«Возвращение».
Лариса Кучумова

Снова был свет и покой. Тишина и пустота. Удивление пришло потом. «Как, опять?…Но я не хочу…» А вокруг только свет и покой. «Это нечестно... Так не должно быть...» Мысли уходят, унося с собой чувства, ощущения и эмоции. И снова свет, и покой, тишина и пустота.
Ра прервал ноток волн, исходящих от интеллекта, только что пересекшего черту. Он был удивлен тем, что этот клубочек полей не испытывает блаженства перехода. Чем же он отличается от других? Ра соединился с интеллектом, и его поле заискрилось от мощного излучения. «Вот это да…» - поразился Ра.
Клубочек полей, именуемый интеллектом, был помещен в энергети¬ческую рамку. Ра соединился с центром и передал: «Требуется по¬мощь Совета».
Совет собрался в Пространстве Куба. Спокойствие Верхнего Ми¬ра было нарушено. Мысли беспорядочно заполняли пространство, переплетались, соприкасались. «Все были взволнованы. Наконец, возник основной поток, прерывающий остальные: «Взываю к Высшему Разуму».
Пространство опустело, мысли улеглись, освободив место основному потоку. Совет настроился на обсуждение ситуации.
«Интеллект Ла, переступив черту, отказался принять Реальность. Он требует продолжения Периода».
«Искупил ли он страданиями свои грехи»?
«Пусть Разум проследит Период интеллекта Ла от начала до конца».
Рамка, в которую был заключен интеллект Ла, раскрылась, и Со¬вет принял мощную волну, исходящую оттуда.
Как-то странно я воспринимаю свою жизнь. Отрывочно, беспорядочно. Наверное, не могу замедлить ход мыслей. Поэтому вижу толь¬ко обрывки. Вот мой первый день, который помню. Полдень, светит яркое солнце. Я бегу по траве, по широкому лугу. Такое огромное небо, грудь готова разорваться от восторга и желания охватить все это пространство и удержать в маленьких, беспомощных еще ручонках. Я бегу, бегу, трава ощупывает ноги и старается уронить меня. И я падаю с размаху в самую гущу цветов. И замираю. Передо мной на тоненьком стебельке яркий сиреневый колокольчик, а на колокольчике жучок, черненький, с крохотными глазенками и за¬бавными усиками. Смотрит на меня и смеется. Впрочем, откуда я знаю, что он смеется... Мне просто хочется, чтобы он смеялся. И колокольчик смеется, прямо дрожит от смеха и качается, и вете¬рок смеется и треплет мои волосы. И тогда я тоже смеюсь - звон¬ко, заливисто, как умеют смеяться только дети.
Вдруг это воспоминание обрывается. И вот я уже в поезде. За окном бегущий дрожащий лесок, тонкие березы подпрыгивают и приплясывают, и проносятся мимо в своем быстром танце. А облака в небе такие яркие, словно маленькие солнца. Они сверкают и догоня¬ют поезд. Они нашептывают удивительные сказки о просторе и ти¬шине, о неумолимом ветре и несуществующем времени. Я не слышу их, и от этого мне грустно.
Новая картина: горит огромный дом. Огонь хватается за сухие трескучие бревна и ползет вверх. А за ним только чернота и жар. Сильные жесткие руки безжалостно держат меня за плечи. Я вырываюсь, кричу, плачу, хотя знаю, что это не поможет. Ничто уже не по¬может. От этой жестокой безнадежности мутится сознание. Треск и рев пламени заглушают крик. Там погибает моя больная мама. И я ничем не могу ей помочь. Это бессилие убивает, разрывает на части все внутренности, и я чувствую, что внутри у меня уже нет ни лег¬ких, ни сердца, только стонущие жгучие клочки.
Потом смутно какие-то лица. Я слышу голоса, но не понимаю слов. Я вижу движение, но не чувствую прикосновений. И только одно нестерпимое желание – жить... жить!
Из смутных обрывков воспоминаний выплывает лицо. Оно огромное, заслоняет весь мир. Изумительно яркие синие глаза, шелковистые волосы, как каштановые ручьи. Такие близкие теплые губы. Это моя первая любовь. Самая красивая, самая нежная, самая... Она вдруг становится недосягаемо далекой - одинокая, затерянная в пустоте фигурка, хрупкая и нереальная. Она тает и исчезает на глазах. Я знаю, я помню... Она погибла во время наводнения. Я потерял и ее тоже.
Я слышу свой голос: «Моя жизнь - это боль и горе, потери и поражения. В чем же я провинился перед тобой, Господи?»
Пламя свечей мягко колышется, гоняя тени по стенам. Распятый Христос с болью во взгляде. На двух шатких табуретках гроб с изуродованным телом моего отца. Перешептывание старушек в черных платках. Слезы текут по моим щекам. И нет сил, поднять руку, чтобы вытереть их.
Но нет. Я еще помню тот, первый день. Я помню смеющийся мир, жучка и теплый ветер. Я помню мою нежную маму, ее волшебные ска¬зки по вечерам и огромные торты со свечами в дни рождения. Я помню сильные руки отца, подбрасывающие меня к самым облакам - сердце замирало, когда я летел в пустоту. Я помню теплые мягкие губы, которые ласкали меня темными ночами. Я познал счастье, любовь, свободу. Я жил. И сейчас хочу жить. Отпустите меня. Отпустите...
Члены Совета были возмущены. Волны мыслей захлестывали Пространство Куба. Но Ла был неумолим: «Я хочу обратно в Мир. Я хо¬чу жить».
Основной поток мыслей пробил себе дорогу и оттеснил осталь¬ные: «Период, который ты провел среди низших, был отмерен тебе за нарушение Высших Законов. Ты прошел все испытания. Поэтому мы вернули тебя. Ты не доволен?»
«Да! Я хочу вернуться».
«Но почему»?
«Потому, что здесь я не испытываю ничего. Вечное блаженство? Чушь! Только пройдя через муки, можно познать счастье».
«Но ты пошел через все несчастья, какие только можно испытать среди низших».
«Вы забыли о жучке, который смеялся, сидя на сиреневом колокольчике, забыли о безграничном просторе неба, о нежных руках... Вы никогда не испытаете ничего подобного. А мне уже ни за что не забыть эти чувства. Там, на Земле, я могу вдохнуть ветер, увидеть облака, услышать птиц, прикоснуться к траве. Что вы можете пред¬ложить мне взамен здесь? Ни-че-го!"
"Но мы не можем вернуть тебя, Ты искупил вину, Ты освобожден..."
"Тогда я снова нарушу Закон!"
Совет устало сплел волны мыслей в единую нить и вынес реше¬ние:
"Продлить Период интеллекта Ла на неопределенное время…»
Ла открыл глаза. От острой боли мутило, все плыло перед глазами. На несколько минут он замер, стараясь хоть немного облег¬чить боль. Затем медленно, стиснув зубы, приподнял голову. Недале¬ко от него, в кювете, горела разбитая машина. Ла, мучительно пос¬танывая, перевернулся на спину... Огромное, ярко-синее небо хлы¬нуло на него сверху, с прохладным, уносящим боль ветерком, с ос¬лепительными облаками. Солнце, на которое невозможно смотреть, но которое так приятно почувствовать, ощутить всем телом. То ли от боли, то ли от яркого жилища света текли слезы. Широко раскрытым ртом Ла вдохнул ветер, такой знакомый земной ветер. И мозг пронзило, словно молнией. Это было счастье! Счастье чувство¬вать, ощущать, видеть, слышать. «Живу! Я живу!» Сознание утекало по каплям, но Ла не боялся снова погрузиться в тем¬ноту. Он знал, что будет жить. Несмотря ни на что.