Мышки плакали, кололись, но продолжали жевать кактус.



не гонись за тем,кто счастлив без тебя.



Tu as pourtant des yeux qui me plaisent bien
C'est dommage, j'aurais bien voulu t'aider
John Wayn, Redford, Newman, ça n'existe pas
La vie ne pas du cinéma
Ciao, bambino, sorry



Отпущу и прощу за всё, что не сбылось - сбудется! Сердце не судится с тем, кто в нём оставил след.

Если меня спросят, какое время суток я люблю больше всего, то я с уверенностью отвечу - утро. Начало дня, когда ещё полон сил и надежд, ещё всё впереди. Свободное время, в которое можно неторопясь попивать какао и слушать музыку, которая вечером почему-то не кажется такой красивой и живой. А ещё после пробуждения дома никого нет, и можно танцевать, вдоволь любоваться сонно-голубым небом, а если повезет, то и домом напротив, сверкающим солнечными окнами. Бывает, утром ждёт какой-то сюрприз: звонок, рисунок или письмо. И тогда предстоящий день дарит самые большие сокровища: улыбку и веру. И так и живешь, день ото дня, в надежде увидеть ещё одно чудесное утро.
P.S.: На ночь посмотрела "Амели" и решила устроить эксперимент. Нарисовала несколько гномов и отправила их путешествовать. Первые три реакции уже есть, и я не разочарована) Я счастлива, что этот фильм есть, потому что благодаря ему я могу быть счастлива) И свободна)

А вообще, сегодня был хороший день) Я стала наглее, что ли, уже совсем не боюсь высказываться и спорить... И это иногда приносит свои плоды) Приятно было) Ну пусть хоть здесь произойдёт маленькое чудо!

Николай Гумилев

Нежно-небывалая отрада
Прикоснулась к моему плечу,
И теперь мне ничего не надо,
Ни тебя, ни счастья не хочу.

Лишь одно бы принял я не споря —
Тихий, тихий золотой покой
Да двенадцать тысяч футов моря
Над моей пробитой головой.

Что же думать, как бы сладко нежил
Тот покой и вечный гул томил,
Если б только никогда я не жил,
Никогда не пел и не любил.



СЛОНЕНОК

Моя любовь к тебе сейчас - слоненок,
Родившийся в Берлине иль Париже
И топающий ватными ступнями
По комнатам хозяина зверинца.

Не предлагай ему французских булок,
Не предлагай ему кочней капустных -
Он может съесть лишь дольку мандарина,
Кусочек сахару или конфету.

Не плачь, о нежная, что в тесной клетке
Он сделается посмеяньем черни,
Чтоб в нос ему пускали дым сигары
Приказчики под хохот мидинеток.

Не думай, милая, что день настанет,
Когда, взбесившись, разорвет он цепи
И побежит по улицам, и будет,
Как автобус, давить людей вопящих.

Нет, пусть тебе приснится он под утро
В парче и меди, в страусовых перьях,
Как тот, Великолепный, что когда-то
Нес к трепетному Риму Ганнибала.



Ты не могла иль не хотела
Мою почувствовать истому,
Свое дурманящее тело
И сердце бережешь другому.

Зато, когда перед бедою
Я обессилю, стиснув зубы,
Ты не придешь смочить водою
Мои запекшиеся губы.

В часы последнего усилья,
Когда и ангелы заплещут,
Твои сияющие крылья
Передо мной не затрепещут.

И ввстречу радостной победе
Мое ликующее знамя
Ты не поднимешь в реве меди
Своими нежными руками.

И ты меня забудешь скоро,
И я не стану думать, вольный,
О милой девочке, с которой
Мне было нестерпимо больно.



Я сам над собой насмеялся,
И сам я себя обманул,
Когда мог подумать, что в мире
Есть что-нибудь кроме тебя.

Лишь белая, в белой одежде,
Как в пеплуме древних богинь,
Ты держишь хрустальную сферу
В прозрачных и тонких перстах.

А все океаны, все горы,
Архангелы, люди, цветы -
Они в хрустале отразились
Прозрачных девических глаз.

Как странно подумать, что в мире
Есть что-нибудь кроме тебя,
Что сам я не только ночная
Бессонная песнь о тебе.

Но свет у тебя за плечами,
Такой ослепительный свет,
Там длинные пламени реют,
Как два золоченых крыла.



Кенгуру
Сборник "Жемчуга"

Утро девушки

Сон меня сегодня не разнежил,
Я проснулась рано поутру
И пошла, вдыхая воздух свежий,
Посмотреть ручного кенгуру.

Он срывал пучки смолистых игол,
Глупый, для чего-то их жевал,
И смешно, смешно ко мне запрыгал,
И еще смешнее закричал.

У него так неуклюжи ласки
Но и я люблю ласкать его,
Чтоб его коричневые глазки
Мигом осветило торжество.

А потом, охвачена истомой,
Я мечтать уселась на скамью;
Что ж нейдет он, дальний, незнакомый,
Тот один, которого люблю!

Мысли так отчетливо ложатся,
Словно тени листьев поутру.
Я хочу к кому-нибудь ласкаться,
Как ко мне ласкался кенгуру.



ОТКАЗ
Царица - иль, может быть, только печальный ребенок,
Она наклонялась над сонно-вздыхающим морем,
И стан ее, стройный и гибкий, казался так тонок,
Он тайно стремился навстречу серебряным взорам.

Сбегающий сумрак. Какая-то крикнула птица,
И вот перед ней замелькали на влаге дельфины.
Чтоб плыть к бирюзовым владеньям влюбленного принца,
Они предлагали свои глянцевитые спины.

Но голос хрустальный казался особенно звонок,
Когда он упрямо сказал роковое: "Не надо"...
Царица, иль, может быть, только капризный ребенок,
Усталый ребенок с бессильною мукою взгляда.



ЖИРАФ

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

"Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать... плакать больше он не может". Н. Гумилёв.

Сегодня наблюдала, как водитель мыл лобовое стекло своего автобуса. Мужчина набрал горсть снега и кидал в стекло по снежку, пока автобус водил дворниками и таким образом самоочищался. Напоминало хозяина со своим питомцем, каким-то большим и беззащитным.
А вообще, пора взяться за ум. И снять розовые очки до поры, до времени.

Я плачу уже третий час.
Я поняла себя, полностью: у меня собачья душа.
И сразу всё так просто объясняется. И хочется лежать в углу и выть от боли. И ждать, ждать, ждать...

В колонках играет - Макс ИвАнов - Несбыточная
А я ведь снова начала писать стихи. Но ничего, скоро пройдёт. Заставлю.
И всё-таки, мне никогда этого не понять.

Не хватает людей, которые бы меня любили. Катастрофически.
"Мне всё надоело, мне все надоели, беда!" А небо и солнце всё равно красивые. Как же я легко стала отчаиваться...

"С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще; она смотрит ему в ресницы – почти тигрица, обнимающая детеныша.

Он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; замолкает всегда внезапно, всегда лирически; его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество.

Он немножко нездешний; взор у него сапфировый, как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его; его тянет снимать на пленку, фотографировать – ну, бессмертить, увековечивать.

Он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, те на шее висят, не сдерживая рыдания. Она жжет в себе эту детскую, эту блядскую жажду полного обладания, и ревнует – безосновательно, но отчаянно. Даже больше, осознавая свое бесправие. Они вместе идут; окраина; одичание; тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

Ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»; она старше его и тоже почти красивая. Только безнадежная.

Она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; солнце мажет сгущенкой бликов два их овала. Она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. Перестиховала.

Я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба; у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – все, не выношу, несудьба. Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто черный горячий йод да смола. А вот тут, гляди, - родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.

Он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; трется носом в ее плечо, обнимает, ластится. Он не любит ее, наверное, с января еще – но томим виноватой нежностью старшеклассника.

Она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «я тебе случайная и чужая». Он проводит ее, поможет ей чемодан нести; она стиснет его в объятиях, уезжая.

И какая-то проводница или уборщица, посмотрев, как она застыла женою Лота – остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – и до вечера будет маяться от чего-то".



"Как у него дела? Сочиняешь повод
И набираешь номер; не так давно вот
Встретились, покатались, поулыбались.
Просто забудь о том, что из пальца в палец
Льется чугун при мысли о нем - и стынет;
Нет ничего: ни дрожи, ни темноты нет
Перед глазами; смейся, смотри на город,
Взглядом не тычься в шею-ключицы-ворот,
Губы-ухмылку-лунки ногтей-ресницы -
Это потом коснется, потом приснится;
Двигайся, говори; будет тихо ёкать
Пульс где-то там, где держишь его под локоть;
Пой; провоцируй; метко остри - но добро.
Слушай, как сердце перерастает ребра,
Тестом срывает крышки, течет в груди,
Если обнять. Пора уже, все, иди.

И вот потом - отхлынуло, завершилось,
Кожа приобретает былой оттенок -
Знай: им ты проверяешь себя на вшивость.
Жизнеспособность. Крепость сердечных стенок.
Ты им себя вытесываешь, как резчик:
Делаешь совершеннее, тоньше, резче;
Он твой пропеллер, двигатель - или дрожжи
Вот потому и нету его дороже;
С ним ты живая женщина, а не голем;
Плачь теперь, заливай его алкоголем,
Бейся, болей, стихами рви - жаркий лоб же,
Ты ведь из глины, он - твой горячий обжиг;
Кайся, лечи ошпаренное нутро.
Чтобы потом - спокойная, как ведро, -
"Здравствуй, я здесь, я жду тебя у метро"".



"А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит".



"Каждый день кто-то прилепляет к ее окну
Мир, похожий на старый выцветший полароид
С места взрыва – и тот, кто клялся ей, что прикроет,
Оставляет и оставляет ее одну".
Вера Полозкова.

Холодным январским утром на станции метро Вашингтона расположился мужчина и стал играть на скрипке. На протяжении 45 минут он сыграл 6 произведений. За это время, так как был час пик, мимо него прошло более тысячи человек, большинство из которых были по дороге на работу.

По прошествию трех минут мужчина средних лет обратил внимание на музыканта. Он замедлил свой шаг, остановился на несколько мгновений и… поспешил далее по своим делам.

Минуту спустя скрипач получил свой первый заработок: женщина бросила деньги в футляр и, без остановки, продолжила свой шаг.

Еще несколько минут спустя мужчина облокотился к стене и стал слушать, но, вскоре, он взглянул на свои часы и продолжил путь.

Наибольшее внимание музыканту досталось от трёхлетнего мальчика. Его мама в спешке вела его за собой, но мальчик остановился чтобы посмотреть на скрипача. Мама потянула чуть сильнее и мальчик продолжил движение, постоянно оглядываясь назад. Эта ситуация повторялась и с несколькими другими детьми. Все без исключения родители не дали им задержаться и на минуту.

За 45 минут игры только 6 человек ненадолго остановились и послушали, еще 20, не останавливаясь, бросили деньги. Заработок музыканта составил $32.

Никто из прохожих не знал, что скрипачом был Джошуа Белл — один из лучших музыкантов в мире. Играл он одни из самых сложных произведений, из когда-либо написанных, а инструментом служила скрипка Страдивари, стоимостью $3,5 миллиона.

За два дня перед выступлением в метро, на его концерте в Бостоне, где средняя стоимость билета составляла $100, был аншлаг.

Игра Джошуа Белла в метро является частью социального эксперимента газеты Вашингтон Пост о восприятии, вкусе и приоритетах людей. Принципы которого были: в будничной среде в неподходящий момент: Ощущаем ли мы красоту? Остановимся ли чтобы оценить ее? Распознаем ли талант в неожиданной обстановке?

Один из выводов из этого эксперимента может быть следующим:
Если мы не можем найти время на то что бы ненадолго остановиться и послушать лучшие из когда-либо написанных музыкальных произведений в исполнении одного из лучших музыкантов планеты; если темп современной жизни настолько всепоглощающь, что мы становимся слепы и глухи к таким вещам — тогда что же еще мы упускаем?

"Доказано, что, если человек влюблён, он не может влюбиться в другого".............................................
Где-то подвох.

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая, или кимвал звучащий… Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, языки умолкнут, и знание упразднится…»
Первое послание к коринфинянам святого апостола Павла.

Хвала небесам, я счастлив, иначе бессонница стала бы моим кошмаром.

- И к тому же он всегда преувеличивает. Он любит, чтобы всё вокруг было ужасно.
- Это признак несчастливого человека.

- Уверен, что любовь в конце концов возьмёт верх. Случаются такие периоды, когда приходится любить кого-нибудь безответно, не веря и не надеясь. Когда любовь – просто надежда и вера в чистом виде. Тогда она становится почти безличной и теряет всю свою притягательность и способность утешать. Но именно тогда любовь может проявиться с наибольшей силой. Именно тогда она может искупить грехи.

Молодые ужасно жестоки, потому что не знают, насколько в действительности несчастно и уязвимо сердце каждого человека.

Любовь – вот ключ. Но Руперт сознавал, что всё его образование и то общество, которое позволяло ему быть непреклонно честным и добиться выдающихся успехов, мало-помалу лишило его способности непосредственно выражать свою любовь. Когда требовалось действие, сильное импульсивное движение, чтобы преодолеть преграду, он ощущал себя лишённым жизни, словно парализованным. «Есть тропинка, - уговаривал он себя, - любовь всегда найдёт её». Но для него это была тропинка в горах, извилистая и петляющая.

«Какие удивительные цветы, подумала она. – Из сухих, словно картонных, прутиков появляются сложные хрупкие головки, тонкие, как кожа, и влажные, как ничто другое в мире. Люди с планеты, где нет цветов, наверно, подумали бы, что мы только и делаем, что сходим с ума от радости из-за того, что они у нас есть».

Плохое таким только кажется. Если что-то одно хорошо – всё вокруг хорошо, если что-то замечательно цельно и абсолютно прекрасно – таким же видится и всё, что рядом.

«Вот это и есть счастье, - думала она. – Совсем забыла, какое оно. Счастье – это свободная невинная любовь. Оно так отличается от всего того, что происходило со мной большую часть жизни. Всё прочее – путаное, ужасное – не исчезнет: решения, которые предстоит принять, боль, которую предстоит причинить и вытерпеть, непредсказуемые повеления богов – кошмарный механизм повседневного существования. Но это – вне механизма: счастье, блаженство, удача, явная, чудесная, ничем не заслуженная удача. Она может наконец прийти ко мне. О, как хорошо!»

- … Возможно, со мной действительно случилось чудо.
- Какое?
- Я сделала открытие.
- Расскажи мне! Или это секрет?
- Людей можно любить.

Люди – грубо сконструированные существа, полные размытости, неопределённости и пустот. Влекомые своими личными побуждениями, они слепо цепляются друг за друга, расходятся, вновь цепляются. Их мелкий садизм и мазохизм – поверхностные явления. Чтобы играть эти роли сгодится кто угодно. Они друг друга никогда по-настоящему не понимают. Нет таких отношений, моя милая Морган, которых нельзя было бы достаточно легко разрушить, да, впрочем, нет и таких, разрыв которых имел бы подлинную важность. Человеческие существа замечательны тем, что всему легко находят замену.

Наверное, трусливо отделываться письмами. Но когда пишешь письма, продолжаешь надеяться.

Если человек эмоционален, смесь жалости, тщеславия и ощущения новизны непременно заставит его почувствовать нечто вроде влюблённости.

Вероника Долина

Страницы листаешь, листаешь, листаешь,
листаешь, листаешь.
Страницы листаешь - устанешь к утру.
Купи мне фисташек, фисташек, фисташек,
фисташек, фисташек!
Купи мне фисташек, не то я умру.

Любовь я видала, видала, видала, видала, видала.
Видала, видала - везде она не ко двору.
Купи мне фиалок, фиалок, фиалок, фиалок, фиалок,
Купи мне фиалок, не то я умру.

Фисташки, фиалки - чудная короткая ласка.
Как это недорого, как это неглубоко...
Да это фиаско, фиаско, фиаско, фиаско, фиаско,
И жизнь улетает, и пьётся легко!



Когда б мы жили без затей,
Я нарожала бы детей
От всех, кого любила, -
Всех видов и мастей.

И, гладя головы птенцов,
Я вспоминала б их отцов,
Одних - отцов семейства,
Других - совсем юнцов.

Их не коснулась бы нужда,
Междоусобная вражда -
Уж слишком были б непохожи
Птенцы того гнезда.

Мудрец научит дурака,
Как надо жить наверняка.
Дурак пускай научит брата
Вкушать, как жизнь сладка.

Сестра-простушка учит прясть.
Сестра-воровка учит красть.
Сестра-монашка их научит
Молиться, чтобы не пропасть.

Когда б я сделалась стара,
Вокруг накрытого стола
Всю дюжину моих потомков
Однажды б собрала.

Как непохож на брата брат,
Но как увидеть брата рад!
И то, что этим братья схожи,
Дороже во сто крат.

Когда б мы жили без затей,
Я нарожала бы детей
От всех, кого любила -
Всех видов и мастей.



Эта книга пропахла твоим табаком
И таким о тебе говорит языком:
Не жалей ни о чем, дорогая!
И не то чтоб со мною был прежде знаком,
И не то чтобы мною был прежде иском —
Так и жили, не предполагая...

Этой книги, которая ростом с вершок,
Я потрогаю тонкий еще корешок.
"Не жалей ни о чем, дорогая!" —
Прочитаю в твоем торопливом письме,
И — простейшие числа слагаю в уме.
Так и жили, не предполагая...

Я могла б написать: никого не виню!
Сообразно характеру, духу и дню -
Не виню, ибо верю в удачу.
Но споткнусь о корявую эту строку
И щекою прильну к твоему табаку,
И - не плачу, не плачу, не плачу...



Усталость преодолевая,
Бреду домой, едва дыша.
Но тлеет точка болевая -
Её ещё зовут душа.
Сервиз домашний, запах чайный,
Такой знакомый и простой,
И взгляд, нечаянно печальный,
И детский профиль золотой.

Вот настроенье нулевое,
Тоска и смута вновь и вновь.
А вот - раненье пулевое,
Его ещё зовут любовь.
Мне жребий выпал бесталанный,
И я над ним три года бьюсь.
Меня не бойся, мой желанный!
Я и сама тебя боюсь.

Гляжу, от боли неживая,
Сквозь чёрный мрак - на алый круг.
Вот эта рана ножевая -
Твоих же рук, мой бывший друг!
Спеши сложить свои пожитки,
О том, что было, - не тужи!
Суши в альбоме маргаритки,
Раз в доме снова ни души.

Усталость преодолевая,
Бреду домой, едва дыша.
Но тлеет точка болевая -
Её ещё зовут душа.
Я знаю, поздно или рано
Помру под бременем грехов.
Но все мои былые раны -
Живут под именем стихов.



О, женщина, летающая трудно!
Лицо твое светло, жилище скудно.
На улице темно, но многолюдно.
Ты смотришься в оконное стекло.

О, женщина, глядящая тоскливо!
Мужчина нехорош, дитя сопливо...
Часы на кухне тикают сонливо -
Неужто твоё время истекло?

О, женщина, чьи крылья не жалели!
Они намокли и отяжелели...
Ты тащишь их с натугой еле-еле,
Ты сбросить хочешь их к его ногам...

Но погоди бросать еще, чудачка, -
Окончится твоя земная спячка;
О, погоди, кухарка, нянька, прачка -
Ты полетишь к сладчайшим берегам!

Ты полетишь над домом и над дымом,
Ты полетишь над Прагой и над Римом.
И тот еще окажется счастливым,
Кто издали приметит твой полёт...

Пусть в комнатке твоей сегодня душно,
Запомни - ты прекрасна, ты воздушна,
Ты только струям воздуха послушна -
Не бойся, всё с тобой произойдёт!



Мой Горацио, как ты горазд
Слушать пенье под звуки кифары.
Я уехала в свой Невинград.
Потушите, пожалуйста, фары.
Потушите, пожалуйста, свет,
Отраженный водой многократно.
Где была - там меня больше нет,
И едва ли я буду обратно.

Мой Горацио, ты ли не рад?
Ничего не успело случиться.
Я уехала в свой Невинград.
Облученный обязан лучиться,
А не мучиться день ото дня
Под чужими прямыми лучами,
Принужденно и жадно звеня
Сохраненными в тайне ключами...

Мой Горацио, видишь ли, брат,
Всяк спешит совершить свое чудо.
Далеко-далеко Невинград.
Ни один не вернулся оттуда.
Невинград, Невинград, Невинград -
Повторяю - хоть это-то можно...
И заплакала, как эмигрант,
Над которым смеется таможня.



Она над водой клубами.
Она по воде кругами.
Но я знала тех, кто руками
Ее доставал со дна,
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая -
И только она одна.

Немилосердно скупая.
Немо-глухо-слепая.
Кровавая, голубая,
Холодная, как луна.
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая -
Учу ее имена.

И верю в нее, как в рифму.
И верю в нее, как в бритву.
Как верят в Будду и Кришну
И в старые письмена.
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая.
Любая любовь, любая -
И только она одна.



Такую печаль я ношу на груди,
Что надо тебе полюбить меня снова.
Я больше не буду дика и сурова,
Я буду как люди! Вся жизнь впереди.

Ее ль убаюкать, самой ли уснуть?
Такое не носят московские леди.
Такое, как камень с прожилками меди —
К ней страшно притронуться, больно взглянуть.

Такую печаль на груди я ношу,
Как вырвали сердце, а вшить позабыли.
Но те, кто калечил, меня не любили,
А ты полюби меня, очень прошу.

Такую печать я ношу на груди,
Что надо тебе полюбить меня снова.
Я больше не буду дика и сурова,
Я буду как люди! Вся жизнь впереди.



И вот уже вхожу в такую реку,
Что самый дальний берег омывает,
Где человек прощает человеку
Любую боль, которая бывает.

Пускай река всему меня научит,
Пока плыву по этой самой глади,
Где человека человек не мучит,
Не может мучить человека ради.

Хотя б коснуться берега такого,
Который мог покуда только сниться,
Где человек не мучает другого,
А только сам трепещет и казнится.

И ни челна, ни утлого ковчега,
Волна речная берег предвещает,
Где человек прощает человека,
Где человека человек прощает.



Неразменная монета

Я - неразменная монета,
А ты пустил меня по свету,
Как тень простого пятака.
А я - по праву неразменна,
И нахожусь я неизменно
В кармане пиджака.
Я - неразменная монета,
Тобой подобранная где-то,
А что купить на пятачок? -
Да так, какой-то пустячок,
И ты б купил наверняка,
Но - неразменная монета
Опять в кармане пиджака.
Вот - узаконенный размен,
Одна любовь на пять измен.
Меняю крупные на мелочь -
Нельзя же жить без перемен.
Я - неразменная монета,
А ты, хотя немало жил,
Меня другому одолжил,
И тот - сейчас у турникета
Стоит, пуста его рука...
Я ж - неразменная монета -
Опять в кармане пиджака.
Я - неразменная монета,
Ты до сих пор не понял это.
И мне не должно быть в кармане
Ни дурака, ни чужака.
Я - неразменная монета
В твоем кармане пиджака.



А хочешь, я выучусь шить

А хочешь, я выучусь шить,
А может, и вышивать,
А хочешь, я выучусь жить,
И будем жить-поживать.

Уедем отсюда прочь,
Оставив здесь свою тень,
И ночь у нас будет ночь,
И день у нас будет день.

Ты будешь ходить в лес
С ловушками и с ружьём,
О, как же весело здесь,
Как сладко мы заживём.

Я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть,
А детей у нас будет пять,
А может быть, даже шесть.

И будет трава расти,
А в доме топиться печь,
И, Господи мне прости,
Я, может быть, брошу петь.

И будем, как люди, жить,
Добра себе наживать,
Ну хочешь, я выучусь шить,
А может, и вышивать?



Когда услышу эхо той молвы,
Едва ли удержусь не разрыдаться.
Не то беда, что отвернетесь Вы,
А то беда, что мне не оправдаться.
И, все-таки, запомните, молю,
Хотя разлука сердце мне и гложет:
Никто не любит Вас, как я люблю!
Никто, как я, любить не может !

Да, Вы не подадите мне руки,
А пальцы Ваши так смуглы и нежны..
Не то беда, что встречи коротки,
А то беда, что речи безнадежны.
И, все-таки, я издали скорблю,
Изгнание надежду приумножит:
Никто не любит Вас, как я люблю!
Никто, как я, любить не может!

Не достигает Вас моя мольба,
Не сократить разрыв и не измерить.
Не то беда, что в мире есть молва,
А то беда, что Вы могли поверить.
А, все-таки, я Вас не уступлю,
Пусть солнце жжет, а ветер сердце студит,
Никто не любит Вас, как я люблю!
Никто, как я, любить не будет!