Так кто же такой подпоручик (корнет) Карачаров? Вот история, из которой видно как корнет стал подпоручиком и кавалером орденов Святого Георгия и Святого Владимира.
Кавалеры Ордена Святого Георгия 4 класса
за боевые отличия
ПО ЧЕСТИ, ПО ХРАБРОСТИ
Подпоручик (корнет) Карачаров
Французы оставили Смоленск. Остатки "Великой армии" Наполеона, еще не потерявшие окончательно стройности воинских рядов, входили в небольшой деревянный городок Красный. Здесь и настигли отступающего неприятеля русские полки.
Произошло трехдневное, крайне ожесточенное сражение - 4-6 ноября. Потерпев полное поражение, оставив победителям 116 орудий, вражеская армия беспорядочно отступила к Березине, чтобы исчезнуть на ее заснеженных берегах...
Лейб-гвардии Уланский полк на рысях спешил к Красному, из предместий которого раздавалась артиллерийская канонада. Повсюду виднелись следы недавнего боя - брошенные зарядные ящики, оружие, трупы изможденных бескормицей лошадей, телеги с награбленным наполеоновцами добром, поваленные ядрами деревья... И погибшие неприятельские солдаты, из числа тех, кто пытался отбить атаки русских.
Шел третий день сражения. Чувствовалось, что французы сопротивляются из последних сил. Теперь уланам уже не приходилось отражать атаки противника, а больше самим производить удары. Люди устали не меньше коней.
Рядовой Герасим Дарченко место в эскадронном строю занимал среди первых. Придерживая у стремени пику со стальным наконечником, он старался не ломать строй, заботясь больше о лошади, чем о себе. Вороному скормил с ладони остатки сухарей.
К эскадронному командиру подскакал посыльный вахмистр, что-то торопливо показывая на лесок, который огибала избитая тысячами ног проселочная дорога. В строю зашептались - значит, пойдем на француза, значит, быть новой атаке.
Эскадронный привстал на стременах, оглядел замерших в ожидании уланов. И скомандовал:
- Эскадрон! За мной вперед, марш!
Лейб-гвардейцы на рысях пошли за ним. Ноги коней вязли в грязной снежной жиже. Люди под порывами студеного ветра поеживались, напрягали мышцы, стараясь хоть как-то разогнать кровь, согреться.
Когда уланы вынеслись через несколько минут за лесок, французов там не оказалось. По следам на обочине дороги было видно, что прошла колонна кавалерии. Эскадрон, не сбавляя шага, проследовал дальше.
- "Спешили", - вслух подумал Дарченко.
Не он один подумал так, заметив брошенный солдатский ранец, туго набитый чем-то. Чуть поодаль валялся другой. Дальше - крепко увязанный тюк с каким-то тряпьем.
Улан с возмущением сказал:
- От самой небось матушки-Москвы везли. Всю белокаменную сожгли и пограбили. Как нехристи людей обирали.
Скакавший рядом эскадронец под смех товарищей сострил:
- А ты, Дарченко, как французиков-то тех встретишь, задай им жару. Отбери у них, что сможешь. Не наше добро, а их, парижское. Пускай с тобой поделятся. Хоть казенным.
Герасим ответил в тон острившему:
- Дай бог свидеться в скорости. Уж своего мы не упустим. Отвоюем малость.
Дарченко не обиделся на скакавшего рядом с ним такого же рядового. Понимал, устали все, а тут шутка, смех. Хоть полегчало малость тем, кто их переговорку слышал...
Отступавшую неприятельскую колонну русские уланы нагнали скоро. Эскадронный дал команду, и конники, опустив пики, а кто их лишился в бою, обнажив сабли, ударили по хвосту уходящей вдаль вереницы повозок и саней, среди которых брели мерзнущие солдаты.
Захлопали выстрелы. Французы отбивались вяло, охотно сдаваясь в плен. Многие уходили на запад без оружия. Словом, уланам больших трудов разметать арьергард вражеской колонны не составило. Императорские солдаты, как поговаривали после Малоярославца наши бойцы, стали уже не те. Даже бились без прежней злости и упорства.
Однако для лейб-гвардейского эскадрона день 6 ноября победно легким не оказался. Противник у Красного еще держался бодро. Наполеоновские маршалы имели немало полков и батарей, которые могли пойти в бой, исполнить требовательные приказы военачальников.
Проскочив вперед с полверсты, русские уланы вынеслись на заснеженное поле и оказались на встречных маршрутах с колонной 18-го полка французской линейной пехоты в несколько сот штыков. Эскадрон нарвался прямо-таки на неприятельских стрелков, оказавшихся к тому же и числом поболее.
Кавалеристы стали придерживать коней, грозно поглядывая на недругов. Понимали без лишних команд - через минуту-другую быть сече. И не известно еще, сколько людей падет в бою под копыта разъяренных ударами шпор коней.
Где-то в середине вражеских рядов колыхался штандарт-"орел" наполеоновской пехоты, красиво рисуясь на зимнем небе. Французский корнет крепко держал древко небольшого квадратного знамени с "орлом" и лентами, для надежности прикрепленного ремнями к амуниции. Знаменщика с фронта прикрывало несколько рядовых, грозно топорщивших усы.
При виде развевающегося штандарта Дарченко словно подменили. Рядовой аж вжался в седло от дерзкой мысли, набежавшей вдруг: "Вот бы отбить его у недругов".
Тем временем русские разворачивались для атаки. Ждать действий противника уланам не приходилось. Раз сошлись на удобном для конного строя поле, значит, быть рукопашной в ближнем бою. Быть жаркой сече. Французский линейный полк стал сворачиваться в каре, чтобы пулями и штыками отбить удар конницы.
Герасим Дарченко решил рискнуть, показать примерную доблесть. Отличиться так, чтоб в лейб-гвардии Уланском полку память о его молодечестве надолго осталась. Рядовой задумал так: "Хоть помру, а отобью штандартик у тех улан за матушку-Москву".
Всадник дал шпоры коню и, вырвавшись из строя, понесся прямо на вражеского знаменщика. Кто-то из своих кричал ему вослед:
- Дарченко! Уймись! Вернись назад!..
Но тот словно не слышал. Летел вперед, пика в руке, все мысли - о штандарте.
Одиноко несущийся на французских пехотинцев русский всадник несколько озадачил неприятеля. Бывалые воины, как говорится, - наполеоновцы с изумлением смотрели на набегавшего на них во весь мах конника в темно-синем мундире, на шапке которого колыхался белый султан.
Доскакав до вражеских рядов, наш улан метнул пику в знаменщика и выхватил саблю. Коня не сдерживал. Пика не достала французского корнета, зацепив стоявшего перед ним солдата. Тот вскрикнул от боли, схватившись за плечо.
Этого момента хватило лейб-гвардейцу, чтобы врезаться в неприятельский строй. Раздавая удары саблей направо и налево, Дарченко в единый миг оказался около знаменщика, уже схватившегося за пистолет. Однако поднять его тот не успел. Русский конник рубанул противника клинком наотмашь.
Кругом что-то кричали ошеломленные пехотинцы. Герасим подхватил из рук спускавшегося на землю офицера штандарт. Но ремни у стремени не отпускали знаменное древко. Тогда удалец рубанул саблей по древку, и французское знамя оказалось у него в левой руке.
Тут французы вмиг перебороли свое недавнее изумление. Вокруг гвардейского улана замелькали сабли и разозленные усатые лица. Дарченко лихо отбивался саблей и древком взятого им штандарта, вертясь в седле как циркач. И все никак не мог выскочить из вражеской колонны, чтобы ускакать к своим. И тут под ним убили лошадь.
Так бы и зарубили вражеские пехотинцы храбреца, да подоспела помощь. Не менее лихой наездник полка корнет Карачаров подскочил к месту рукопашной схватки и, свалив ударами сабли нескольких вражеских стрелков, отбил Дарченко. Открыл ему дорогу к эскадрону.
Развернувшись назад, Карачаров и спасенный им рядовой, передавший штандарт корнету, не переводя духа, начали отступать к своим. Вслед им хлопали пистолетные выстрелы, неслась солдатская ругань и угрозы.
Со знаменем в руке корнет, прикрывая рядового, с трудом отбивался от вражеских пехотинцев, пытавшихся вернуть святыню полка. Тут на помощь подоспел еще один уланский корнет Большвинг, которому Карачаров и бросил "орла".
Французский линейный полк изготовился к атаке. Но не пошел в нее. Из-за заснеженного леска на поле выходила лавина конницы, во весь опор несшейся на помощь передовому эскадрону лейб-гвардейцев.
То спешили на выручку остальные три эскадрона Уланского полка, ведомые временным полковым командиром полковником В. П. Гундиусом.
Неприятельская пехотная колонна смешалась и стала отходить под прикрытие батарейных орудий. Лейб-гвардейцы с криками настигали французский полк, чтобы навязать ему бой...
Наполеоновскую армию под Красным разгромили наголову. В числе наиболее отличившихся частей оказался лейб-гвардии Уланский полк.
В родном эскадроне рядовой Дарченко оказался в тот день настоящим героем. Его то и дело поздравляли товарищи, офицеры. Приходили посмотреть на храбреца и из других эскадронов.
На все приветствия Герасим, смущенный таким всеобщим вниманием, только успевал отвечать, демонстрируя стяг вражеского штандарта:
- Поплатились и от меня наполеоновские люди за матушку-Москву, ими сожженную. Еще к ним и в Париж придем поосмотреться...
Как водится на войне, после сражения пошли вверх по команде донесения об участии в нем: сколько погибло и ранено, сколько попало в плен и скольких сами пленили, какие трофеи взяты, кто примерно отличился и как.
Эскадронный командир написал рапорт полковому начальству. И лично отвез его вместе с отбитым штандартом генерал-майору А. С. Чаликову. Тот, расспросив о деле подробно, составил свой рапорт в штаб 1-го кавалерийского корпуса. К донесению приложил "орла" - знамя французской императорской линейной пехоты.
Командир корпуса генерал-лейтенант Ф. П. Уваров предстал перед главнокомандующим русской армией Голенищевым-Кутузовым. Старый суворовский генерал и его штабисты с интересом выслушали рассказ о геройском деле лейб-гвардейцев улан.
Михаил Илларионович с легким удивлением (удивляться храбрости русского воинства он давно отвык) разглядывал трофейный штандарт. Вернее, не само знамя, а его древко. Короткое, перерубленное почти пополам, все в рубцах от сабельных ударов.
И захотел главнокомандующий посмотреть на того молодца, что отбил у французских пехотинцев под Красным штандарт. Посмотреть, поговорить и наградить за боевое отличие. За рядовым Герасимом Дарченко послали.
В эскадроне переполошились. Ведь не часто сам главнокомандующий даже полковое начальство вызывал к себе. Геройского улана осмотрели со всех сторон - ладно ли сидит на нем форма, весел ли конь - и отправили с посыльным в армейскую штаб-квартиру.
Кутузов с минуту разглядывал одним глазом кавалериста-гвардейца. Роста не гренадерского, сабля на боку. Шапка с четырехугольным синим верхом и белым султаном держалась на русой голове залихватски. Темно-синий мундир с лацканами, обшлагами и выпушками по швам приборного красного цвета за войну изрядно пообносился. Шпоры надраены.
Улан как улан. Гвардеец. Краса российской кавалерии, под стать кирасирам и гусарам.
Мог Михаил Илларионович тепло поговорить с солдатами, хорошо знал их душу, настроения на войне. Особенно сейчас, когда изгонялся император французов из пределов родного Российского государства,
- Молодец, улан. Наслышан про твое молодечество. Знатный штандарт отбил у французов. Небось сильно озлобился на них?
Смущенный такой кутузовской лаской, рядовой Герасим Дарченко, стараясь по возможности держаться с достоинством, ответил:
- За матушку-Москву, ваша светлость, посчитался с французами. Теперь им за все злодеяния отвечать в бою приходится. Чтоб больше к нам не совались.
Главнокомандующий, еще раз оценивающе покосившись на штандарт (скоро "орла" 18-го линейного полка среди прочих трофеев представят самому императору Александру I), кивком головы подозвал к себе дежурного по армии генерала. Тот уже знал, что от него требуется.
Михаил Илларионович бережно взял поднесенный к нему новенький Георгиевский крест и прикрепил на грудь замершего от счастья рядового. Добавил строго:
- Носи и в боях. Заслужил по чести, по храбрости. Воюй с Богом в сердце за нашу древнюю Москву и землю родную. И будь жив, чтоб ни пуля, ни сабля тебя не брали.
...Так стал рядовой лейб-гвардии Уланского полка Герасим Никитович Дарченко георгиевским кавалером. Обладателем знака отличия Военного ордена за № 18497.
В историю гвардейского кавалерийского полка, имевшего Георгиевские штандарты, он вошел как герой из рядовых Отечественной войны 1812 года, награжденный лично генерал-фельдмаршалом Голенищевым-Кутузовым на поле сражения под Красным.
Храбрый корнет Карачаров удостоился ордена святого Георгия 4-й степени - одним из первых офицеров в полку. А весь лейб-гвардии Уланский полк высочайшим приказом от 13 апреля 1813 года удостоился Георгиевского штандарта.
Трофей лейб-улан - "орел" 18-го французского линейного полка (с полотнищем и лентами) первоначально хранился в Казанском соборе Санкт-Петербурга, но в советское время был передан в собрание Государственного Эрмитажа. Где находится и сейчас.
А. Шишов, 1993 (автор)
Статья из списков Кавалеры Ордена Святого Георгия 4 класса «за боевые отличия»