Первый день весны – воскресение. Символично… Перетруженный за зиму эхолот памяти пора убирать на полку – скоро на смену воспоминаниям придут новые впечатления, дерзкие и яркие, как цирковые шуты. Пернатые колобки воробьиной пряжи обрели настойчивый и оптимистичный голос, отощавшие за зиму городские символы мира словно стряхнули с себя пыльный налёт и стали переливаться всеми цветами палитры. От них не отстаёт робкая ещё радуга, с нотного стана которой зазвенела настойчивым до-диезом весенняя капель. В утренней серости города уже неявно угадываются цвета обновлённых пестрых фасадов – таких однотонных зимой. Нева настойчиво надламывает холестириновые бляхи льда на своих артериях и венах. Многочисленные ангелы и статуи куполов и соборов сменят свои мраморные и позолоченные слёзы на влажный блеск весенней измороси в их мудрых и добрых глазах. Световой день набирает силу – офисным катаржникам удается урвать свой кусочек неяркого солнца не только в обеденный перерыв, но и на пересылках типа «тюрьма рабочая – тюрьма домашняя».

   И в такое, казалось бы заурядное утро я иду среди этих арестантов долга с поднятой вверх головой. Мой взгляд не выискивает больше следов одноглазой ночи на осипших от зимней снежной грязи тротуарах – я смотрю в выцветший ситец дыряво-облачной голубизны неба. Я знаю – ещё немного и сквозь дремлющие лоскуты глиссирующих туч появится первый луч весеннего солнца. Он неизбежно отразится от иссохших за зиму стенок граненого стакана моей души и заиграет необъяснимой логикой фортуны в моих будущих поступках.

...и я впитаю в себя этот первый волшебный луч, улыбнусь городу и тихонько процитирую старика Фридриха: «Это моё утро, брезжит мой день: вставай же, вставай, великий полдень! Так говорил Заратустра и покинул пещеру свою, сияющий и сильный, как утреннее солнце, подымающееся из-за тёмных гор.»

Странное состояние.
Хочется и говорить, и молчать.
И стоять, и двигаться.
И думать, и... чувствовать.
Нравится то, что есть: вокруг, в общении, в будущем.
Но пробивает иногда искра. Микромолния.
И вопрос: а что дальше?

Странное состояние.
Такое бывает, когда шел-шел в гору: не легко, но и не трудно, спешить не нужно.
Шел, осматриваясь, останавливаясь, думая, замечая.
Пространство окружающее менялось, изменялся вид справа, слева.
Назад не оглядывался. Да и кто будет оглядываться, когда идешь вверх?
И вот вышел.
Простор. Далекая голубизна неба. Встречный ветер плотным потоком, не жестким, теплым, с дружеским ощущением его похлопывания по спине и рукам.
Стоишь зажмурившись.
Дальше идти некуда, только прыгать.
Смотришь на открывшееся и понимаешь.

Странное состояние.
Понимаешь, что твое движение поглотилось открывшимся простором, и теперь не вспоминается.
А если и вспоминается, то только как часть, как минутное прошлое, как песчинка, растворенная во встречном ветре и отнесенная встречным ветром в состояние вечного покоя - в архив.

Странное состояние - это взвешенное состояние.
Неспокойное состояние. Неустойчивое состояние.
Назад не пойдешь. Остается только делать шаг вперед.
Нет, это не страшно! Не может быть страшно, когда улыбаешься.
Просто это будет уже... другое.

Остается только выбрать момент времени для шага.
Спросить себя...
Оглянуться назад...
Вдохнуть этот плотный встречный ветер...
Улыбнуться.
И...

Муза чаще всего приходит тогда, когда у верного ноутбука истощается батарея, и он тихо - мирно засыпает. Эка невидаль, скажите Вы: чего проще берешь старую добрую ручку (или карандаш, кому как привычнее), лист бумаги и ... вперед - под танки. Ан нет, бывают ситуации, что и бумаге нельзя доверить то, что твориться в голове, да и голове тоже нельзя доверять, ибо муза, посещающая в два часа ночи, обычно дама капризная и не желающая дожидаться следующего утра или зарядки аккумулятора какого-то самонадеянного болвана... посему, взмахнув белоснежным платьем, исчезает в ночи, оставив незадачливому горе-писателю на утро в лучшем случае только головную боль и пустую черепушку с одной глупой, но верной мыслью: "Неужели я хотел вчерась написать что-то умное и гениальное? "
Говорят, что история не знает сослагательного наклонения, а получается, что и обычная жизнь тоже. Что наша жизнь - игра, причем как с другими, так и с самим собой, своей ленью, самонадеянностью и глупостью.
Надеяться на то, что ты, случайно, вдруг, не с того не с сего, сможешь написать "нечто такое сногшибательное", также глупо как и ожидать золотого дождя. Писательство тяжелая и утомительная работа, требующая всего напряжения моральных и физических сил... Работа не с только и не только для себя, а для других, тех ... иных, читателей, которые может никогда и не оценят и не поймут твоих трудов, не узнают чего тебе стоило прожить столько жизней со своими героями, столько раз умирать и воскреcать вновь, столько раз терять веру в себя и в свои силы, а потом находить ее вновь, столько раз любить и ненавидеть...
Кого? Себя, других? А имеет ли это теперь значение? Важен ведь результат, готовый текст, материал, так ведь? Если он задевает, не оставляет равнодушным, заставляет любить и ненавидеть, сопереживать и извлекать уроки, то ...
А если нет, что тогда? Впрочем, мы ведь не учимся на чужих ошибках, так ведь? Да и учителя нам могут попасться глупые и не разбирающиеся в жизни... Тогда чего хотеть и желать, на что надеяться? Я не знаю...
Хочется просто жить, именно жить... Да, жить сегодняшним днем, сиюминутным моментом, мгновением, которое непостижимо и неповторимо, которые мы не ценим и не понимаем, ибо сиры, глупы и неразумны.
И Муза тут совершенно не причем.

Весна, мля... и непонятно что у людей в душЕ. Толи они живут грёзами о лете, толи зимой. Часто у вас случалось так что было некуда пойти? Не так, чтобы небыло денег, желания, возможности, причины...а так, чтобы "закрой за мной двери - я ухожу..." Давно вы уходили ниоткуда вникуда? В Питерский дождь? Когда не понятно осадки или слёзы на твоём лице... Когда сказано больше, чем выдержали оба...даже трое...
Когда несвойственные обороты напрашиваются на язык и мир расползается от непереносимой легкости бытия. И давно забытая музыка становится лейтмотивом существования. Кода можно рисковать, и уже, вобщем то, нечем рисковать. Свет, который наскучил...тот самый "ласковый свет" что уже не ласкает и не греет. Гулкий хлопОк железной двери за спиной, звон посуды, истерики и судорожное молчание. Когда ночь - твой подельник и свидетель, прокурор и адвокат. Сказки, иногда, тоже бывают с открытым финалом. Учитесь мудрости, люди! Учись мудрости, Лёха...