Единственная книга за много лет, которую я не дочитала. А ведь хорошая.

– Фокус, – начал Антон Петрович Фертов, обращаясь к единственному иллюзионисту на потоке, – не только самое древнее, но и самое необходимое человечеству искусство. Христос начинал как фокусник. Вы начинаете – как Христос. Помните, куда он шел, потому что Вам – туда же. Фокус – это то, чего не бывает. Из пустого цилиндра вынимают кролика. Простой фокус… ему две тысячи лет. Но две тысячи лет фокус этот – живет. И две тысячи лет публика знает, что он – обман. Знать-то знает, ан – сомневается: вдруг не обман? Две тысячи лет сомневается публика, две тысячи лет опирается на шаткую подставочку «вдруг» – этого «вдруг», в котором-то все и дело. Вдруг кролик действительно возник – из ничего, из воздуха, из мольбы иллюзиониста: возникни!

– Давай пойдем в кусты, – сказала Вера. – Мне там надо кое-чего разбить.

Он научил тебя шагать из действительности в иллюзию и из иллюзии в действительность: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда! Ты везде свой и нигде не свой. Тебя отторгает действительность – и иллюзия отторгает тебя, ты никому не нужен…

Две тишины, снаружи и внутри, уравновесили друг друга.

Лев стоял где стоял и смотрел на нее. Причем как-то бесстыже смотрел: так на людей не смотрят. Так на животных смотрят: на собак, кошек… на зверей в зоопарке. С интересом естествоиспытателя.

– Леночка, не томи подходами… скажи в чем дело и – …
– …иди? Скажи-в-чем-дело-и-иди, да? – Она перешла в центр второго по счету квадрата, словно в наступление перешла.
– Ты воевать сюда? Так у меня ружье заржавело…

Он никому не рассказывал об этом. Да и кому такое расскажешь! Кому объяснишь, какими жуткими и острыми чувствами наполняет сердце смерть куклы? Смерть той, которая умереть – не может, для которой и смерть – игра.

Когда начинается этот дележ правды – на правду чистую и… и не чистую, тогда забудь о правде, львенок! Не бывает не чистой правды, любая правда – чистая. Теряя чистоту, правда теряет и право быть правдой.

Она, кстати, жила недалеко, на Песчаных.
Теперь выяснилось, что на 8-й Песчаной, дом 9, квартира 10… а-риф-ме-ти-че-ска-я про-грес-си-я.

Есть фразы, которым, чтобы состояться, необходимо быть повторенными. «Я люблю тебя» не имеет смысла, если навстречу ему тут же не послано ответное «И я тебя». Надо очень точно знать, когда именно произносить «Я люблю тебя».

Он не может признаться ей в том, что его не интересует ни-че-го. Потому что у любого фокуса простая разгадка – и, если знаешь это, остальное неинтересно. Неважно, какая именно разгадка у данного фокуса, – важно, что какая-нибудь разгадка есть и что она всегда простая.

Настоящая сила не там, где влияют на будущее, - настоящая сила там, где меняют прошлое.

- Как таксист может найти то, чего больше нет? Я и в справочную звонил... не существует, говорят, такой улицы в Москве.
- Однако в тот вечер таксист ведь нас на нее привез!
- Вечер такой был, деда... особенный такой вечер. И Вера была, и 8я Песчаная была, но исчезли.

Топонимика - это действительность языка, а язык, Его Величество Язык,- единственный, кто помнит. Можно видимостью вокруг пальца обвести, формой обмануть, силуэтом одурачить, но не именем! По одежке встречают, по уму провожают, по имени помнят...

Нельзя вторгаться в логику пространств.

Прошло уже два года.
То есть на полтора года больше, чем... - чем.
Лев одно понимал: ни в коем случае нельзя обозначать словами это "чем". Ни в коем случае нельзя ходить на ту сторону слов. Чего бы оно не стоило, надо оставаться на этой стороне: сказать значит начать. Повернуть рычаг и открыть - шлюз. И хлынет вода. И смоет все с лица земли.

Его охота не была грубой погоней за дичью - со всякими пиф-пафами и улюлюканьями. Нет, Демонстратнер охотился по-другому, гораздо гуманнее, как казалось ему: расставляя силки, устанавливая капканы, развешивая невидимые прочные нити и выкапывая глубокие ямы, которые он никогда не забывал прикрыть сверху ветками и присыпать листьями. Зная дороги, по которым ходила его дичь, он всегда был уверен в том, что деваться ей с этих дорог некуда, и что рано или поздно она, дичь, - как бы по собственной оплошности и никогда ни в чем не только не обвиняя, но и не подозревая - придет к нему в руки. ... Его редкостная манера никогда не затягивать жертву на собственную территорию, но убивать ее только и исключительно не территории, принадлежащей ей самой, была настолько подкупающей, что устоять против этой манеры не было ну просто никакой возможности.

Этики для Вас не существует вообще, да и на что она Вам, по чести-то говоря? С такой степенью приспособляемости к окружающей среде, как у Вас, иметь этику было бы просто баловством! Это как жабе иметь постоянную температуру тела... зачем ей она? Если жаба все равно подстраивается под температуру откружающей среды - когда бы ей этою постоянной температурой пользоваться? Вы жаба, друг мой, жаба от этики, шедевр природы.

Это Вы-то человек без свойств? Вы человек со всеми свойствами, Вы не один человек, Вы все люди сразу, Вы умеете быть - любым: каким обстоятельства потребуют - таким Вы и будете, и каждая Ваша ипостась - Вы подлинный. Ибо все, что Вы ни скажете, все, что Вы ни сделаете, все - одно вранье, Вы следите за ходом моей мысли?.. в Вас правды - ни на вздох, на на пол-интонации... фе-но-ме-наль-но! Само понятие "правда" в Вашем присутствиии утрачивает смысл, правды возле Вас - в Вас самом! - размножаются, как кролики, мир перестает быть бинарной системой, "да" и "нет" исчезают, день отныне не сменяется ночью, прекращаются морские приливы и отливы, земля останавлявается... и все это делаете Вы, Борис Никодимович! Вы стерли противоречия, мановением руки установили гармонию - тоскливейшее из всех возможных состояний мира, Вы бог, я преклоняюсь перед Вами.

Утром пришлось добираться в офис своим ходом. Под потрясающим снегопадом. Через минуту после выхода из подъезда я превратилась в самку снежного человека. И все-таки это еще не зима. Это просто не_очень_осень.

Продолжаем ностальгировать.
Искала вкладыши "Love is...", нашла "Том и Джерри".

"Love is..." тоже нашла. Да еще в гораздо большем количестве, чем предполагала.

Собирательство и натуральный обмен в советских школах не просто процветали, а являлись культовым родом деятельности. Вот таким оно было, детское лицо фетишизма. А сколько химии поглощалось нашими растущими организмами - страшно подумать. Однако я, например, отлично помню вкус шоколадных "BomBibom", который ассоциировался с дрожжевым тестом, в которое подсыпали какао. "OtoMoto" были дынными, "Turbo" персиковыми и еще какими-то. Вкладыши от последних, так же, как и от "Final" и "Lazer", обладали повышенной ценностью. Каждый из них мог быть обменян на два или три  вкладыша от "Donald". Собрать полную коллекцию "Donald" считалось особым шиком, но никто точно не знал, сколько в ней штук. [У меня при подсчете оказалось целых 103]. Переводилки на руки тоже ценились очень высоко, и если использовались по назначению - неприменно два, а то и три раза. Те места картинок, которые уже не хотели отпечатываться на коже, старательно подрисовывались фломастером - и в путь.

Итак, этим восхитительным вечером я собралась наконец сесть спокойно и полистать все найденые мной в недавнем прошлом анкеты, дневники друзей и т.п. ассортимент детского творчества. Но кто ж знал, что все окажется куда интереснее, чем предполагалось изначально. Мы были настолько суровы, что не просто обсуждали мальчиков - мы даже вели картотеку! По-моему, это восьмой класс.

Самое славное, я в упор не могу вспомнить, о ком шла речь. Надеюсь, когда-нибудь я встречу Люду и она откроет мне эту страшную тайну.