Любимое стихотворение С. Довлатова «На смерть друга» И. Бродского.

… Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
Вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
Чьи застежки одни и спасали тебя от распада,
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
Тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
С берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.

Ленинград, 1978 год. У пивного ларька на углу Белинского и Моховой ранним июльским утром выстроилась длинная очередь. В основном это были суровые мужчины в серых пиджаках и телогрейках. Облачением выделялся лишь… Петр I, скромно стоявший в толпе страждущих. Император был одет по всей форме: зеленый камзол, треуголка с пером, высокие сапоги, перчатки с раструбами, барханные штаны с позументом. Черный ус на подозрительно румяном лице иногда нетерпеливо подрагивал. А очередь меж тем жила своей повседневной жизнью.
- Я стою за лысым. Царь за мной. А ты уж будешь за царем...

Объяснялось все просто: в облике монарха в народ затесался журналист и писатель Сергей Довлатов. Шевеля пальцами ног в промокших ботфортах, он страшно жалел, что согласился сняться в любительском фильме у приятеля Николая Шлиппенбаха. Тот не скрывал, что позвал Сергея исключительно из-за его роста - метр девяносто три. Зато времени для съемок у актера-самоучки было предостаточно: с работы отовсюду повыгоняли, дома никто не ждал. Жена Лена и дочь Катя уже покинули пределы СССР.
Шлиппенбах задумал провокацию: решил столкнуть ленинградских обывателей с основателем города. И запечатлеть все это скрытой камерой. Но замысел не удался. Закаленные абсурдом советской действительности, граждане на царя-батюшку реагировали вяло.
Довлатов уже в эмиграции свой съемочный опыт превратит в рассказ. А в тот момент еще не знал, что скоро окажется за границей с единственным чемоданом в руках, на крышке которого со времен пионерского лагеря осталась полустертая хулиганская надпись – «говночист». Не знал, что станет главным редактором американской русскоязычной газеты. Что его книги не только издадут, но и переведут - даже на японский язык. А рассказы опубликуют в престижнейшем американском журнале «Ньюйоркер». С чем его, кстати, поздравит классик американской литературы Курт Воннегут, который этой чести не удостоился ни разу.
Однако, радости Сергею Довлатову это не принесет. «Никогда не встречал человека, который бы каждую минуту был настолько несчастен, - писал про него однокурсник и друг, писатель Самуил Лурье. – При этом неизменно остроумен и готов к веселью. Сергей играл рыжего клоуна, в душе всегда оставаясь клоуном белым». Эта же странная особенность характера распространялась и на его отношения с женщинами.

«Я просыпался с ощущением беды»

«Поэт Охапкин надумал жениться. Затем невесту выгнал. Мотивы:
- Она, понимаешь, медленно ходит, а главное - ежедневно жрет!» .
Это зарисовка из довлатовской книги «Соло на ундервуде». За четверть века до ее публикации студент филфака Ленинградского университета Сережа Довлатов к семейным узам относился куда более романтично.
«Помню ожидание любви, буквально каждую секунду. Как в аэропорту, где ты поджидаешь незнакомого человека. Держишься на виду, чтобы он мог подойти и сказать: "Это я"» , - вспоминал он о том времени.
Любовь, коренным образом перевернувшую всю его жизнь, Довлатов встретил в стенах родного учебного заведения. Где в раздевалке зимой приятно пахло талым снегом, а летом в аудиториях – болгарским вином «Гамза», которое продавалась тогда в плетеных бутылках. Продвинутая молодежь после занятий распивала его прямо из горлышка, закусывая плавленным сырком. И до драки спорила о литературе!
«Помню, как Лева Баранов, вялый юноша из Тихвина, ударил ногой аспиранта Рыленко, осмелившегося заявить, что Достоевский сродни экспрессионизму» - писал уже в Америке Сергей.
При этом молодые интеллектуалы не выпускали из виду и фланировавших мимо студенток. А самой эффектной из них была, безусловно, Ася Пекуровская. В кругах «золотой молодежи» Ленинграда ее считали красивейшей девушкой города!
Впрочем, Довлатов тоже был популярен. Огромного роста, боксер он гипнотически действовал на противоположный пол своим бархатным баритоном и умением блестящего рассказчика. Но сам был уверен - главный его «мужской секрет» в другом.
- Ты никогда не будешь иметь успеха у баб! – как-то заявил Довлатов на занятиях физкультуры другу-второкурснику.
- Почему это? – обиделся тот.
- У тебя нет брюха, – снисходительно пояснил Сергей. – А бабы очень любят брюхо!
Но с Асей как-то сразу не заладилось.
— Хотите знать, на кого вы похожи? На разбитую параличом гориллу, которую держат в зоопарке из жалости, - заявила она ему на первом же свидании. А когда тот смущенно попытался пригладить волосы, прикончила:
— Голову не чешут, а моют!
Именно так писатель рассказывает о знакомстве с девушкой в повести «Филиал», где возлюбленная не очень старательно замаскирована под именем Тася.
Но эти дамские «укусы» оказались в результате хорошим знаком. При том, что у первой красавицы Северной столицы в ухажерах недостатка не было.
«В то время мы осаждали одну и ту же коротко стриженную миловидную крепость, - вспоминал впоследствии нобелевский лауреат Иосиф Бродский. – Осаду эту мне пришлось вскоре снять и уехать в Среднюю Азию. Вернувшись два месяца спустя, я обнаружил, что крепость пала».

Довлатов никогда не чувствовал себя счастливым человеком

Ася действительно в то время стриглась «под мальчика». Когда они с Довлатовым неторопливо прогуливались по Невскому проспекту, на прохожих эта красивая

пара производила ошеломляющее впечатление.
- Оба ходили в одинаковых коричневых пальто и оба коротко стриженные, - рассказывала Людмила Штерн, автор книги «Довлатов, добрый мой приятель». – Как-то я увидела их вместе около Пассажа. Вокруг образовался вакуум – будто они явились откуда-то из Космоса или из Калифорнии.
Довлатов пытался контролировать каждый шаг любимой. Назначал свидания на пересечении Невского и Литейного, безропотно ожидая ее часами. Тратил на подарки, такси, рестораны последние деньги, влезал в долги.
«Я просыпался с ощущением беды. Часами не мог заставить себя одеться. Всерьез планировал ограбление ювелирного магазина. Я убедился, что любая мысль влюбленного бедняка – преступна» - напишет он позже в повести «Чемодан».
Однажды на квартире их общего друга Игоря Смирнова возник спор. Если Ася не сможет выпить из горла бутылку водки, то немедленно выходит за Сергея. Но уж если выпьет – то не только остается свободной, но Довлатов еще будет обязан дотащить на плечах от Финляндского вокзала до Невы их упитанного приятеля Мишу Апелева.
- Ася выпила эту водку, - рассказывал Смирнов, ныне профессор филологии в Германии. – Она побледнела, упала в обморок. Но когда мы ее откачали, Сергей выполнил условия пари, посадив Мишу на плечи и оттащив к реке.
А вот сама Ася через какое-то время добровольно отказалась от выигрыша – их свадьба все же состоялась. На следующий же день они расстались…

Существует множество слухов относительно их разрыва. Якобы, Пекуровская еще до свадьбы ему неоднократно изменяла. Якобы, ушла от надоевшего Сергея к стиляге и красавцу Василию Аксенову, который тогда уже печатался в «Юности». Якобы, несчастный Довлатов даже пытался застрелить роковую красавицу из охотничьего ружья… Но писатель и сам обожал слагать о себе легенды. Чему же верить? Может, вот этим строчкам из «Филиала»?
«Я боялся ее потерять. Если все было хорошо, меня это тоже не устраивало. Я становился заносчивым и грубым. Меня унижала та радость, которую я ей доставлял. Это, как я думал, отождествляло меня с удачной покупкой. Я чувствовал себя униженным и грубил. Что-то оскорбляло меня. ЧТО-ТО ЗАСТАВЛЯЛО ЖДАТЬ ДУРНЫХ ПОСЛЕДСТВИЙ ОТ КАЖДОЙ МИНУТЫ СЧАСТЬЯ».
Довлатова, который из-за иссушающей любви забросил учебу, выгнали из университета. Он ушел в армию – служить в качестве охранника зеков в лагере особого назначения Республики Коми. «Мир, в который я попал, был ужасен, - вспоминал он позже. - В этом мире дрались заточенными рашпилями, ели собак, покрывали лица татуировкой. В этом мире убивали за пачку чая. Я дружил с человеком, засолившим когда-то в бочке жену и детей… Но жизнь продолжалась».
Именно в армии Сергей Довлатов написал первые рассказы, осознав свое призвание.
Ася Пекуровская родила от него дочку Машу, с которой через три года эмигрировала в Америку. Маша впервые увидит отца лишь в 1990 году, на его похоронах…

«Две удивительные дуры…»

На лестничной площадке старого таллиннского деревянного дома трое – молодая симпатичная женщина, брюнет огромного роста и …абсолютно голый пузатый старичок.
- Дядя Саша, в долг до завтра не найдется выпить? – вежливо спрашивает юная дама у обнаженного мужчины в дверном проеме.
- Томушка, милая, ты же знаешь, тебя всегда выручу. Но редкий случай, нет ничего. Все сам, горький пьяница, выпил. Сама видишь!
Девушкой была скромная жительница эстонской столицы Тамара Зибунова, бывшая студентка математического факультета Тартуского университета. Как-то в Ленинграде на одной из вечеринок она случайно познакомилась с Сергеем Довлатовым. Для писателя мимолетная встреча стала достаточным поводом, чтобы по приезде в Таллин завалится ночью именно к ней. Предварительно он все же, разумеется, позвонил.
- Тамара, вы меня, наверное, помните. Я такой большой, черный, похож на торговца урюком…
Гость явился подшофе и потребовал продолжения банкета. Но сосед, подпольный торговец водкой, не помог.

И тогда Довлатов, ошеломленный сценой в стиле «ню», пригласил гостеприимную хозяйку в самый модный таллиннский ресторан - «Мюнди бар». Ведь у него в кармане было целое состояние – тридцать рублей!
- Просился на одну ночь, но так и остался, - вспоминала Тамара. - При этом почти каждый день приходил пьяный и начинал приставать. Меня это категорически не устраивало. Но Сергей производил какое-то гипнотическое впечатление. А рассказчиком был еще более ярким, чем писателем. Через месяц нужно было принимать решение: или вызывать милицию, или заводить с ним роман.
Довлатов остался. Хотя Тамаре было прекрасно известно: в Ленинграде у писателя есть жена Елена (второй брак, после развода с Асей), подрастает дочь Катя. Однако литератор-неудачник бросил их, бежав из города, где задыхался от того, что не печатают, не замечают, не уважают его талант. Отчаянье было так велико, что Довлатов … начинает работать кочегаром в котельной. Лишь бы как-то зацепиться в Таллине. И удача, наконец, ему улыбается – ленинградского «эмигранта» берут в штат главной газеты города «Советская Эстония».
Отношения с начальством складывались непросто. «Обсудим детали. Только не грубите... — Чего грубить?.. Это бесполезно... — Вы, собственно, уже нагрубили!» - так Довлатов описывает в сборнике «Компромисс» повседневный разговор со своим редактором Туронком. На дверях отдела литературы и искусства время от времени появляется табличка с таким двустишием: «Две удивительные дуры / Ведут у нас отдел культуры». Авторство мало у кого вызывало сомнения.
Но некоторые его стихи вызывали совсем уж непредсказуемую реакцию. В разделе “Для больших и маленьких” Сергей регулярно помещал рифмованный текст, из которого русские дети узнавали новое эстонское слово. Вот одно из них.

Таню я благодарю
За подарок Танин.
Ей “спасибо” говорю,
По-эстонски — «тяэнан».

Вечером в отдел к нему явилась заплаканная Таня из «Деловых ведомостей»: «Сережа, не верьте! Это он обливает меня грязью из-за того, что я его бросила!» - «Кто?!» - «Смульсон! Это ведь он вам сказал, что я его наградила триппером?!»
Тамара Зибунова пишет в мемуарах: «Работая в отделе информации партийной газеты, Сергей придумал рубрику - "Гости Таллина". Сначала искал реальных гостей, а потом стал их выдумывать. Например “Альдона Ольман, гость из Риги”. Альдона - доберманша моего школьного приятеля Вити Ольмана».
Но спрос на его публикации высок, не смотря на «низкий моральный уровень» и регулярные пьянки. «Довлатов умеет талантливо писать о всякой ерунде» - снисходительно говорят в редакции. Дальше больше. Ему доверили составить письмо от имени эстонской доярки Линды Пейпс самому Брежневу!
Он получает, не напрягаясь, 250 рублей – очень приличная по тем временам зарплата. Первая в его жизни книга «Пять углов» должна скоро выйти в свет. А рядом – близкий, понимающий человек. Не всякий выдержит мастера художественного слова!

- Сережа жил по литературным законам, - вспоминала Зибунова. - Просыпаясь, разворачивал людей к себе так, чтобы они вписывались в придуманные им сюжеты на этот день. Сегодня я - тургеневская женщина или жена декабриста. А завтра – вечно сытая дочь полковника.
Рухнуло все в одночасье… При обыске у местного диссидента обнаружили рукопись Довлатова «Зона». Абсурд был в том, что произведение открыто лежало в нескольких издательствах, ожидая отзывов. Но, поскольку она проходила по делу, то попала в КГБ. Рукопись запретили. А Довлатова вынудили написать заявление по собственному желанию. Макет его долгожданной первой книги «Пять углов» был рассыпан…
8 сентября 1975 года у Тамары Зибуновой родилась дочка, которую назвали Сашей. Безработный Довлатов по этому случаю впал в запой. Как-то, вдребезги пьяный, он чуть не утонул в фонтане под окнами роддома: его спасли мать и дед Тамары, которые, к счастью, оказались рядом.
- Вы с ума сошли! – говорил взволнованный врач-эстонец Тамаре. – Вас нельзя выписывать, я только что видел вашего мужа!
- Доктор, мне как раз надо, чтобы все это прекратить.
В тот же год Сергей Довлатов возвращается в Ленинград, к семье. Точку в их трехлетних отношениях поставила Тамара. Он ей будет посылать письма из Америки до конца своих дней, начиная их словами: «Милая Томочка!».

«Бледная, с монгольскими глазами»

- У Довлатова жена - это вообще что-то необыкновенное! Я таких, признаться, даже в метро не встречал!
Столь «лестную» характеристику супруге писателя Елене, согласно книге «Соло на Ундервуде», дал простодушный аспирант-философ Володя Губин.
- Это была твоя жена? Я ее не узнала. Извинись перед ней. Она мне нравится. Такая неприметная...
А это цитата из «Филиала». Слова принадлежат роковой красотке, с которой у автора когда-то был роман. (Красотка подозрительно напоминает Асю Пекуровскую).
«Худая, бледная, с монгольскими глазами. Взгляд холодный и твердый, как угол чемодана» - так Довлатов уже от собственного имени описывает в повести «Наши» первое знакомство с Еленой.
После бурной вечеринки Сергей, якобы, обнаружил наутро в своей квартире незнакомку, спящую на соседнем диване. В качестве пижамы гостья использовала армейскую гимнастерку хозяина с привинченным спортивным значком. Невозмутимая барышня пожаловалась, что тот был очень колюч и не давал ей спать.
«Его можно понять» - чистосердечно признался хозяин дома.
Правда, сама Елена утверждает, что Сергей… впервые заговорил с ней, случайно столкнувшись в троллейбусе. Но их общие друзья сходятся в том, что он предельно точно передает характер главной женщины всей его жизни:
«Лена была невероятно молчалива и спокойна. Это было не тягостное
молчание испорченного громкоговорителя. И не грозное спокойствие
противотанковой мины. Это было молчаливое спокойствие корня, равнодушно
внимающего шуму древесной листвы...».
- Я знаю, почему ты продолжаешь со мной жить, - безмятежно говорила она непутевому мужу. – Тебе просто лень купить раскладушку…
Только такая жена могла терпеть писателя Довлатова более двадцати лет, перенося с редким хладнокровием его пьянство, измены, периоды тотальной нищеты и рождение детей на стороне.
«Лена не интересовалась моими рассказами. Не уверен даже, что она хорошо себе представляла, где я работаю. Знала только, что пишу» - рассказывал Довлатов про начало их сложных отношений в повести «Чемодан». Хотя впоследствии именно она лично набьет на печатной машинке полное собрание его сочинений.
Елена Борисовна сначала трудилась в парикмахерской. Потом мама писателя Нора Сергеевна помогла ей освоить профессию корректора. Что ей очень пригодилось в Америке, когда Сергей начнет выпускать в Нью-Йорке собственную газету.
В 1976 году рассказы Довлатова были опубликованы на Западе в журналах «Континент» и «Время и мы». В Ленинграде он мгновенно превратился в песону нон-грата. Писатель был жестоко бит и посажен на 15 суток за то, что, якобы, сбросил офицера с лестницы. «Если бы это было правдой, тебе бы вообще дали семь лет!» - цинично пояснили ему в отделении.
На фоне всех этих событий Елена решительно заявила, что должна подумать о будущем их дочери. Ее твердое решение эмигрировать потрясло опального литератора.
«Наступил день отъезда. В аэропорту собралась толпа. Главным образом,
мои друзья, любители выпить. Мы попрощались. Лена выглядела совершенно невозмутимой. Кто-то из моих родственников подарил ей черно-бурую лису. Мне долго снилась потом оскаленная лисья физиономия... Дочка была в неуклюжих скороходовских туфлях. Вид у нее был растерянный. В тот год она была совсем некрасивой» - вспоминал он. 24 августа 1978 года в аэропорту Пулково уже сам писатель сядет в самолет Ленинград – Вена, чтобы уже больше никогда не вернуться на родину…

«Умер от незаслуженной нелюбви»

…Август в Нью-Йорке 1990 года выдался очень жарким, но в пригороде было полегче. В тени маленького домика на скамейке, сколоченной собственными руками, сидел абсолютно седой усталый человек. Дачу он купил всего несколько месяцев назад, лично посадив на участке три березы и даже навесив в доме двери без посторонней помощи. Правда, ни одна из них не закрывалась… 12 лет эмиграции развеяли все иллюзии по поводу «западного рая». Здесь тоже были свои дураки-начальники, погубившие его любимое детище – популярную газету «Русский американец». К примеру, последний владелец газеты, правоверный еврей, запрещал упоминать в заметках свинину, рекомендовав заменять ее фаршированной щукой. Существовала и цензура: в «Ньюйоркере» из его рассказа стыдливо выкинули комичный эпизод, где фигурировал… резиновый пенис.
Книги издавались, но оценить их по достоинству могли только литературные критики, да жители русскоговорящего района Брайтон-Бич.
«Я всю жизнь чего-то ждал: аттестата зрелости, потери девственности, женитьбы, ребенка, первой книжки, минимальных денег, а сейчас все произошло, ждать больше нечего, источников радости нет. Главная моя ошибка — в надежде, что, легализовавшись как писатель, я стану веселым и счастливым. Этого не случилось» - с горечью писал он своему другу.
Мужчина тоскливо думал, что уже скоро ему предстоит отправиться в раскаленный от солнца центр города, встречать очередных гостей из России. С началом перестройки они зачастили. «Ко мне уже едут не друзья друзей, и даже не приятели приятелей, а уже малознакомые малознакомых!» - сокрушался он. Однако, отказать был не в силах.
На крыльцо выскочил симпатичный русый мальчишка с длинной челкой, и на сердце у седовласого потеплело. Рождение Коли в 1984 году почти совпало с появлением на свет повести «Заповедник». Мужчина еще не знал, что в России это будет одно из самых популярных его произведений. В самом конце повести отчаявшемуся главному герою звонит жена из-за границы.
«Я только спросил:
- Мы еще встретимся?
- Да... Если ты нас любишь...
- Любовь - это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов... А тут все гораздо сложнее. Тут уже не любовь, а судьба...»
Настроение у мужчины улучшилось. Он бодро встал, потрепал мальчишку по голове и энергично отправился к машине….
Последний крупный русский писатель конца XX века Сергей Довлатов скончался в Нью-Йорке 24 августа 1990 года. Это случилось во время очередного продолжительного запоя, наступившего после встречи с гостями из Москвы. Остановилось сердце. По этому поводу его близкий друг Игорь Ефимов высказался так:
- Что бы ни было написано в свидетельстве о его смерти, литературный диагноз должен быть таков: «Умер от безутешной и незаслуженной нелюбви к себе».