...Никто специально течения и направления в философии не придумывает. Они формируются из фигур философов, которые могут принадлежать к разным культурам. И мы можем достаточно легко отнести тех или иных наших философов к этим направлениям — от аналитической философии, до постмодернизма. Понятно, что существует собственное самовыражение нашей философии, которое связно с собственной культурой.

В философии никто никого не догоняет. Философия, в отличие от науки, вектор развития которой направлен на все более адекватное отражение предметного бытия (это важно отметить именно предметного бытия) представляет собой вневременное смысловое пространство где все теории, в каком-то смысле равны и в котором, философы осуществляют диалог, независимо от того, живы они или уже ушли из этого мира. Это вневременной диалог идей.

Поэтому Платон может оказаться для нас при осмыслении той или иной проблемы, чем самый современный из современных философов. В нашей философии очень сильна религиозная и софийная традиция. В каком-то смысле, Европа отказалась от идей Платона, приняв философскую парадигму Аристотеля. А вот в России, напротив, была подхвачена и по-своему промыслительно реализована именно платоновская модель философствования, конечно глубоко проинтерпретированная таким мыслителями как В.Соловьёв или П.Флоренский. Особое развитие получила в России и философии права, например, И.Ильина, которая вообще в целом до революции была весьма развита. И можно было бы порассуждать почему.

История философии как некая связанная модель всегда приобретает национальный колорит. И так происходит не только в философии. Представьте себе, что историю русско-польских отношений пишут два учёных. Один – поляк, другой – русский. Как Вы думаете, это будут одинаковые истории, даже если в их основе будут лежать достаточно одинаковые фактические события? Конечно нет. Ибо мы не можем уйти от оценочных позиций, а поэтому для русского человека, например, Суворов – это безусловный герой, а для поляка – враг, подавивший Варшавское восстание 1794 года. И до сих пор мы доказываем, что никакого кровавого подавления не было, а поляки, настаивают на противоположной трактовке.

Кроме того, необходимо понимать, что огромный период в философии в нашей стране был деформирован.

В частности, именно в этот момент произошёл её отрыв от филологии и истории. Как красиво и точно отмечал С.С. Аверинцев, философия вышла из слова. Мир античности был миром становления философии прежде всего через слова, которые вылавливались из образов обычной жизни человека. Я недавно написал статью об этом «Философия и слово» (от ред. см.: (http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=456&Itemid=52).

Что касается истории, то здесь есть проблема в преподавании истории философии. Студенты часто просто «не чувствуют» историю. Когда мы например, говорим о том, что древние греческие философы жили более 2500 лет назад, для них это воспринимается как некий «временной мешок», в котором не дифференцирована время жизни отдельных философов, как будто они все жили одновременно. Это недостаток линейного преподавания истории философии без соотнесения данной истории не только с конкретными периодами жизни, но и с разницей событий в той или иной культуре. Это может значительно исказить восприятия.

Приведу пример.

Не знаю как сегодня, но в годы моей учёбы в школе мы, анализируя, по-моему в 8 классе творчество В.Г. Белинского (кстати учившегося на словесном отделении философского факультета Московского университета) долго разбирали одну из фраз, которая была им выхвачена из философии Гегеля о том, что «все действительно разумно, а все разумное действительно». Это был один из главных пунктов философских воззрений Белинского. Отсюда он выводил примат действительности над идей и мечтами и т.д.

Но давайте вдумаемся. На Гегеле фактически происходит завершение немецкого идеализма и в каком-то смысле всей классической философии, а в России в это время говорить о философии в таком развитии ещё невозможно. И в этом нет ничего страшного. И не надо вслед за Зеньковским вести философию чуть-ли не от юродивых времён Ивана Грозного. Культуры разнятся. И важнейшей особенностью русской культуры является то, что множество философских идей содержались здесь в русской литературе, этом действительно мировом явлении.

Неслучайно же, например, Ф.М. Достоевский часто обозначается как один из идейных основателей экзистенциализма.

Культуры разнятся. Они отличны по возрасту, по зависящей от этого доли пассионарных личностей как отмечал Л. Гумилёв. И это важно учитывать всем и всегда.

Например, стоит задуматься о том, что Соединённые Штаты Америки моложе Московского университета. В списке культур – это некий подросток, для которого культура Германии, пожалуй, это уже пожилой человек, культура России – взрослый человек, а культура Китая – это древний человек. Не случайно часто политику США я и характеризую как подростковую. Отсюда и агрессивность, и навязывания всем своего стиля поведения, своих культурны стереотипов. Разве не так ведёт себя в жизни подросток? И такое поведение очень отлично от спокойной ныне и взвешенной позиции Китая. История так развивается, что в ней постоянно происходит гибель одних культур и возникновение других. Может быть США уже не будет, а Китай останется? Отсюда, кстати говоря вытекает и принцип отношения к другой культуре, основанный на понимании того, что она может быть и является другой.

Когда мы говорим о философских трендах – что там скрывать — не знают нашу философию на Западе! По разным причинам. Но точно так же там практически очень мало знают Пушкина, который для нашей культуры является вершиной гениальности. Гораздо больше знают, например, Достоевского или Тургенева. А Пушкина не знают.

Этот феномен прекрасно объяснял Ю.М. Лотман, в своей концепции диалога культур как пересекающихся смыслов. То есть в разные периоды возникают разные сферы пересечения. Более того бывают случаи, когда поэт или писатель другой культуры, оказывает если не более, то так же популярен в другой культуре, как например, Гете или Рильке в русской. Но это особая тема. Так же и с философией.

- Почему не знают русскую философию?

Во-первых, есть языковой барьер. Парадоксально, но «Философский пароход» – это страшное событие для русской культуры, имело, как мне кажется весьма положительное значение для европейской культуры.

Во-первых, это дало импульс для знакомства с русской философией, а, во-вторых, подспудно изменило, может быть без осознания этого и саму европейскую философию. По крайней мере, от русских философов такого крупного масштаба нельзя было отмахнуться. Г.Г. Гадамер в одной из встреч с нами (тогда ему было 98 лет) вспоминал о тех впечатлениях, которые на него произвёл Ф. Степун, который познакомил одного из основателей герменевтики не только с русской философией, но и с русской литературой. Впечатление было настолько сильное, что когда мы спросили Гадамера, кто является его любимым русским писателем, он несколько нетрадиционно и сразу ответил — Гоголь. Это нас поразило. Ведь философ не знал славянских языков вообще, а перевести Гоголя кажется просто невозможным. Оказалось, что Гоголя ему пересказал как раз Ф. Степун. И, по-видимому, так пересказал, что сделал его любимым писателем немецкого философа.

Поэтому когда мы спрашиваем немецких философов, кого они знают из русской философии, ответ стандартен: Достоевский и Толстой. Так, например, совсем недавно ответил и Ю. Хабермас, который приезжал на наш факультет читать лекцию.

Есть страны вроде Франции, где традиционно интерес к философии был большой, туда достаточно много уезжало. Поэтому людей из той же плеяды Серебряного века знали достаточно неплохо.

Вторая проблема. Мы очень любим сами к себе относиться уничижительно. Была связь философии советского периода с идеологией. Но ведь это вовсе не означало, что в ней присутствовала и живая линия философской мысли, в частности, в области истории философии, в области философии науки. Что касается последней сферы, то многие философы её воспринимали как возможность «дистанцироваться» от идеологии. Достижения, которые были в этот период в данной области были весьма интересны и не уступали модным тогда работам Куна или Лакатоса. Иногда, читая труды сегодня просто поражаешься этому. Иное дело, что западный философ всегда казался нам раскрепощённым в тексте. Нас всегда приучали: «Ты должен цитировать, ты должен расписаться за каждую цитату» — нам казалось невозможным нарушить эти издательские правила. В результате сама стилистика при издании работ, часто заставляла так её оформлять, что новизна и яркость работы отходили на второй план. Именно поэтому сам стиль западных философов науки казался нам свободным. Кстати, сегодня мы остро ощущаем дефицит философов, которые знают и занимаются науками. Это следствие её трактовки как чисто гуманитарной дисциплины, что отражается даже в самом реестре дисциплин, например ВАКа. Это надо менять.

Ну и наконец, финансовые обстоятельства. Для того, чтобы тебя знали, ты должен активно выезжать в другие страны и университеты. А у нас государство даже не выделяет бюджетных средств на командировки. Нужен отдельный фонд, обеспечивающий мобильность профессуры. Это вообще должно быть нормой работы профессора или доцента. Как ни странно, я пойду сейчас против повального перехода на английский язык, мы не должны не стесняться своего языка. Если мы хотим, чтобы нас уважали, если мы хотим, чтобы русский язык развивался, мы должны на нем говорить.

Что такое – трудности перевода в философии?

- Например, я беру текст Хайдеггера, и у меня встречается, допустим, понятие Raum – пространство. Но я исхожу из стереотипа, что Хайдеггер сложный философ. Он не мог сказать просто Raum – пространство. Я беру Большой немецко-русский словарь, нахожу 10-е значение слова Raum и перевожу. Ну и представьте, что весь текст мы перевели таким образом.

Поэтому я студентам часто даю такие задания – взять самую простую статью из «Московского комсомольца», словарь Даля и перевести современные понятия слов на 10-15 значение из словаря. Получится текст, который никто не поймет.

Перевод философской литературы просто ради передачи информации – это бессмысленная вещь. Когда-то Т.И. Ойзерман этот вопрос у нас поднял. Помните, есть такой знаменитый тезис о Фейербахе у Маркса? И этот знаменитый тезис, что «философы различным образом объясняли мир, а наша задача его изменить».

Парадокс: у Маркса нет термина «объясняли», у Маркса термин «интерпретировали». Потому что объяснять – это проникать в сущность вещей, а интерпретировать – это иная операция, связанная с приданием другого значения словам. А представляете, как изменился смысл? Понятно, почему это было сделано идеологически, потому что именно объяснять, проникать в сущность, надо было показать, а Маркс имел более легкую ситуацию. Философы различным образом интерпретировали мир! И таких примеров очень много.

Помните знаменитое стихотворение Гете «Горные вершины», перевод Лермонтова изумительный. Потом этот перевод поступает в Японию в нашем варианте, потом из Японии в Германию, а потом подстрочный перевод этого перевода у нас. Это выглядит приблизительно так, я своими словами: «Тихо вокруг, я сижу в беседке, над нами летят журавли, я сижу и плачу». Возникает проблема: состоялся перевод или нет? Настроение передали, слова исказили.

А представьте, что к этой горизонтали соседствующих друг с другом культур добавляется вертикальный перевод. Допустим, текст древнеегипетской культуры на современный русский язык или на сленг, чтобы совсем ситуацию довести до предела. Возникает масса таких коллизий.

Школа уходит от системы образования основанной на знании и переходит к натаскиванию на поступление, то есть резко ограничивает, особенно в старших классах, необходимость получения разнообразных знаний.

Вторая сторона проблемы. Мне приносят апелляции. Ясное дело, само слово «апелляция» написано с ошибкой – это тривиально, мы уже даже не обращаем на это внимания. Но дальше там в этих шести строчках еще порядка трех-четырех ошибок. Спрашиваем у человека: «А как у Вас с ЕГЭ?» – «Все нормально с ЕГЭ».

Чтобы быть грамотным человеком, недостаточно выучить грамматику. Человек, особенно собирающийся учиться, должен много читать. А что сегодня происходит с уровнем грамотности? «Щас», «че», «чота» и так далее. Это новый тип ошибки, который связан совершенно с другой системой воспитания. А государство или реформаторы от образования часто не ученика подтягивают под правила, а начинают упрощать орфографию. Во многих странах так было, в Германии в некоторых землях это вызвало сильнейший протест. Некоторые писатели, например, Гюнтер Грасс, отказались работать по новым правилам. Поэтому школа, конечно, в этом плане деградирует, она уходит от знаний, она становится инструментом натаскивания.

В России натаскивание происходит в большой степени, потому что кроме Египта, Китая и еще пары стран, ЕГЭ в качестве массового критерия отбора в вузы не применяется. Ни Кембридж, ни Оксфорд, ни Гайдельберг – никогда. О Германии и не говорю, там в гимназии учатся 13 лет, там сумасшедший отбор, но в гимназии попадают около 30% процентов учеников, которые потом и получают особый документ – абитуру, дающий право на подачу документов в университет.

ЕГЭ очень кардинально меняет школу. Еще лет пять и все станет очень серьезно.

В Европе что происходит? Большие миграционные потоки, надо молодежь с улиц убрать. Самое лучшее средство убрать с улицы — вставить их в образовательную систему. Но тогда не будет хватать денег, поэтому нужно уменьшить финансирование. Для того, чтобы уменьшить финансирование, надо отрезать два года магистратуры, сделать четыре года бакалавратуры, магистратура платная. У нас, вообще-то, такой серьезной проблемы пока не было.

Но на Западе остаются элитные вузы, которые это легко обходят. А мы пошли по самому плохому пути, у нас лучшие техникумы вдруг стали вузами, которые до последнего времени давали точно такие же государственные