. Олеся?
Суть, должно быть, в том, как порой необдуманность поступков приводит людей к
ненужным проблемам+ "Так, по-вашему, лучше было бы если б Олеся не встретилась
со своим любимым?" Я, с наглой и обречённой самоуверенностью двоечника у доски
ответил: "Возможно".
Его взгляд не выражал теперь ничего. Казалось, мысли замерли в его душе. Мелко,
но размеренно кивая головой, он повторил мои слова: "Возможно+" Больше я не
видел своего Сценариста. Сценарист, творец - кто ты? - тишина. Кто он? Я вышел
из-под его руки+ Для меня он немного Бог, немного Куприн, ангел-хранитель,
одним словом создатель, творец. Он так и не сказал, что его огорчило в моих
словах. Я часто зову его, хочу спросить+ Тишина. Мы раньше часто беседовали, я
не раз говорил глупости, он кивал, улыбался, терпел+ И всегда отвечал.
Я, конечно, могу предположить, что он воспринимает тему нашего последнего
разговора глубже, гораздо глубже, чем я. Но имел ли он право судить обо мне по
словам? Неужели сказанное именно на эту тему играет такую роль? Эти мысли
нагоняли странную тяжесть в воздух комнаты. Надо бы открыть окно, проветрить
комнату, выпустить беседу, размышления. Долой, прочь!
Нет. Я оставался неподвижен. Новые догадки падали на меня до тех пор, пока не
свалились в один густой узел в голове. И вот! В воздухе появилась спасительная
мысль! Творец не мог меня просто так оставить. Я быстро перебрал наш разговор в
голове: Куприн! "+ Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире!
Никакие жизненные удобства, расчёты и компромиссы не должны её касаться", -
какие красивые слова. А ведь творец был согласен с ними. Как силён должен быть
человек, чтобы не бояться говорить о любви такие вещи. И каким слабым, наверное,
я показался.
Я не слаб, но я и не свободен. Я всё понимаю, просто мне легче так жить. Просто
бессмысленно в наше время сходить с ума, совершать безумные великие поступки. У
меня нет таланта любить, который гложил бы меня ежесекундно. Он мало развит. Я
не Куприн. Но мне бывает больно, бывает легко, бывает я чувствую себя
счастливым+ Если быть откровенным, мне просто лень мучить себя терзаниями.
Возможно, я не прав, почему-то ведь творец перестал навещать меня+"
На мой взгляд, Куприн необычен тем, что в каждом своём произведении он
напоминает нам о том, что любой, даже самый обычный человек, способен на
необычные, яркие поступки. Каждый способен любить, чувствовать, переживать и так
далее. Но тут же он чётко даёт нам понять, что в современном обществе таким
людям места нет. Нет времени на душевные переживания, нет достойной оценки
общества подобным переживаниям. Есть темп, есть план. Мы всё больше похожи на
тех самых "Мы" Замятина. Поступающие иначе рискуют+ Да+ А Вы таких людей
когда-нибудь видели?