В аэропорту Кишинева разбился грузовой самолет Ан-32 суданской авиакомпании, сообщает радиостанция "Маяк".
По предварительным данным, погибли 8 членов экипажа. Все они - граждане Молдавии.

Он сел со мной рядом. Невысокий, худощавый, седой мужчина. От него сильно несло алкоголем, он это понимал, повернулся ко мне и стал извиняться. Маршрутка повернула налево и его занесло в мою сторону. Он опёрся рукой о спинку переднего сиденья и стал передо мной извиняться снова и снова. Он был похож на актёра из старого русского кинофильма, только уже повзрослевшего актёра. Я внимательно вглядывалась в черты его лица, рассматривала каждую морщинку. Он был такой потерянный и такой печальный ...
- Вы меня простите пожалуйста за то, что я в таком состоянии сел рядом с вами. Извините ... Я вообще очень мало пью, просто тут такое.
- Ничего.
Он отвернулся от меня и стал бить кулаком о грудь говоря про себя: "мои ребята погибли". Затем повернулся опять ко мне. Глаза его впалые, добрые полные боли и угрызений.
- 8 ребят погибло ... Вы наверное уже слышали?
- Нет
- Нет? Хм ... - он опустил голову, горько вздохнул, а затем снова посмотрел на меня - 8 ребят погибло и всё из-за меня, недоучил я их. Я ведь весь мир облетал, стольких людей узнал, я их всех учил, учил как правильно летать, учил. Нельзя было поворачивать, а они повернули. Недоучил я их. Из-за меня это. Я, старый, до сих пор живу, а они, молодые - погибли. За что это всё им ...
Он отвернулся и по его морщинистым щекам потекли слёзы. Такие чистые. Мне хотелось его утешить. Просто сказать что-то и чтобы ему сразу стало легче. Мне очень этого хотелось. Я искала слова, но не нашла. Тогда я взяла его руку и положила между двух своих. Он взглянул на меня своими печальными глазами и улыбнулся доброй улыбкой. Всё в нём было очень доброе: улыбка, глаза. Каждая морщинка была до краёв наполнена добротой. Он плакал.
- Не вените себя. Вы хороший человек.
- Я никто, пустое место ...
- Зачем же вы так?
Всё это время я внимательно на него смотрела, ловила его взгляды. Я не знала, что нужно говорить, по-этому я просто сжимала его руку и ловила его взгляд. Мне очень хотелось хоть как-то его утешить. Хоть взглядом или прикосновением.
- Знаешь, я чувствую твоё сердце, здесь, в ладони, ты удивительная девочка, спасибо тебе - он засмущался, как мальчишка, но спустя миг этот мальчишка исчез, - у меня 2 сына. Воспитал, вырастил, а они меня не любят. Ни они, ни жена меня не любят. Нет, она хорошая - образованная. Только вот всем им на меня плевать ... Ты меня прости за то, что я тебе всё это говорю. Не обижайся.
Я улыбнулась.
Странно, этот несчастный старик, вдруг, стал для меня самым близким человеком на свете.
Центр.
- Всё у вас будет хорошо.
Я по-внучески поцеловала его в щетинистую щеку и вышла, оставив на нём улыбку.

Почему-то когда кто-то рядом плачет, хочется улыбаться или даже сметься, где-то внутри. Попытки скрыть насмешливую улыбку венчаются провалом и начинаю злиться и ругать себя за неадекватность и несдержанность, затем начинаю злиться на неё. Злость растёт и растёт, и теперь я уже готова размахнуться и ударить её.
Слабые люди у меня не вызывают сочуствия или даже жалости, мне хочется их ударить. Ударить за неспособность ответить за себя, за неспособность самостоятельно подняться и бороться, ударить в надежде на то, что он(она) сможет встать и ударить меня в ответ.

Мне аккомпанирует удивительная девушка.
Эфирная, инфантильная, в коричневом переплёте, она необычайно похожа на пианино на котором играет, вернее, пианино необычайно похоже на неё. И трудно представить сколько лет оно томилось в ожидании её рождения. Непредсказуемая, эмоциональная, из длинной юбки, грязных сапог, вязанного свитера и лохматой причёски и выразительного взгляда огромных, карих глаз.

Её нет уже третью неделю.
Я перестала звучать без неё.

***
Она выходит замуж.


Я хотела летом брать у неё уроки игры на фортепиано. А летом её уже не будет. Обидно. Расстроилась.

***
Мне будет её [не]хватать.