Он ушел, он не вернется, он в прошлом... Кроме истерзанной души и каменного сердца - уже ничто не напоминает мне о нем. Тот, кого я любила... как доступно любить только раз... Я не могу его забыть! Время безвластно. Время бессильно.
Я долго болела. Болела всем: болела головой, болела сердцем, душой. Внутри все ныло и извивалось как змея, душащая жертву. Я не находила себе место. Вставала у окна и пыталась молиться Богу. Я надеялась на него. Вскоре поняла, что это бесполезно. Я начала молиться Дьяволу, но и он не приходил за моей душой.
По ночам мне снились страшные сны. Я просыпалась в холодном поту, когда видела его, я была с ним, я просыпалась от его ласк и поцелуев. Хотелось разорваться на части и исчезнуть, разлететься и улететь вместе с ветром.
Когда я просыпалась, я выходила на кухню, садилась за стол, зачем- то зажигала свечку, брала сигареты и готовила себе кофе. Выглядело это как таинство: посреди ночи, девушка в ночном белье с сигаретой в зубах, варит кофе, причем на столе потрескивает и колышется пламя свечки. Когда кофе было готово, я садилась за стол и думала о своей жизни: что завтра идти на работу, что раньше не было работы, потом я вспоминала свой институт, свою школу, маму и папу. Становилось очень тоскливо и приторно на душе. Так я сидела до утра. Часов в 7 я собиралась на работу.
Я каждый день езжу на работу в метро, но никогда не обращала внимания на людей. Они меня просто не интересовали, потому что у них свои проблемы, не такие как у меня, или , наоборот, такие же как и у меня. Мне надо было доехать до Майдана, а там сделать пересадку на Хрещатик. Пока я ехала, то обнаружила очень много интересного для себя: я увидела, что людей всегда очень мало времени, и они всегда об этом друг другу говорят, как будто хвастаются. Люди всегда обращают внимание на уродов и инвалидов, и часто отводят от них глаза или пытаются найти мелочь, чтобы хоть как-то спасти себе душу.
Пока ехала в метро, я обратила внимание, что люди читают: одни читали Дарью Донцову, другие что-то наподобие Литвиновой, а кто-то берется за Макса Фрая и Джона Фаулза – может быть, все они правы.
Я разглядывала людей и пыталась их понять, какие они на самом деле. Я смотрела им в глаза, смотрела на их руки, одежду и обувь. Почему-то на душе было весело и грустно одновременно; мысли носились и задевали друг друга в моем маленьком мозгу, не закончив одну мысль, я начинала другую.
Когда я вышла, я вдруг осознала, что живу в городе для сумасшедших. Люди! Повсюду люди! Я чувствовала себя необыкновенно сильным зверем. Тем зверем, который может все.
Чувство такое, как во сне, который снится больной менингитом, если им вообще снятся сны. Когда вышла из метро, захотелось заорать что-то недвусмысленное, такое, что укладывается в несколько слов и было понятно любому.
Когда вышла на улицу, закурила и облегченно вздохнула. Я прошла первую пытку в нашей городской жизни.
Интересно, когда люди исчезнут с этой планеты? Я хочу, чтоб на земле остались только животные, готовые понять то, что не понимают люди. Я шла по улице…
Улица – это река, это бурлящая вена с кровью. Это жизненная энергия всех и вся. Даже когда я умру, эта улица останется и никогда не вспомнит, что я по ней ходила и думала о ней.
Я шла очень долго и у меня затекли ноги. Я шла без остановок, только изредка, дымя сигаретой на ходу.
Работа-работа-работа.
Дом.
Что может быть приятнее чем дом? Ничто! Дом – это все. Особенно, если ты живешь в нем с кошкой или собакой, и больше никого. Но у меня нет этого дома - есть место где можно спать, кушать и приводить себя в порядок.
Я открыла дверь в квартиру и почувствовала то чувство, который испытал Блудный сын, придя домой.
Воображаемая кошка уже терлась об ноги. Я почесала ее за ушком, прошла на кухню, положила ей воображаемой еды.
Села на стул, закрыла глаза и подумала, что этот ад, в котором я живу на много хуже и страшнее чем тот, который творится у меня в голове. Я облегченно вздохнула, налила кофе и начала читать книгу.
ПЫСЫ. Ненавязчивая зарисовка из одной моей самой настоящей жизни.
