Это не страх, моё солнце, это вовсе не страх.
Это – отсутствие четкого плана передвиженья,
это – броженье, это сердечное жженье
эхом по телу стократно, будто в горах.
Шаг равносилен побегу, соитье – борьбе,
звук хлопнувшей двери – выстрелу в спину.
Горечь любви, безусловно, спасает от сплина,
губы свои тренирую в безмолвной мольбе.
Это не страх; очевидно, что дело не в страхе,
не в танце измотанных нервов в грудине, и не
в шагах незнакомых в густой тишине,
и, уж конечно, не в холоде каменной плахи
(читай здесь – постели, тобой не согретой). Мой страх
скользит в ежедневнике: в красном и в черном.
Почти незаметно, искусно скользит, отвлеченно;
он ярче всего разгорается в нервенных снах.
Так что – забудь, что за имя придумать. Замри,
нежно прижавшись ко мне, чуть дрожа и не зная,
что смерть – не для нас; у нас есть весна и
тепло, от которых цветами горит всё внутри.

20.06.2006

Скажи, отчего в моем январе
так много смертельных исходов?
дрожу от страха, а на дворе
по новой бушует холод.
и он – бежит от угла до угла.
будто спасаясь от перестрелки.
еще секунда. ладонь легла
на тельце входной дверки.
толкнула. открыто. я жду его,
тоскую. бешусь. старею.
бегу встречать. скупой кивок.
привет. извини. болею –
шепнет украдкой, и проскользнет
на кухню. откроет кран.
сжимаю зубы. отчаянье льет
из всех незаживших ран.
ползу за ним. спокойно, шепчу.
как дела? как прошел твой день?
устал. извини, говорить не хочу.
не хочешь или же просто лень?
замкнется. выйдет. заденет плечом.
несильно, и это всего больнее.
если честно, то он совсем не причем,
я сам по себе болею
его красивым разрезом глаз,
античным телом из книжек детства.
ползет по горлу привычный спазм
и мне никуда не деться.
и оттого, что он так смазлив –
внутри меня бесится голод.
и отчего у всех моих зим
такое холодное горло?

18.06.2006

Он. оголтело холодный. дрожит.
руки прячет в карманы.
жив. слабо дышит, но все-таки жив.
небесной давлюсь манной –
все из-за него. бегу. боюсь
к нему не успеть. пытаюсь
взлететь. взлетел бы, да разобьюсь,
с ангелами не расквитаюсь
за губы его. мой страх невесом,
как будто душа. и в этом
мне видится знак. напряжен висок
жилкой синего цвета.
бегу к нему. в парадной дверь
глотает меня жадно.
темнота. я, как дикий зверь,
вынужденный унижаться.
за его любовь. губу прикусываю.
в запястья заколотил бы
любые гвозди. кровушкой вкусною,
прорвавшейся через плотину,
его кормил бы с руки,
как щенка. сына сукиного.
курю. окурки, как курки,
в легкие. устало несу его
на ложе, ставшее алтарем
наших объятий безумных.
волосы схожие с янтарем,
голос – с музыкой струнных,
еще не порванных, еще не
тронутых даже временем.
мы тонем в этом календаре.
слепнем, теряем зрение
от страсти. мы не выживем – это факт.
мы сгорим. нам осталось совсем немного.
но если любить его, то лишь так
чтоб было завидно даже Богу.

18.06.2006

прости меня. я выдумал всё сам.
я сам бросал призывы к небесам.
и текст молитвы, выписанный сердцем
о том, что мне безумно тяжело бросать

когда-то близких. ныне – просто близко
знакомых. и тягучий привкус риска
бетонно перемешанный со страхом
не позволяет исключить из списка

еженедельника, мобильного и сердца
всех своих бывших. никуда не деться.
я собираю их как фантики от жвачки.
и запахом историй нежно греться

холодным зимним вечером так сладко.
в ствол разума все прошлое так гладко
вползает, чтобы пулею в висок.
и в книжке позабытая закладка

имен из прошлого.

14.06.2006

бросаюсь на тело бешеным зверем,
рву, нарушая простейшие правила боя.
удар за ударом. я больше не верю
в любовь. и желание быть с тобою
скомкано в шарик, лежащий в моих ладонях.
жгущий мне пальцы, бросаю его наземь.
раунд второй. под кожею ненависть тонет
и рвется наружу. манжеты запачканы грязью.
или же кровью? в этот бесцветный вечер
всё безразлично. и в этом я вижу символ,
что боль от груди ударяет в плечи
так остро, что бью удивительно сильно.
совсем на меня не похоже и в этом особо
мне открывается свойство слепого боя.
на ощупь удары. иначе уже не способен.
боль повторится в теле прибоем.
волной. захлебнувшись бессильной злобой,
я перестану в себе ощущать что-либо.
и тело, бывшее мне столь особым,
станем обычным. без ободочка-нимба.

06.06.2006

У паранойи питерский озноб,
тот город, что в мои забрался вены
и там живет и дышит откровенно
и телеграммы отсылает в лоб.
не твердокаменный, но где-то рядом. я
живу, дыша предпитерской тоскою,
о том, что этот город стал тобою
столь прочно, что ни стаи воронья,
ни холод, ни промозглые ветра
меня уже не остановят. веришь?
ты мягко бьешь, и столь же мягко стелешь
асфальт в столице имени Петра,
чтоб я приехал поездом ночным,
чуть заспанный, и этим окрыленный.
кафе. эспрессо с пирогом слоеным.
и наши взгляды цепки и прочны.
и наши пальцы бредят нежно под
кафешным столиком, сгорая в нетерпенье.
схожу с ума. и ангельское пенье
вкупе со счетом девочка несёт.
а после – улицы другие. и другие,
мне незнакомые, но радостные лица.
и мне опять приходиться мириться
что наши чувства - беззащитные, нагие
и, каплю наглые, Москве не суждены.
а после – ночь. ну, с ночью все понятно.
солёный запах, на простынке пятна.
под утро – страх, что мы не рождены
единым целым стать однажды, ибо
в нас плещется кровь разных городов.
но верь, пока мы вместе, я готов
тебе с небес достать кусочек нимба

02.06.2006

мой милый, здесь всё очевидно донельзя.
важнее всего разыграть эту партию молча,
поскольку слова есть противники равновесья,
ты чувствуешь? в них то ли сглаз, то ли порча,
то ли банальное свойство пустых рассуждений,
интеллигентское свойство пускания пыли
в глаза, покрасневшие от упражнений,
суть коих в том, чтоб следить как застыли
в воздухе бледные нити людских обещаний.
ты видишь, как тают они, подчиняясь движенью
бесчувственных стрелок часов? на прощанье
с тобой нам оставив от пустоты напряженье.

30.05.2006

Моя привязанность к тебе сильнее
любого разума и стен любых; сильнее
гранитных плит. я с нею не сумею
порвать или, хотя бы, сделать чуть слабее.
моя привязанность затеяна во вздохе
и в выдохе. она не то, что можно
забыть. забить. ножом делить на крохи,
а после – со стола неосторожно
смахнуть. она опять протяжно воет,
она волками верховодит в полнолунье.
я задыхаюсь этою игрою,
я грустный клоун, эдакий Полунин.
с тобой расстаться я сумею вряд ли,
мы связаны тугим троичным нервом.
мы будем нашу нежность прятать
под масками. наш карнавал в Палермо,
настолько ярок, громок, полон новым,
изыскан, безупречен, нескончаем,
что я устал. Прочти мне лучше Казанову
и пригласи на кухне выпить чая.

после этого хочется принять душ.
смыть с себя равнодушие.
холодно. вдвойне от этого неуклюж
я, создание и так неуклюжее.
после этого хочется спать и курить.
или курить и спать – всегда по разному.
холодно. осень привыкла лить
печаль на окна-глаза каплями-стразами.
после этого хочется молчать или петь.
выть или драться.
после этого много чего еще хочется успеть,
но никогда –остаться.
после этого хочется уйти в ночь.
холодно. холодно, как в каждой строчки
этого стиша. нельзя помочь,
тем, кто чувствует себя одиночкой.

26.05.2006

поверь, забавы пьяных губ
мною заучены настолько,
что мой рассвет не будет груб,
но лишь целебною настойкой

по векам вспыхнет, обжигая
осколки памяти о том,
как этой ночью холод Кая
растоплен был горячим ртом.

ты рядом. ты – со мной. ты – ближе
ко мне, чем кто-то, кто был до.
от шее, и все ниже, ниже…
в твое врываюсь дно

уставшим путником, который
забавы пьяных губ зубрил
всепостоянно, словно Тору.
но, знаешь, прежде не любил,

настолько, чтобы стыть от боли,
что утро станет палачом.
я – ближе, я – тобою болен.
я весь тобою облачен.

я каждым миллиметром кожи
тебя запомню наизусть.
мне нравится, что всё так сложно.
мне всё по нраву – даже грусть,

которую на покрывале
наутро ты оставишь мне.
и эту грусть я одеваю,
подобно латам на войне,

поскольку завтра мы с тобою
схлестнемся взглядами при свете.
и это будет новой болью.
свет солнечный подобен плети.
и мы, друг друга словом раня,
теряем кровь, теряем силы.
мы вместе доползли до грани,
которой вовсе не просили.

25.05.2006

он твердил мне: ты – поэт. вот ты и рисуй.
рисуй словами или звуками,
как богу-солнцу под утро несут
ночь. вязкую, темную, как мазут.
от страсти тяжелую , словно нагруженную сумками.

он твердил мне – ты лепишь из букв слова,
из слов – большие и малые фразы.
ты, словно, плотник из словаря-ствола
выделываешь смертельную гладкость ствола
ружья. и смотришь на мир ствола черным глазом.

он твердил мне, ты – поэт. вот ты и стреляй!
в любых, чей рот чернее той ночи
о которой уже сказали. и не позволяй
воробьям из этого рта гулять
на свободе. разнеси же их в клочья!

он твердил мне – ты поэт, вот ты и люби.
люби, так чтоб боги смотрели с завистью.
любовь корми с руки. в постель с любым
или с любой. и не позволяй никому грубить.
и никому не позволяй надругаться над памятью.

он твердил мне. а я молчал, молчал.
я придумывал рифму к его болтовне.
я думал, сколько же нужно его речам
чтобы выдохнуться. я по новой прощал
его детскую верность ко мне.

23.05.2006

вы заново твердите мне об усталости.
вы заново моим спокойствием лечитесь.
вы – уйдете со сцены, как только занавес
поднимется.
какое забавное противоречие.

вы мне в глаза кидаетесь мнениями
кого-то о чем-то. высокопарными фразами.
плевать. я вам предлагаю болтать без стеснения
о страсти,
которой вы не пробовали ни разу.

и выносить этой страсти диагноз
или просто повесить на эту страсть ярлык,
так в магазине на ценник натыкаясь глазом –
подорожало?!
жаль, а ведь я так привык.

вы, конечно, ко мне вернетесь ещё не раз,
вас влечет мой беззаботный босяцкий нрав.
списав мою страсть на ошибки фраз
в которых
для вас всё одна лишь игра.

22.05.06

без имени. поскольку не помню имени вовсе.
любовь впопыхах, языком раздирая щёку
в сортире. пах бешено ноет и неустанно просит
тепла? охранник пытливо подсмотрит в щёлку.

без имени тело. подумай, для чего телу имя?
оно не спасёт, ни на йоту не сделает краше.
все имена растворятся, забудутся, с ними
сложнее во крат. с ними банально страшно.

без имени нежность. течет откровенно как время,
или как сука в период весеннего гона?
вовсе не важно. бросаю бессильное семя
в резиновый пласт, бездушный, как земли Сайгона

после напалма. без имени ночь и без смысла.
охотники выйдут на промысел, пряча улыбки
и фигу в кармане. и голос, что бархатом выстлан
тоже без имени, будет орудием пытки

тоже без имени, ибо мне сложно придумать
как же назвать этот замысловатейший танец
растерянных тел. на кожу растерянно дунуть
и успокоить? ничуть. я без имени новобранец
любви.

06.05.2006

я бегу к тебе.
бегу через улицы и шоссе.
бегу через ужин и кофе гляссе.
бегу через долгую жирную жизнь.
поскольку иначе – зачем мне жить?

я бегу к тебе.
через асфальт упрямым ростком.
бегу гарцуя или бегу ползком –
неважно. финишной ленточки плоть
жажду телом своим распороть.

бегу к тебе.
аорты – в кровь. дыхание – в боль.
бегу для того, чтобы быть с тобой.
бегу, что ты кормила меня с руки.
бегу, бегом переломав позвонки.

бегу к тебе.
последний поезд. потерянный шанс.
жизнь – как работа бежать. мой аванс
выдан мне плотью нелепой, привыкшей дрожать.
все, что осталось – бежать, бежать, бежать
к тебе.

02.05.2006

В шкафах перебирается одежда,
к шарфам прицеливается горло.
Последняя заплутавшая надежда
на электричках покидает город
спеша на юг. Держа билетик мятый
в кармане куртки. Напевая о своем...
А в городе прохладно. Нежно спят и
пытаются не думать, что приём
побега прост и донельзя банален.
Что каждый год одна и та же суета.
Что станут толще покрывала в спальне.
И сизый дым прорвется изо рта...
Мои замерзнут пальцы, ибо воздух
бесжастен к любому гордецу,
желающему в небо вклинить возглас,
и жалость, продираясь по лицу
соленой каплей стынет, замирая
на обгоревшей коже, ибо я
в своей же страсти медленно сгораю.
вдыхая жирный воздух сентября.

05.09.2005

смеяться, в кровь разбивая губы о губы.
уровень страсти зашкалил за все пределы.
быть разным: нежным, холодным, грубым,
в конце концов, не для того ли дано мне тело,
чтобы меняться сто раз на дню по твоему желанью?
ты лепишь меня, не жалея ни сил, ни нервов.
я стану твоим десертом, вальяжно меня сжирая
любовною хваткой, подтверди репутацию стервы.
и мне это нравиться свыше обычной нормы,
тоненьким скальпелем резать нутро души.
боль, как непременный ингредиент любовного корма,
и как расплата за возможность красиво грешить
мною приемлема. видишь ли, в этом мой стержень –
себе позволяя любым быть, я остаюсь собою.
смотри, как красиво, как тонко нас время режет
алмазною пилочкой, разбрызгивая любовью
в сотни сторон. душная ванная. липкий кафель.
выживем? выдержим? это не важно вовсе…
мы просто сольемся в очередном экстазе-кайфе
себе обещая – в последний раз, и, теперь уж, конечно, бросим.

18.04.2006

любовь – подобие парусной лодки.
а я – неопытный и неловкий
канаты натягиваю до предела,
чтобы рвалась-летела.
забудь про нескладные рифы-рифмы
порой сбивающиеся с ритма,
но танец этих нескладных рифм
правдив настолько, что даже Риф
Барьерный ничуть не страшен.
юнга от бури становится старше
на пару земных спокойных жизней.
видишь, опыт на лоб ложиться
тонкой морщинкой, еще не заметной.
припудренной солнцем. разглаженной ветром,
парус вздымающим на высокой мачте.
и юнга, совсем молодой еще мальчик,
отцовских ударов отвыкнет боятся,
и кровь из губы утирая, смеяться.
любовь – есть свобода души и тела.
и я канаты натягиваю до предела.

16.04.2006

мой бог в тебя не верит – это факт.
нелепо думать, что случиться чудо.
взорви меня. любовный сей теракт -
последствие бессмысленного блуда
твоих ладоней в складках покрывал.
ты там меня-жемчужину находишь,
как будто, кто-нибудь меня скрывал.
смешно так думать, неужели не находишь?
мне нравиться, что бог мой недоверчив и пуглив
твоей отчаянною пылкостью. губами
ты собираешь жар истерик. я сонлив.
но танго тел, прикосновенье лбами
друг к другу сон прогонит прочь.
я ласково сжимаю кисть. мне нужно
тебя простить. тебя просить помочь
спасти меня от холода. простужен
мой бог. и я простужен вслед за ним.
закутавшись в десятки одеял
мне нужно быть излеченным одним,
тем, кого мой бог околдовал.
тем, в кого он, наконец, поверил.

13.04.2006

спи со мной, разбавляя мой сон вином.
стань моим самым изысканным сном.
и, если уж тратить свое время на сон,
то только чтоб в этом сне был он.
спи со мной, жарко в затылок дыша.
сон острее любого ножа.
и, если уж думать, что больна душа,
то только тобой. не дышать,
не ждать, не надеяться. бить в лицо
отчаянно. назвать тебя подлецом.
закутать в ладони отчаянье.
в горло всадить молчание.
следить за тобой нелепым вассалом,
жизнь в лицо откровения мне бросала,
что, мол, не надо усилий жил.
не ради меня он жил.

11.04.2006

а ты говоришь, что мой страх смешон.
еще немного – и он прошел.
но даже самое яркое солнце
не сделает мне хорошо.

так хорошо, как в твоих ладонях.
но что-то меня постоянно гонит
все дальше и дальше,
остаться здесь не позволит

душевная рана дикого зверя.
мне так отчаянно хочется верить
что ты догонишь меня, когда
я буду готов хлопнуть дверью

и выйти в ночную безлюдную стужу.
я – болен. я откровенно простужен,
но греет меня мысль,
что хоть кому-то, да нужен.

Я буду пьянеть от её поцелуев быстрей,
чем от абсента, горящего в грязном стакане,
быстрей, чем от спирта, который так жадно лакают
небритые дворники и санитарки. как будто в костре

буду сгорать от её поцелуев шальных,
отчаянных – что там ! – опаснее пули, кинжала,
яда; она, улыбнувшись, тихонько прижалась
ко мне, одарив теплотою улыбки, иных


любви доказательств не нужно. шальная весна
шумит на проспектах толпой, разливаясь лениво,
и в каждом прохожем соперника видит ревниво –
особо во мне; и мне эта ревность вкусна.

я буду тонуть от её поцелуев, меня
в омут объятий почти с головою... погибну?!
закат освещает высотки пылающим нимбом,
на краешке неба прохладой ночною звеня.

май 2007

у весны мятный запах.
у весны – голый завтрак.
у весны – радостное завтра.
весна девочкой глазастой
не дает уснуть парнишке.
как пронзительная книжка,
вряд ли выдаст передышку.
весна носится вприпрыжку,
раздирая счастьем вены.
весна тонет откровенно
в грязном снеге. непременно
пахнет в воздухе изменой.
у весны – сердечный спазм;
первый девичий оргазм.
первый похоти приказ –
время для любых проказ.
сонм сомнений: даст? не даст?
лопнет недоверий наст…
паренька соседка сдаст,
что, он, мол, на всё горазд…
у весны – нью-йоркский джаз.
едкий веселящий газ.
опьяненный блеск у глаз,
хриплая болтливость фраз.
терпкость юного вина
нету времени для сна.
нет ни крыш, ни стен, ни дна.
у весны всегда весна.

02.01.2006

ты бредишь отчаянно. нежно бредишь.
спиртом пропахла рубашка и джинсы.
иллюзия счастья, что скоро приедешь
и станешь во мне танцевать Нижинским.

выделывать па на краю стола.
ртом поглощать шоты с текилой.
смеюсь. тобой во главу угла
поставлена страсть. та, что сгубила

любых, кто был до тебя. поверь
мой край абрикосовых ласк надкушен.
амбарный замок на железную дверь
повешен не зря. поверь мне, он нужен

чтобы укрыться от тех, кто стучит
в дом по ночам, предлагая мне спирта.
сплю. под подушкою прячу ключи
и книжку с азами любовного флирта.

ты веришь в меня. так ребенок верит в силу отца.
так верят, что одиссея может начаться с крыльца.
так смертельно больные верят врачам. так матери верят в детей.
исступленно. не признавая предательства и потерь
того, что внутри. вера ляжет костьми на алтарь,
перевесив любое, что против. вера привыкнет глотать,
не морщась, до донышка повседневности яд.
мой голос станет нежнее песен наяд.
мне страшно чувствовать эту веру. она в кандалы
свободу мою закует. она станет слаще халвы.
и, безусловно, будет необходимей дозы лекарств,
впрыснутых внутривенно. преданнейшей из паств.
воскресное утро будет выделено для молитв.
я буду сгибаться под этой ношей. под тяжестью плит
храма, что вера твоя возведет. и каждый раз
мне будет все меньше воздуха. легочный спазм
станет логичным итогом. последний хрип.
вера твоя выдолбит в камне надгробном - «r.i.p.»