- Зря ты так, Валера, - прошептал Жорик. – Не по-людски это.
В глазах его я увидел не злобу, не ревность, не удивление. Печаль. Я бы на его месте тоже опечалился. Ведь я только что выебал его жену.
- Людмила, собирай вещи, - треснувшим голосом сказал Жорик. - Ты мне больше не жена. Поедешь к родителям.
- Я поеду завтра! – резко ответила она.
- Ты поедешь сейчас же!
***
- Пойми, брат…, - сказал я, разливая водку.
Мы сели на кухне, после того как Жорик отправил жену к матери. Так просто я уйти не мог, мне непременно нужно объясниться, как-то оправдаться. Дружбу с Жориком я ценил не меньше, чем хороший секс. Все-таки со школы вместе.
- Ты мне больше не брат, - спокойно заметил Жорик.
- Да что ты заладил! Люда тебе больше не жена, я тебе больше не брат, хуй с ним, - завелся я, - ты дослушай! Сука не захочет – кобель не вскочит! Аксиома. Я ничего такого не планировал, зашел с тобой поговорить. Тебя не было, Людка предложила остаться и дождаться тебя. Ну, сели, выпили, тут ты звонишь, говоришь, что задержишься. Тогда она…
- Да заткнись! – Жорик стукнул кулаком об стол. – Давай уже выпьем.
Выпили молча, не чокаясь.
- В общем, Валер, ты в жопе по самое не хочу, - неожиданно сказал он.
***
Я мысленно ухмыльнулся. Сколько я себя помню, всю жизнь он был тихим, спокойным, где-то даже боязливым. В школе, во дворе, позже – в институте, где мы вместе учились, я всегда был лидером в нашей паре. Я говорил, Жорик – делал. Невысокий, худощавый, в вечных своих очочках, он постоянно меня раздражал.
Раздражал тем, что вечно был рядом. Тем, что в его присутствии мне было сложнее знакомиться с девушками. Тем, что в его компании было проще нарваться на драку, поскольку его невыдающиеся физические данные вкупе с очками на лице как-то принижали и меня заодно. Впрочем, дрался он отчаянно, правда, без особого успеха. Часто с него сбивали очки, а он, маленький и взъерошенный, как воробушек, вслепую молотил кулаками в воздухе.
Но он был мне нужен. Жорик был безотказен: давал, если я просил, ничего не требовал взамен, соглашался со мной во всем. Думаю, я ему тоже был нужен – я был его пропуском в общество крутых парней и классных девчонок. По крайней мере, мне приятно так думать, что я, как бы в расчете с ним.
После получения диплома он внезапно женился на Людмиле, провинциальной девушке с большими грудями и амбициями. Все почему-то решили, что Жорик ею рассматривается как жизненный плацдарм, и оттого еще больше его жалели.
Работал Жорик обычным консультантом в магазине бытовой электронике. Я же за эти годы стал замом шефа в юридической фирме, хорошо зарабатывал, да и вообще, считал себя успешным, по сравнению с ним, человеком.
И здесь такой угрожающий тон. Я удивился.
***
- Объясни, - потребовал я.
- Ладно, - улыбнулся Жорик. – В Бога веришь?
- Я – агностик. В Бога не верю, верю в высшие силы. Я верю в инопланетян, лох-несское чудовище и снежного человека йети, я вообще сторонник научно-технического прогресса и теории дарвинизма! - раздраженно ответил я. – При чем здесь это?
- Не веришь, значит! – чему-то обрадовался Жорик. - Нарушаем, молодой человек.
- Что нарушаем?
- Как что? Первую Божью заповедь! – ответил он и стал цитировать, - «Аз есмь Господь Бог твой; да не будут тебе бози инии, разве Мене».
- А по-русски?
- Это по-русски.
- Без ста грамм и не разберешься.
- Наливай, - согласил Жорик.
Выпили, закусили. Почему-то я не почувствовал вкуса водки.
- Что для тебя главное в жизни? – прервал молчание Жорик.
- Ну… Здоровье мое и близких, чтобы деньги всегда были, чем больше, тем лучше, чтобы «Спартак» выигрывал.
- Ты любишь футбол?
- Конечно. Футбол – это моя жизнь. Оле-оле-оле-оле! Спартак - чемпион! – проскандировал я.
- ЦСКА – чемпион. Но это к делу не относится. Если по делу, то ты и Вторую заповедь нарушил.
- Я даже знаю какую, - прервал я его. Меня стала забавлять вся эта ситуация и я торжественно продекламировал. - Не сотвори себе кумира!
- Не сотвори себе кумира, и всякаго подобия, елика на небеси горе, и елика на земли низу, и елика на водах под землею; да не поклонишися им, ни послужиши им.
- Ё-моё, как ты это запоминаешь? – искренне удивился я.
- Не сейчас, - отмахнулся Жорик, уже вошедший в азарт. – Наливай еще!
В этот раз я специально задержал водку на языке и снова не почувствовал вкуса. Жорик наблюдал за моей реакцией.
- Что-то не так? – спросил он.
- Язык онемел, что ли. Вкуса не чувствую.
- А, бывает. Не ты первый, не ты последний. Продолжим?
- Ага, давай.
- Было такое: клялся, а клятву не держал?
- А как же, - заржал я, - когда девчонок прибалтываешь на переспать, часто в вечной любви клянешься.
- Ясно. А что ты говоришь, когда нападающие твоей команды промахиваются из стопроцентных ситуаций?
- Да ничего не говорю. Я ору! Срань Господня! – вот что я ору.
Это выражение привязалось ко мне в середине девяностых, когда мы с Жориком увлеклись видео. Оно мне так нравилось, что я использовал его к месту и не к месту.
- Не премли имене Господа Бога твоего всуе, - сказал Жорик, но, заметив мой непонимающий взгляд, перевел. - Не поминай имени Господа всуе. Ты нарушал и Третью заповедь. Идем дальше. Чтишь ли ты субботний день?
- Что-то я не помню такой заповеди, - возмутился я. – По-моему это для евреев.
- Незнание законов не освобождает от ответственности. А такая заповедь есть. Помни день субботный, еже святити его: шесть дней делай, и сотворивши в них вся дела твоя, в день же седьмый - суббота Господу Богу твоему. Это Четвертая заповедь.
- Какая-какая? – переспросил я.
- Четвертая.
- Наливать?
- Наливай.
Я выпил, закусывать не стал. Водка на вкус была как вода. Жорик же выдохнул, залпом выпил, вкусно закусил маринованным огурчиком, крякнул, и, перевернув рюмку, стукнул ею об стол. Что-то я за ним такого раньше не замечал.
- По Пятой заповеди с тобой все понятно. Перейдем к Шестой?
- А что там, в Пятой?
- Пятая заповедь гласит: Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли.
Мой отец умер два года назад. У него был вполне операбельный рак, но тогда пришлось бы отложить покупку машины. Мать я поместил в Дом престарелых, хорошее и уютное для нее место: питание, игры, другие пенсионеры, с кем всегда можно пообщаться.
- Убивал кого? – вернул меня к действительности Жорик.
Я задумался. В прошлом году я на машине возвращался из ночного клуба, гнал, на неосвещенную пустынную улицу выбежала какая-то девушка. Затормозил, но было уже поздно. Выпил я в тот вечер нехило, как раз разругались с Ленкой. Не контролируя себя, быстро развернулся и уехал. Никому не рассказывал, да и сам почти забыл. А сейчас вспомнил.
- Нет, - ответил я.
- Ладно. Прелюбодействовал?
- Было дело.
- Крал?
- Да что ты! – возмутился я.
- Крал, крал, - утвердительно сказал Жорик. – Софт, фильмы пиратские, это уж точно было.
- Хрен с ним, крал, - меня начало тошнить. – Давай заканчивай уже, начальник.
- Лжесвидетельством занимался?
- Хуй его знает, Жорик, я пойду наверно. Хреново мне.
- Сейчас пойдешь, потерпи пару минут. Лучше вспомни, за что меня уволили из «Фемиды»?
Я вспомнил. Мы с Жориком тогда вместе поступили стажерами на испытательный срок в юридическую фирму. Вакантным было только одно место. И оно досталось бы Жорику, если бы я. На новогоднем банкете я шепнул шефу, что Жорик делает «левые» консультации. Шеф повелся. Я и не думал, что Жорик это узнает.
- А что было в «Фемиде», Жорик? – решил уточнить я.
- Георгий.
- Что?
- Меня зовут Георгий. И если бы не одна сука по имени Валера, я бы сейчас работал по специальности – юристом. Но мне выписали волчий билет! Вся жизнь, все планы, все мечты – коту под хвост! Ты никогда не был мне другом! Ты всегда…
- Да пошел ты на хрен со своими наставлениями, - разозлился я. – Всё, базар окончен. Сам ты мне не брат, и не друг, и даже не враг, твою мать. Чмо.
Я встал из-за стола. Жорик смотрел куда-то в пол и монотонно забубнил:
- Не убий. Не прелюбы сотвори. Не укради. Не послушействуй на друга твоего свидетельства ложна. Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего…
Я спокойно одевался, особо не вслушиваясь.
- Боже Всемогущий и Всемилостивый, О, Боже Вседержитель и Творец, нет предела, Боже, Твоей Милости, Всещедрый Пастырь наш...
***
Я проснулся в абсолютной темноте и тишине. Будильник еще не звенел, а значит, было еще рано. Я попытался уснуть, но сон не шел. Проворочавшись еще с полчаса, я решил вставать.
Я нащупал будильник и включил подсветку. Она не сработала. Странно. Я поднялся, сел, нащупал на полу тапочки, одел их и двинулся в сторону выключателя. Всегда скрипевший паркет в этот раз подозрительно молчал. Дойдя до выключателя, я стал водить рукой по стене в его поисках. Нашел. Включил свет.
Ничего не произошло. Свет не включился.
Спотыкаясь, я доковылял до окна, отодвинул шторы и ничего не увидел. Не поверив своим глазам, я ткнулся носом в холодное стекло. На улице было еще темнее, чем в комнате. Ни одного огонька. Город погрузился в темноту. Рекламные щиты и вывески словно объявили День-без-рекламы. Ни в одном окне свет не горел. На небе не было ни звезд, ни луны. Солнца, впрочем, не было тоже. Не ездили машины, освещая фарами асфальтовое полотно дороги, не горели витрины магазинов, не светились окна соседних домов.
Я открыл окно. Абсолютная темнота. Абсолютная тишина. Никаких запахов, никакой цивилизации. Ни звуков, ни света. Город вымер.
Я понял, что случился какой-то катаклизм. Я не мог понять какой. Война? Новое сверхмощное оружие? Нападение инопланетян? Что же случилось?
Потом я понял, что.
Я ослеп, я оглох, я не чувствую запахов. Во рту какой-то тошнотворно-сладковатый привкус.
Мой личный ад. Оставь надежду, всяк сюда входящий.
«…О, Господи помилуй нас, помилуй! О, Господи Всемилостивый, Ты нас прости! Грехами обросли наши Души, словно на дне морском камни порослью. Грехами обросли и наши тела. Какие же непристойные, какие же омерзительные, в Очах Твоих, Боже, наша жизнь, и наши дела…»
© 2006 Юник
