Gary Mulligan

© 2014 Thinkstock 

"Shadow of your smile". "Тень твоей улыбки" в переводе с английского. Одна из самых исполняемых песен давней давности. Мягкий баритон Энгельберта Хампердинка придал супермодному хиту широчайшую популярность.

Engelbert Humperdinck

Из самых знаменитых пели его Фрэнк Синатра и его дочка Нэнси, Эмиль Горовец, Игорь Николаев и многие другие мастера вокального жанра. Десятки инструментальных ансамблей играли "Тень твоей улыбки" в собственной обработке. Были и джазовые интерпретации, и аранжировки для духового оркестра Московской службы ПВО. А что касается широких слоёв населения, то напевали в бывшей советской стране этот хит все, кому он нравился и кому было не лень напевать. Не уверен, что все понимали, о чём пел Энгельберт Хампердинк, Фрэнк Синатра и его дочка Нэнси, но то, о чём по-русски исполняли Эмиль Горовец или Игорь Николаев, доходило до всех.

Ещё кто-то из довольно известных исполнителей пел так, что было выше моего понимания, как такое возможно.

Ну ладно. К одной. Она ведь улыбалась так, как это звучало в "Shadow of your smile", и после того, как она навсегда уехала от меня в Австралию на ПМЖ, я ещё долго видел и её улыбку и даже тень того, о чём, собственно, и была популярная песня. 

Долго ли я хранил в своём сердце звучание нашего короткого романа? Тень его я храню и по сей день. А тогда в маленькой квартире на пятом этаже пятиэтажного блочного дома на улице Подольского всеми гранями светились на столе два граненых стеклянных стакана. Там были два стула и узкий деревянный шкаф, рослый фикус на подоконнике и диван с весёлыми пружинами, а на правой стене цветная, малость искажённая копия картины Карла Брюллова "Гибель Помпеи". Стеклянную бутылку белого портвейна с забытой лучезарной этикеткой я на свои деньги покупал в обшарпанном магазине и бережно нёс её на пятый этаж. Гремели трамваи за окном. Я ставил на электрический граммофон пластинку с записью мягкого баритона Энгельберта Хампердинка и симпатичной шатенке в оранжевом платье говорил: "Ты учительница младших классов. А сегодня у тебя выходной. У тебя нет занятий в школе с детьми по арифметике и чистописанию. Поэтому ты, раз уж здесь у меня собрались, можешь без всякого стеснения всё с себя снять, а шляпу, если хочешь, можешь оставить". Я был молод тогда; я был не женат и с будущей своей женой знаком еще не был. Я познакомился с ней потом, и тень её улыбки показалась мне самой замечательной и таинственной тенью из всех известных влюблённому человечеству.

Фрэнк и Ненси Синатра
 

За всё человечество нельзя говорить в связи с его чрезвычайной огромностью. Поэтому опять скажу о себе, о том, что ещё не раз в моей жизни появлялась эта улыбающаяся тень, воспетая в одном из самых романтических хитов второй половины ХХ века. Я, повторяю, был молод в те годы. Я кепку серую носил на голове, и маленькая девушка, приезжавшая ко мне из ближайшего Подмосковья, была милой девушкой с маленькой грудью, в красном пальто и плоским животом. Она в сорока километрах от Москвы за 72 рубля в месяц работала на местной почте, откуда бандероли уходили почему-то на восток, а письма приходили туда почему-то с севера. Однажды опоздав на поезд, она вернулась ко мне, чтобы спросить о том, как дальше будут развиваться наши с ней отношения. Я ей сказал, что наши с ней отношения будут ежедневно развиваться, и она осталась у меня, чтобы с мечтой о наших развивающихся отношениях снять с себя всё и переночевать со мной на моем бугристом диване. Утром из чайника она поливала мой фикус на подоконнике, и это было значительно интересней давних боев на Халхин-Голе, о которых рассказывал мой начальник, скрупулезной очистки двумя пальцами плавленого сырка от фольги и будущих шпилей многоэтажного здания, которое мы собирались возвести. И в самый разгар рабочего дня я вспоминал, какая у нее маленькая грудь, какой у нее плоский живот, какие у нее аккуратные уши и как она долго и несколько жеманно отказывалась показывать мне свою "шэдоу оф смайл". И в силу самых свежих впечатлений приятней было мне не носиться сломя голову с оптическим прибором Данжона по осенней грязи, а на промасленных телогрейках располагаться в тёплой духоте служебной каптерки в ожидании неизбежного завершения рабочего дня. И в той же кепке лежал я в тёплой духоте, мысленно созерцая любовь свою подмосковную, а в это время дверь отворялась, и вместе с холодом входили внутрь наши мужики из нашей бригады. Почти все коренастые, низкорослые, в грязных сапогах и влажных осенних телогрейках. Они грубо шутили, повсюду сидели, повсюду стояли и столь же грубо, но далеко не шутейно отзывались о "бабах, водке, жратве и почему-то китайцах". И тогда любовь моя подмосковная начинала как-то изменяться, как-то приземляться и в зелёной широкополой шляпе походила на нашу приземистую кадровичку, улыбка которой не имела тени.

© 2014 Thinkstock

Вспоминаю и то, как когда-то по реке медленно и величественно в разгар хорошей погоды плыл белый прогулочный пароход с танцующими пассажирами на борту. "Карл Маркс! – вспоминая плывущий пароход, должен сказать я весьма мечтательно. – Так называлось старинное джазовое судно с трубой и колёсами. Как весело было плавать на нём. Лежу с ней в каюте, она – кандидат технических наук; она вся голая, а я весь раздетый. Шепчу ей слова любви, а на верхней палубе оркестр под управлением Василия Западного "Shadow of your smile" лабает…"

Не то слово – "лабает". Музыка звучала просто умопомрачительная. И пароход был умопомрачительный, хотя и уплыл неизвестность, и обо всём этом стоит говорить ещё мечтательней, чем я уже сказал.

Ведь по-прежнему и Хампердинк поёт свой утончённый хит, и Нэнси, дочка Фрэнка Синатры, и где-то в дебрях минувшего затерялась одна, тень которой и была самой светлой…