Последний раз в Павловске я была больше 10 лет назад. И когда сегодня я силилась вспомнить, когда именно, это у меня так и не получилось. Потом я напрягла мозг, и он выдал, что это было золотой осенью, возили детей из школы во дворец, а потому по парку почти не погуляли, холодно и дождливо было уже. 
            И именно поэтому я решила сегодня взять реванш за прошлое не слишком удачное посещение парка, и осмотреть его по возможности весь. Куда там! Благими намерениями дорога помните куда выстлана? Ага, как раз туда! Но парк меня очаровал сразу. Надо отдать должное немецко-фашистским захватчикам, дворец они разрушили, а парк не посмели. Может просто некогда им было шастать среди столетних берез, сосен и кленов? Как бы то ни было, но он сохранился, да еще и приумножился стараниями работников музея. Да и сегодня там что-то подсаживают, что-то выкорчевывают, что-то улучшают и совершенствуют. И сам по себе парк огромен. 

           Мне повезло вдвойне, сегодня день пенсионеров, а это значит, что вход в парк и прочие милые местечки для них даром или почти даром. А так как к этой ущемленной братии я примкнула года два тому, то меня несказанно порадовало такое совпадение.
Правда в сам парк я вошла не с центрального входа, а с тылов, а потому идти мне предстояло долго. Ну и что! У меня был в запасе целый день. И почти около ворот я увидела торговую точку для… белок! Точнее для людей, которые хотят цивилизованно подкормить белок. Белок в парке не счесть, всех возрастов и размеров. Есть такие , которые уже ждут, когда им люди еду дадут. И лапку тянут к орешку и грызут, грызут, грызут! 

            И всем в радость, кроме торговки. Она мне пожаловалась, что белки так обнаглели, что прыгают на стол с мешочками орешков и пока она рассчитывает покупателя, хватают в горсть сколько могут унести и убегают, как только она на них замахивается. Да-а-а-а, однозначно белки не читали «Капитал» Карла нашего Маркса! Иначе бы знали, что они лишают девчонку-торговку прибыли. Зато меня те белки рассмешили и порадовали.

            Пробовала углубиться за ними в чащу леса, да куда там! Комары свирепые вмиг окружили плотным кольцом и стали выбирать на мне места повкуснее. Вынырнула на просеку. Дальше пошла. Но парк-то велик! И туалетов не наблюдается. Пришлось бежать в чащу. И вот тут ошалевшие от радости комары, сделали стойку над моей филейной частью, потом замерли в восторге от обилия еды, зукнули для азарта и!.. Отмахнуться от них было нереально, к тому же два дела одновременно делать я не способна. И вот тут я вспомнила плясовую исконно русскую под названием «Комаринская!» Как там славно народ себя лупит по ногам, по бокам, по плечам! Видать танец-то родился в таких баталиях с комарами, не иначе! Пока я чувством выполненного долга штанцы на себе охорашивала, обожравшиеся комары висели надо мной в стойке « а поспать бы!»И я их шлепала двумя руками аки мельница. Они не сопротивлялись, куда там! Сложив крылья, лапы и хоботки, они безвольно тучами падали на слежавшуюся хвою и помирали смертью не храбрых. Аминь им, а мне дальше!


           После комаров поразило обилие дятлов, стучат милые, стучат! Да так звонко, что слышно отовсюду. В многочисленных прудах угрюмые мужики ловят рыбу, но что-то улова ни у кого не увидела. Вокруг разнотравье манит запахами, на прудах кувшинки желтыми головками завлекают. Уточки свою малышню выгуливают и жизни учат.

            А у Пиль- башни народу нет вообще. Зато избитое до галлюцинаций «здесь был Вася» видно издалека. И что удивляет, народ до того оскудел умом, что даже имена свои полностью написать не могут. Пестрит усеченным: «Здеся был Леха!» «Таха тута тусАвалась», «Ван руку прилАжил». Смутно догадываюсь, что не Ван Гог. Но башню до слез жалко. Наиболее ретивые отодрали с нее даже штукатурку. А глядя с мостика вниз на ручей, мне подумалось, что неплохо было бы , чтобы тот же Ван, Таха и Леха сверзлись к едрене фене в воду и закончили свои жалкие жизни. Жестокая я, ой, жестокая!


        …Немногочисленные зеваки ищут какие-то павильоны и ручьи. Руинный каскад полностью оправдывает свое название. 


            Иностранцев вглубь парка не ведут, понятное дело, выбраться они оттуда уже не смогут. А нам их мумии без надобности! Сами потопчем наши луга, поля и леса, да и с комарами шутки плохи. Иностранцев водят только на хорошо известные парковые дорожки к скульптурам.
            Старая Сильвия напомнила Варшаву, в центре города у вечного огня фонтаны, а вокруг них музы. 




          Здесь тоже полный комплект муз. Но в отличие от тамошних, местные сделаны из металла. Немногочисленная публика пытается понять из какого, и почему-то считает своим долгом что-то у них потереть. Везет дамам-музам, у них трут туфельку.

Не везет Апполону Бельведерскому. Член его отполирован до блеска. 

           Сдается мне, не иностранцами, а нашими мадамами. У нас с мужчинами напряг, вот дамы и намаливают себе то, чего им недостает. Мода у нас нынче такая, даже в метро предлагают сходить приложиться к чьим-нибудь мощам. А тут не мощи, а натурал в металле! Глядишь, и настоящего так себе наколдуют.
А от Апполона двенадцать дорожек расходятся, а в конце каждой еще по скульптуре. 

             На небо наползали лениво тучки, и одна из скульптур натурально смотрела в небо в ожидании дождя. Я тоже взглянула, небо хмурилось, пора было держать путь ко дворцу.
Однако по пути случился еще один памятник. Неподалеку от двенадцати дорожек расположен Памятник родителям

           Он был построен по проекту архитектора Ч.Камерона. Первоначально павильон был сооружен в честь Фридерики Вюртембергской, умершей сестры Марии Федоровны. Затем в павильоне были установлены траурные скульптуры, посвященные другим умершим родственникам императрицы, и он получил свое нынешнее название. Перед ним установлены чугунные ворота, выполненные по проекту Тома де Томона. К Памятнику родителям ведет дорожка, которая называется Философской. Правда состояние памятника плачевное, а буквы с памятных табличек и вовсе сбиты.



             По пути, идущих из чащи, обгоняют прохожих голубые вагончики с сидящими в них немногочисленными туристами. В записи отчетливо слышна лекция о красотах парка. Едешь и слушаешь, а сам глазеешь по сторонам. Цивилизация!

            А потом раздается стук копыт, и из-за поворота показывается самая настоящая лошадка с повозкой, в которой тоже перевозят туристов.

          Лошадка неспешно идет в чащу, а я, наоборот, выхожу из нее, чтобы двинуться по центральной аллее в сторону дворца. И вовремя! На небе белые тучи уверенно вытесняют яркую голубизну, температура падает и хочется укрыться в тепло.

           За то время, что я не была во дворце, он сильно переменился в лучшую сторону. Открыта большая часть залов и этажей. 
            Что мне взбрендило в голову смотреть на люстры, я не знаю. Но почему-то сегодня именно они меня заинтересовали. Может потому, что сама недавно решала « люстрный» вопрос и остановилась на античном варианте, не знаю! Но голова моя сама собой задиралась к потолку, и я оценивала люстры практичным взглядом.




Роспись на потолках тоже впечатляла. 



Убранство залов восхищало. 



            Наша замечательная гид вещала о любви Марии Федоровны к Павлу первому. Я скептически поджимала губенки и думала, раз любила, могла бы и не спать в отдельной спальне. Раз любила, оттолкнула бы гренадера и кинулась на помощь мужу, которого убивали в соседней комнате. Его убивали, а она слышала! Жуть! Словом, холодно я отношусь к ней, холодно! А говорят, Павел ее очень любил. С другой стороны, он женился на ней пять месяцев спустя после смерти горячо любимой первой жены. Так что очень я сомневаюсь и в его любви тоже. Как-то скоротечно померло его чувство к первой жене. 
А вот в том, что детей своих любил, не сомневаюсь! Во дворце есть комната, где висят портреты всех его многочисленных детей, написанные художниками, когда дети были в разных возрастах. И парадный семейный портрет там же. И мне он хорошо знаком, нередко я его разглядываю в книгах о династии Романовых.

             Кичливость Марии Федоровны умиляет! Она жила на первом этаже, а вот в комнатах второго этажа велела поставить кровать, вывезенную из Голландии, на которой никто не спал, но ее гордо показывали гостям. Такой роскоши под золотым балдахином тогда ни у кого не было!

             С каким тщанием собирала она некоторые вазы и вещи! И все со смыслом! Две одинаковые вазы, которые называются « сплетницы». И стоят друг против друга, умножая сплетни. 

         И севрский фарфор она ценила. И столовые сервизы отбирала самые модные по тем временам! Да только кроме нее мало кто ценил это добро. Так, сохраняли из уважения к ней.

            Говорят, не безрукой была Мария Федоровна. Увлечение у нее появилось, она стала вытачивать на станке токарном простенькие изделия. Например, колонны к этому макету сама сделала.

            А вот когда все эти вещи стали достоянием народа, как теперь принято говорить общественности, тогда они расцвели в буквальном смысле слова! И когда немцы захватили во вторую мировую войну Павловск, то работники музея множество экспонатов закопали в саду, чтобы не достались они ушлым немчикам. А сегодня множество немцев ходит по залам дворца и осматривает экспонаты, когда-то разрушенные или изуродованные их предками. В зале стоят мраморные скульптуры, которые пережили пожар, устроенный немцами по поводу отступления из дворца. А смотрительница музея мне поведала, что наши граждане против того, чтобы немцы ходили по нашим дворцам. Говорят, нечего пущать к нам энтих разрушителей! И мы с ней дружно посмеялись их детскому патриотизму. Если так пойдет, то наших туристов не пустят ни во Францию, ни в ту же Германию. Так сказать, ответят нам взаимностью.




            Пока я гуляла по дворцу, распогодилось, тучки изволили отступить ненадолго, и я решила сходить во внутренний дворик Марии Федоровны, где она собственноручно выращивала цветы. Цветов и сегодня здесь много, правда, стараниями садовников.






Но около старых кустов стоят таблички, указывающие на то, кем, когда и в связи с чем они были высажены. И в конце садика в павильоне три грации поддерживают вазу с цветами. Душевные такие грации, рукастые я бы сказала!

         И вот что интересно, в парке полно семей с маленькими детьми, молодежи, и… одиноких старушек. А вот дедушек одиноких я не наблюдала. И бабушки такие ухоженные, чистенькие, не потерявшие интереса к жизни! Одной такой бабуле я устроила фотосессию. И она кокетливо отставила ножку в сторону и попыталась лучезарно улыбнуться в объектив. Но отставленная в сторону ножка и широкая улыбка были уже неуместны, даже жалки на фоне жизненных потерь, которые бросались в глаза сами собой. И тогда я шуткой попыталась сгладить неловкость и попросить бабушку присесть около куста гортензии. Но сколько бабушка не пыталась присесть, у нее не получалось! Ноги уже отказывались ее слушать, они предательски подкашивались. А душа у нее была молода! Что было делать? Болтать с бабушкой, чтобы отвлечь ее, и, чтобы расслабившись , она стала более естественной. И у нее все получилось! Бабушка пересмотрела все снимки, что я сделала и сказала: «А вот те, что мне понравятся больше всех, я все же напечатаю! И буду смотреть зимними вечерами в альбоме. Так привычнее…»
        Надо полагать, я тоже буду иногда пересматривать снимки, сделанные в Павловске, правда, в отличие от старушки, в своем цифровом архиве. Мое поколение от фотографии уже уходит.