О том, что носили казаки в 1705 году, говорил в Посольском приказе атаман донской зимовой станицы Савва Кочет: «...платья де они носят по древнему своему обычаю, как кому из них которое понравитца: иные любят платье и обувь по черкасски и по калмыцки, а иные обыкли ходить в русских стародревнего обычая в платье, и что де кому лутче похочется, тот тако и творит. И в том де между ними распри и никакого посмехания друг над другом нет». А дальше, как бы предупреждая Петра о том, что среди казаков петровские нововведения не приживутся, говорил: «А немецкого платья де никто из них казаков у них на Дону не носит, и мастеров, то есть портных, которые б немецкое платье могли делать, в городах их казацких не живут».
Петр I и не стал коверкать традиционную казачью одежду. Может быть, просто руки не дошли, а может, понял, что казачья одежда и вообще внешний вид — нечто большее, чем мода, и бритье бород и введение «немецкого платья» у казаков бескровными не будут. Но скорее всего, царь-реформатор в совместных с казаками походах убедился, как приспособлена одежда казаков к боевой жизни в степи.
Казачья старинная одежда очень древняя. Костюм казаков складывался веками, задолго до того, как степняки стали именоваться казаками. В первую очередь это относится к изобретению скифов — штанам, без которых невозможна жизнь кочевника-конника. За столетия покрой их не изменился: это широкие шаровары — в узких штанах на коня не сядешь, да и ноги они будут стирать, и движения всадника сковывать. Так что те шаровары, что находили в древних курганах, были такими же, какие носили казаки и в XVIII, и в XIX веках. Рубахи были двух видов — русская и бешмет. Русскую заправляли в шаровары, бешмет носили навыпуск. Шили их из холста или из шелка. Степняки вообще предпочитали шелк другим тканям — на шелке вошь не живет. Сверху — сукно, а на теле — шелк! Зимой носили нагольные полушубки, которые надевались шерстью на голое тело — так народы Севера носят кухлянку.
От трения шерсти о тело возникает электрическое поле — так теплее, а если человек вспотеет — шерсть пот оботрет, он не впитается в одежду и не превратится в лед.
Из верхней одежды казаки издавна предпочитали архалук (тюрк, арка — спина, тюрк. Лык — греть) — «спиногрей» — нечто среднее между стеганым татарским халатом и кафтаном. Кроме того, поверх тулупа зимой и в непогоду надевался балахон — валенный из овечьей или верблюжьей шерсти плащ с капюшоном. По нему скатывалась вода, в сильные морозы он не лопался, как кожаные вещи. На Кавказе балахон заменила бурка, а капюшон издавна существовал как самостоятельный головной убор — башлык.
Сапог было великое множество — без сапог верховая езда невозможна, да и по сухой степи не пройдешь босиком. Особой любовью пользовались мягкие сапоги без каблуков — ичиги и «чирики» — туфли-галоши, которые надевали либо поверх ичиг, либо поверх толстых чесаных носков, в которые заправлялись шаровары. Носили и «башмаки» — кожаную обувь с ремнями, названную так потому, что изготовлялась она из телячьей кожи (тюрк. башмак — теленок).
Но казак более всего ценил одежду не за ее стоимость и даже не за удобство, которым славилась казачья «справа», а за тот внутренний духовный смысл, которым были наполнены каждый стежок, каждая деталь казачьего костюма. По верованиям древних, одежда — вторая кожа, поэтому коренные казаки никогда не носили чужую одежду, не совершив над ней очистительных обрядов, и уж тем более одежду с убитых. Надеть «чуждые покровы» означало войти в «волю» дарителя и потерять свою. Поэтому казак ни за что не надел бы «шубу с царского плеча». А Пугачев принял на плечи «заячий тулупчик» недоросля Гринева — либо потому, что А.С. Пушкин казачьих обычаев не знал, а скорее всего, потому, что «Емелька» был выродком, то есть отбившимся от своего рода и национальной культуры. Награждая казаков, атаманы дарили им материал «на справу», но никогда не дарили атаманский кафтан. Наиболее ценилась одежда, шитая матерью или женой. Первую крестильную рубашку шила и дарила крестная, она надевалась один раз, всю жизнь сохранялась нестираной вместе с прядями первых волос, погребалась с умершим или, если казак умирал вдалеке от дома, сжигалась вместе с вещами, которых он касался.
Особое значение имели казачьи лампасы. Считалось, что введены они впервые Платовым, но лампасы обнаруживаются и на старинной казачьей одежде, и даже на одежде половцев, и еще раньше — скифов. Так что при Платове ношение лампасов было только узаконено, а существовали они и прежде, знаменуя принадлежность их хозяина к вольному воинству. Не случайно так гордились и гордятся ими казаки. Не случайно с ними огнем и мечом боролись большевики. За погон, за кокарду, за лампас полагался расстрел на месте.
Костюм и в наши дни говорит о месте человека в обществе. Как говорится, «по одежке встречают...» Но в отличие, пожалуй, от всех народов и сословий мира казаки, жившие в строгих рамках военного сословия, обязанные носить стандартную униформу, видели в одежде и другое... Мельчайшие детали: пуговицы на мундире, серьга в ухе, особым образом повязанный башлык или надетая папаха — для казака были раскрытой книгой, паспортом, по которому он узнавал о незнакомом собрате все.
Особо следует сказать о стариках. И тут говорить больше следует не о костюме (старики, как правило, донашивали мундиры или даже шили новые сообразно с теми, в которых служили), а о той роли, которую играли старики в станичном обществе. Как у всех народов средневековья, старики составляли особую часть общества, были хранителями казачьей нравственности и обычаев. Формально власти они не имели — скорее, это была власть авторитета и мудрости. В 61 год казак считался «вышедшим вчистую», то есть не имевшим никаких обязанностей ни перед властью, ни перед станичниками. Но тем горячее принимался он за новое свое служение. Как правило, старики жили в семьях старших сыновей на положении постояльцев, не входя в домашние дела и держа постоянный монашеский пост. Сознательно питаясь скудно, они не сидели за общим столом и только по субботам отдавали снохам в стирку белье. Такого старика можно было сразу опознать не только по долгополой опрятной одежде, но и по посоху, который делал его особо уважаемым среди людей незнакомых. Не имея никаких обязанностей перед казаками, старики были в постоянных хлопотах: посещали больных, вдов, сирот, постоянно подсказывали атаману, как наладить жизнь станицы. Они знали все и помогали всем. Разумеется, не всякий старик годился для такой роли.
Может быть, из сотни выживших на войнах быть совестью и памятью станицы способен был один... Потому он и пользовался громадным уважением и почитанием. Потому и снимали перед ним шапки и генералы, и увешанные орденами герои. Если на кругу старик вставал — умолкали все. Если старик выходил на майдан и поднимал на посохе папаху — сбегалась вся станица, как по призыву сполошного колокола.
Такой знак говорил о чрезвычайной важности происшедшего. Не случайно старики, атаманы, мировые судьи и учителя пали первыми жертвами репрессий при расказачивании.