Ты думаешь, что силою созвучий
Как прежде жизнь моя напряжена.
Не думай так, не мучай так, не мучай,-
Их нет во мне, я как в гробу одна.

Ты думаешь - в безвестности дремучей
Я заблужусь, отчаянья полна.
Не думай так, не мучай так, не мучай,-
Звезда твоя, она и мне видна.

Ты думаешь - пустой, ничтожный случай
Соединяет наши имена.
Не думай так, не мучай так, не мучай,-
Я кровь твоя, и я тебе нужна.

Ты думаешь о горькой, неминучей,
Глухой судьбе, что мне предрешена.
Не думай так: мятется прах летучий,
Но глубь небес таинственно ясна.


* * *

Ветер воет, ветер свищет -
Это ничего.
Поброди на пепелище
Сердца моего.

Ты любил под лунным светом
Побродить порой.
Ты недаром был поэтом
Бедный мой герой.

Я глазам не верю - ты ли,
Погруженный в сон,
Преклонившийся к Далиле
Гибнущий Самсон.

То ль к Далиле, то ль к могиле,
Только не ко мне,
Не к моей невольной силе,
Выросшей в огне,

Взявшейся на пепелище
Сердца моего,
Там, где только ветер свищет,
Больше ничего.


* * *

О чем же, о чем, если мир необъятен?..
Я поздно очнулась, кругом ни души.
О чем же? О снеге? О солнце без пятен?
А если и пятна на нем хороши?..
О людях? Но либо молчание, либо
Лишь правда, а мне до нее не дойти.
О жизни?.. Любовь моя, свет мой,— спасибо.
О смерти?.. Любовь моя, свет мой,— прости.

8 октября 1960



ПЛАЧ КИТЕЖАНКИ

Боже правый, ты видишь
Эту злую невзгоду.
Ненаглядный мой Китеж
Погружается в воду.
Затонул, златоглавый,
От судьбы подневольной.
Давней силой и славой —
Дальний звон колокольный.
Затонул, белостенный,
Лишь волна задрожала,
И жемчужная пена
К берегам отбежала,
Затонул, мой великий.
Стало оглядь безмолвно,
Только жаркие блики
Набегают на волны...
[Начало 60-х годов]

* * *
Сквозь сон рванешься ты померяться с судьбою...

Сквозь сон рванешься ты померяться с судьбою
И подчинить ее движению строки —
И отступаешь вдруг сама перед собою,
В бессильной ярости сжимая кулаки.

Строка зовет на бой, и ты готова к бою,
Всем унижениям и страхам вопреки,
И отступаешь вдруг сама перед собою,
В бессильной ярости сжимая кулаки.

Твоя душа мертва. Смятенье бесполезно.
Зачем проснулась ты? Твоя душа мертва.
Смирись перед немой, перед последней бездной,—

Для сердца легче смерть, чем мертвые слова.
Утешься,— над твоей могилою безвестной
И ветер будет петь, и шелестеть трава.

1964



* * *

Анне Ахматовой

День изо дня и год из года
Твоя жестокая судьба
Была судьбой всего народа.
Твой дивный дар, твоя волшба
Бессильны были бы иначе.
Но ты и слышащей и зрячей
Прошла сквозь чащу мертвых лир,
И Тютчев говорит впервые:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.

1962, Комарово

* * *

Ахматовой и Пастернака,
Цветаевой и Мандельштама
Неразлучимы имена.
Четыре путеводных знака —
Их горний свет горит упрямо,
Их связь таинственно ясна.
Неугасимое созвездье!
Навеки врозь, навеки вместе.
Звезда в ответе за звезду.
Для нас четырехзначность эта —
Как бы четыре края света,
Четыре времени в году.
Их правотой наш век отмечен.
Здесь крыть, как говорится, нечем
Вам, нагоняющие страх.
Здесь просто замкнутость квадрата,
Семья, где две сестры, два брата,
Изба о четырех углах...

19 августа 1962, Комарово



* * *

Нет, мне уже не страшно быть одной.
Пусть ночь темна, дорога незнакома.
Ты далеко и все-таки со мной.
И мне спокойно, мне легко, я дома.

Какие чары в голосе родном!
Я сокрушаюсь только об одном —
О том, что жизнь прошла с тобою розно,
О том, что ты позвал меня так поздно.

Но даже эта скорбь не тяжела.
От унижений, ужасов, увечий
Я не погибла, нет, я дожила,
Дожаждалась, дошла до нашей встречи.

Твоя немыслимая чистота —
Мое могущество, моя свобода,
Мое дыханье: я с тобою та,
Какой меня задумала природа.

Я не погибла, нет, я спасена.
Гляди, гляди — жива и невредима.
И даже больше — я тебе нужна.
Нет, больше, больше — я необходима.

27 августа 1962



* * *

Анне Ахматовой

Ты сама себе держава,
Ты сама себе закон,
Ты на все имеешь право,
Ни за кем нейдешь вдогон.
Прозорлива и горда
И чужда любых иллюзий...
Лишь твоей могучей музе
По плечу твоя беда,
И — наследственный гербовник —
Царскосельский твой шиповник
Не увянет никогда.

1963


* * *

Куда, коварная строка?
Ты льстишься на приманку рифмы?
Ты хочешь, чтобы вкось и вкривь мы
Плутали? Бей наверняка,
Бей в душу, иль тебя осилят
Созвучья, рвущиеся врозь.
Коль ты стрела — лети навылет,
Коль ты огонь — свети насквозь.

1 августа 1963


* * *

Не отчаивайся никогда,
Даже в лапах роковой болезни,
Даже пред лицом сочтенных дней.
Ничего на свете нет скучней,
И бессмысленней, и бесполезней,
Чем стенать, что зря прошли года.
Ты еще жива. Начни сначала.
Нет, не поздно: ты еще жива.
Я не раз тебя изобличала,
И опять ключами ты бренчала
У дверей в тайницу волшебства.

Январь 1964


* * *

После долгих лет разлуки
В летний лес вхожу с тревогой.
Тот же гул тысячезвукий,
Тот же хвойный сумрак строгий,
Тот же трепет и мерцанье,
Те же тени и просветы,
Те же птичьи восклицанья
И вопросы и ответы.
Глубока была отвычка,
Но невольно сердце вняло,
Как кому-то где-то птичка
Что-то звонко объясняла.
Здравствуй, лес! К тебе пришла я
С безутешною утратой.
О, любовь моя былая,
Приголубь меня, порадуй!

1967


* * *

Давно я не верю надземным широтам,
Я жду тебя здесь за любым поворотом,—
Я верю, душа остается близ тела
На этом же свете, где счастья хотела,
На этом, где все для нее миновалось,
На этом, на этом, где с телом рассталась,
На этом, на этом, другого не зная,
И жизнь бесконечна — родная, земная...

1967


* * *

Ужаснусь, опомнившись едва,—
Но ведь я же родилась когда-то.
А потом? А где другая дата?
Значит, я жива еще? Жива?
Как же это я в живых осталась?
Господи, но что со мною сталось?
Господи, но где же я была?
Господи, как долго я спала.
Господи, как страшно пробужденье,
И такое позднее — зачем?
Меж чужих людей как привиденье
Я брожу, не узнана никем.
Никого не узнаю. Исчез он,
Мир, где жили милые мои.
Только лес еще остался лесом,
Только небо, облака, ручьи.
Господи, коль мне еще ты внемлешь,
Сохрани хоть эту благодать.
Может, и очнулась я затем лишь,
Чтоб ее впервые увидать.

1967



* * *

Тихие воды, глубокие воды,
Самозащита немой свободы...
Хуже ли те, что бесстрашно мчатся,
Смеют начаться, смеют кончаться,
Память несут о далеком истоке.
Вы же молчите, недвижны, глубоки,—
Не о чем вспомнить, не о чем грезить...
Вам повидать бы Арагву иль Бесядь —
Их обреченность, самозабвенье,
Самоубийство, саморожденье...
Вашей судьбою, стоячие воды,
Только глухие, незрячие годы,
Намертво сомкнутые уста,
Холод, и темень, и немота.

1967


* * *

Не взыщи, мои признанья грубы,
Ведь они под стать моей судьбе.
У меня пересыхают губы
От одной лишь мысли о тебе.

Воздаю тебе посильной данью-
Жизнью, воплощенною в мольбе,
У меня заходится дыханье
От одной лишь мысли о тебе.

Не беда, что сад мой смяли грозы,
Что живу сама с собой в борьбе,
Но глаза мне застилают слезы
От одной лишь мысли о тебе.



* * *

Люби меня. Я тьма кромешная.
Слепая, путанная, грешная.
Но ведь кому, как не тебе,
Любить меня? Судьба к судьбе.
Гляди, как в темном небе звезды
Вдруг проступают. Так же просто
Люби меня, люби меня,
Как любит ночь сиянье дня.
Тебе и выбора-то нет:
Ведь я лишь тьма, а ты лишь свет.

Источник: Прислал читатель


* * *

Говорят, от судьбы не уйдешь.
Ты над этим смеешься? Ну что ж,
Покажи мне, любимый, звезду,
По которой тебя не найду,
Покажи мне, любимый, пути,
На которых тебя не найти,
Покажи мне любимый коня,
Которым объедешь меня.


* * *

Я думала, что ненависть - огонь,
Сухое, быстродышащее пламя,
И что промчит меня безумный конь
Почти летя, почти под облаками...
Но ненависть- пустыня. В душной, в ней
Иду, иду, и ни конца, ни краю,
Ни ветра, ни воды, но столько дней
Одни пески, и я трудней, трудней
Иду, иду, и может быть, вторая
Иль третья жизнь сменились на ходу.
Конца не видно. Может быть, иду
Уже не я. Иду не умирая...



* * *

Не плачь, не жалуйся, не надо,
Слезами горю не помочь.
В рассвете кроется награда
За мученическую ночь.

Сбрось пламенное покрывало
И платье наскоро надень
И уходи куда попало
В разгорячающийся день.

Тобой овладевает солнце.
Его неодолимый жар
В зрачках блеснет на самом донце,
На сердце ляжет, как загар.

Когда в твоем сольется теле
Владычество его лучей,
Скажи по правде - неужели
Тебя ласкали горячей?

Поди к реке и кинься в воду
И, если можешь,- поплыви.
Какую всколыхнешь свободу,
Какой доверишься любви!

Про горе вспомнишь ты едва ли.
И ты не назовешь - когда
Тебя нежнее целовали
И сладостнее, чем вода.

Ты вновь желанна и прекрасна,
И ты опомнишься не вдруг
От этих ласково и властно
Струящихся по телу рук.

А воздух? Он с тобой до гроба,
Суровый или голубой,
Вы счастливы на зависть оба,-
Ты дышишь им , а он тобой.

И дождь придет к тебе по крыше,
Все то же вразнобой долбя.
Он сердцем всех прямей и выше,
Всю ночь он плачет про тебя.

Ты видишь - сил влюбленных много.
Ты их своими назови.
Неправда, ты не одинока
В твоей отвергнутой любви.

Не плачь, не жалуйся, не надо,
Слезами горю не помочь.
В рассвете кроется награда
За мученическую ночь.


* * *

Глубокий, будто темно-золотой,
Похожий тоном на твои глаза,
Божественною жизнью налитой,
Прозрачный, точно детская слеза,
Огромный, как заоблаченный гром,
Непогрешимо- ровный, как прибой,
Не запечатлеваемый пером -
Звук сердца, ставшего моей судьбой.


* * *

Когда на небо синее
Глаза поднять невмочь,
Тебе в ответ, уныние,
Возникнет слово:дочь.

О, чудо светлолицее,
И нежен и высок,-
С какой сравниться птицею
Твой легкий голосок!

Клянусь - необозримое
Блаженство впереди,
Когда ты спишь, любимая,
Прильнув к моей груди.

Тебя держать, бесценная,
Так сладостно рукам.
Не комната - вселенная,
Иду - по облакам.

И сердце непомерное
Колышется во мне,
И мир, со всею скверною,
Остался где-то, вне.

Мной ничего не сказано,
Я не сумела жить,
Но ты вдвойне обязана,
И ты должна свершить.

Быть может мне заранее,
От самых первых дней,
Дано одно призвание -
Стать матерью твоей.

В тиши блаженства нашего
Кляну себя: не сглазь!
Мне счастье сгинуть заживо
И знать, что ты сбылась.

1940


* * *

Проснемся, успеем ли - война, война.
Ночью ли, днем ли - война, война.
Сжимает нам горло, лишает сна,
Путает имена.

О чем не подумай - война, война.
Наш спутник угрюмый - она одна.
Чем дальше от битвы, тем сердцу тесней,
Тем горше с ней.

Восходы, закаты,- все ты одна.
Какая тоска ты - война, война!
Мы знаем, что с нами
Рассветное знамя,
Но ты, ты ,проклятье,- темным, темна.
Где павшие братья,- война, война!
В безвестных могилах...
Мы взыщем за милых,
Но крови святой неоплатна цена.

Как солнце багрово! Все ты, одна.
Какое ты слово: война, война...
Как будто на слове
Ни пятнышка крови,
А свет все багровей во тьме окна.
Тебе говорит моя страна:
Мне трудно дышать,- говорит она,-
Но я распрямлюсь, и на все времена
Тебя истреблю, война!

1942


* * *

Свирепая была зима,
Полгода лютовал мороз.
Наш городок сходил с ума,
По грудь сугробами зарос.
Казалось, будет он сметен -
Здесь ветры с четырех сторон,
Сквозь город им привольно дуть,
Сшибаясь грудь о грудь.
Они продрогший городок
Давно бы сдули с ног,
Но разбивалась впрах пурга
О тяжкие снега.

И вот апрель в календаре,
Земля в прозрачном серебре,
Хрустящем на заре.
И солнце светит горячей,
И за ручьем бежит ручей.
Скворцы звенят наперебой,
И млеет воздух голубой.
И если б только не война,
Теперь была б весна.

Апрель 1942 года


* * *

Завтра день рожденья твоего.
Друг мой. Чем же я его отмечу?
Если бы поверить в нашу встречу!
Больше мне не надо ничего.

Ночью здесь такая тишина!
Звезды опускаются на крышу,
Но, как все, я здесь оглушена
Грохотом, которого не слышу.

Неужели ото всех смертей
Откупились мы любовью к детям?
Неужели родине своей
За себя достойно не ответим?

Это вздор! Не время клевете
И не место ложному смиренью,
Но за что же мы уже не те?
Кто мы в этом диком измеренье?..

Завтра день рожденья твоего.
Друг мой, чем же я тебе отвечу?
Если бы поверить в нашу встречу!
Больше мне не надо ничего.

1942



* * *

Бело-синий город Севастополь,
Белокрылый город в синеве...
Моря ослепительная опыль
В скверах оседала на траве.

Город с морем сомкнуты в содружье,
Синей соли съедены пуды.
Дымной славой русского оружья,
Пушечным дымком несло с воды.

Белый камень в голубой оправе,
Ты у недруга в кольце тугом.
Город русской доблести, ты вправе
Горевать о времени другом.

Шрам широкий над крутою бровью
Ты через столетие пронес,
А теперь лежишь, залитый кровью,
И морских не осушаешь слез.

Слезы эти - зарева кровавей -
Отольются гибелью врагу...
Белый пепел в голубой оправе
На осиротевшем берегу!

Тяжка Севастополь, о как тяжко!
Где ж прославленная на века
белая матросская рубашка,
Праздничная синь воротника!

Плачь о тех, кто смертной мглой объяты,
Чьи могилы волнами кругом...
Ты еще начнешься, но себя ты
Не узнаешь в облике другом.

1942, Севастополь


* * *

В каком неистовом молчаньи
Ты замерла, притихла, ночь!
Тебя ни днями, ни ночами
Не отдалить, не превозмочь.

Взволнованною тишиною
Объята из конца в конец,
Ты внемлешь надо всей страною
Биенью всех ее сердец.

О как же им была близка ты,
Когда по небу и земле
промчались первые раскаты
О Белгороде и Орле.

Все вдохновенней, все победней
Вставали громы в полный рост,
Пока двенадцатый, последний,
Не оказался светом звезд.

И чудилось, что звезды хлынут
Из самой трудной глубины,-
Они хоть на мгновенье вынут
Из сердца злую боль войны!

Но время это не настало,
Лишь близко-близко подошло.
Ты не впустую, ночь блистала,-
Нам от тебя и днем светло.

В нас тайный луч незатемнимый
Уже до дрожи напряжен.
Ты стала самою любимой,
Не подберешь тебе имен.

Ночь на 6 августа 1943


ОСЕННИЕ ЛЕСА

1

Боже, как светло одеты,
в разном - в красном, в золотом!
На лесах сказалось лето
В пламени пережитом.

Солнце душу в них вложило -
Летней радуги красу.
Семицветное светило
Рдеет листьями в лесу.

Отрешившийся от зноя,
Воздух сразу стал чужим.
Отстранивший все земное,
он высок и недвижим.

А в лесах - за дивом диво.
Им не надо никого,
как молитва молчаливо
легких листьев торжество.

Что красе их вдохновенной
Близкий смертный снежный мрак...
До чего самозабвенны
Как бесстрашны - мне бы так!

2

Грустила я за свежими бревенчатыми стенами,
Бродила опустевшими лесами несравненными,
И светлыми дубравами, и сумрачными чащами,
От пурпура - суровыми, от золота - молчащими,
Я увидала озими, как в раннем детстве, яркими,-
Великодушной осени весенними подарками.
В неполитом, в неполотом саду твоем стояла я...
Пылают листья золотом, любой - как солнце малое;
Что видывали за лето от зноя неустанного -
По самый стебель налито и оживает заново.
Ни шелеста, ни шороха, пройди всю глушь окрестную,
Лишь смутный запах пороха томит кору древесную.
Какими днями тяжкими нам эти чащи дороги!
За этими овражками стояли наши вороги.
Ломились в наши светлые заветные обители.
И воды ясной Сетуни их темный образ видели.
Настигнутые пулями, о вольной воле певшими,
В свой праздник недогулянный, детоубийцы- где ж они?
Лишь смутный запах пороха хранит кора древесная,
Ни шелеста, ни шороха - тиха краса окрестная.
Как в утро это раннее, что разгорится досиня,
Мне по сердцу стояние самозабвенной осени!..
А ночь обступит звездами - дремучая, прозрачная.
Одно к другому созданы - и мрак и свечи брачные...
Земля моя чудесная, что для тебя я сделаю,
Какой прославлю песнею все светлое, все смелое,
И тишину рассветную, и жизнь вот эту самую,
И вас, друзья заветные, заветные друзья мои!

3

Не наглядеться, не налюбоваться
На эту пламенную тишь,
столь властную, что некуда податься,
И вместе с ней стоишь, горишь, молчишь.

Как памятник, надгробье страстотерпцам,
Что отстояли этот день большой
Единственным неповторимым сердцем,
Таинственной единственной душой,

Как жертвенник, неистово горящий
Во имя тех, которых молим жить,-
Высокая и пламенная чаща,
Ее огня вовек не потушить.

Здесь прошлые, здесь будущие годы,
И чудится - впервые жизнь полна
Столь просветленным воздухом свободы
От звезд небесных до морского дна.

И беззаветно жить бы мне отныне,
Самозабвенным воздухом дыша,
Чтоб сердце стало крепче этой сини
И чище этой осени душа.


* * *

Лишь буря - приют и спасенье,
Под нею ни ночи, ни дня.
Родимые ветры осенние,
Хоть Вы не оставьте меня!

Вы пылью засыпьте глаза мои,
И я распознать не смогу,
Что улицы все же те самые
На том же крутом берегу,

Что город все тот же по имени,
Который нас видел вдвоем...
Хотя бы во сне - позови меня,
Дай свидеться в сердце твоем!

<1942>


ЧИСТОПОЛЬ

Город Чистополь на Каме...
Нас дарил ты, чем богат.
Золотыми облаками
Рдел над Камою закат.
Сквозь тебя четыре ветра
Насмерть бились день и ночь.
Нежный снег ложился щедро,
А сиял - глазам невмочь.
Сверхъестественная сила
Небу здешнему дана:
Прямо в душу мне светила
Чистопольская луна.
И казалось, в мире целом
Навсегда исчезла тьма.
Сердце становилось белым,
Сладостно сходя с ума.
Отчужденностью окраски
Живо все и все мертво -
Спит в непобедимой сказке
Город сердца моего.
Если б не росли могилы
В дальнем грохоте войны,
Как бы я тебя любила,
Город, поневоле милый,
Город грозной тишины!
Годы чудятся веками,
Но нельзя расстаться нам -
город Чистополь на Каме,
на сердце горящий шрам.

1943



* * *

Мы начинали без заглавий,
Чтобы окончить без имен.
Нам даже разговор о славе
казался жалок и смешон.

Я думаю о тех, которым
Раздоры ль вечные с собой
Иль нелюбовь к признаньям скорым
Мешали овладеть судьбой.

Не в расточительном ли детстве
Мы жили раньше? Не во сне ль?
Лишь в грозный год народных бедствий
мы осознали нашу цель

И яростную жажду славы
За счастье встреч и боль потерь...
Мы тридцать лет росли как дети,
Но стали взрослыми теперь.

И яростную жажду славы
Всей жизнью утолить должны,
Когда Россия пишет главы
Освобождающей войны,-

Без колебаний, без помарок -
Страницы горя и побед,
А на полях широких ярок
Пожаров исступленный свет...

Живи же, сердце, полной мерой,
Не прячь на бедность ничего
И непоколебимо веруй
В звезду народа твоего.

Теперь спокойно и сурово
Ты можешь дать на все ответ,
И скажешь ты два кратких слова,
Два крайних слова: да и нет.

А я скажу: она со мною,
Свобода грозная моя!
Совсем моей, совсем иною
Жизнь начинается, друзья!

1943



* * *

Какое уж тут вдохновенье,- просто
Подходит тоска и за горло берет,
И сердце сгорает от быстрого роста,
И грозных минут наступает черед.
Решающих разом - петля или пуля,
Река или бритва, но наперекор
Неясное нечто, тебя карауля,
Приблизиться произнести приговор.
Читает - то гневно, то нежно, то глухо,
То явственно, то пропуская слова,
И лишь при сплошном напряжении слуха
Ты их различаешь едва-едва.
Пером неумелым дословно, построчно,
Едва поспевая ты запись ведешь,
боясь пропустить иль запомнить неточно...
(Петля или пуля, река или нож?..)
И дальше ты пишешь - не слыша, не видя,
в блаженном бреду не страшась чепухи,
Не помня о боли, не веря обиде,
И вдруг понимаешь, что это стихи.

1943



* * *

У меня большое горе
И плакать не могу.
Мне бы добрести до моря,
Упасть на берегу.

Не слезами ли, родное,
Плещешь через край?
Поделись хоть ты со мною,
Дай заплакать, дай!

Дай соленой, дай зеленой
Золотой воды,
Синим солнцем прокаленной.
ГорячЕй моей беды.

Я на перекресток выйду,
На колени упаду.
Дайте слез омыть обиду,
Утолить беду!

О животворящем чуде
Умоляю вас:
Дайте мне, родные люди,
Выплакаться только раз!

Пусть мольба моя нелепа,
Лишь бы кто-нибудь принес,-
Не любви прошу, не хлеба,-
Горсточку горючих слез.

Я бы к сердцу их прижала,
чтобы в кровь мою вошло,
Обжигающее жало,
От которого светло.

Словно от вины тягчайшей,
Не могу поднять лица...
Дай же кто-нибудь, о дай же
выплакаться до конца,

До заветного начала,
До рассвета на лугу...
слишком больно я молчала,
Больше не могу.

1943


* * *

- Но в сердце твоем я была ведь?- Была:
Блаженный избыток, бесценный излишек...
- И ты меня вытоптал, вытравил, выжег?...
- Дотла, дорогая, дотла.

- Неправда. Нельзя истребить без следа.
Неясною тенью, но я же с тобою.
Сквозь горе любое и счастье любое
Невольно с тобою - всегда.

1943


* * *

Знаю, что ты ко мне не придешь,
Но поверь, не о тебе горюю:
от другого горя невтерпеж,
и о нем с тобою говорю я.

Милый, ты передо мной в долгу.
Вспомни, что осталось за тобою.
Ты мне должен - должен!- я не лгу -
Воздух, солнце, небо голубое,

Шум лесной, речную тишину,-
Все, что до тебя со мною было.
Возврати друзей, веселье, силу,
И тогда уже - оставь одну.

1943



* * *

Но разве счастье взять руками голыми?-
Оно сожжет.
Меня швыряло из огня да в полымя
И вновь - об лед,
И в кровь о камень сердца несравненного,-
До забытья...
Тебя ль судить,- бессмертного, мгновенного,
Судьба моя!


* * *

Молчи, я знаю, знаю, знаю.
Я точно, по календарю,
Припомню все, моя родная,
И за тебя договорю.

О скрытая моя соседка,
Бедой объятая душа!
Мы слишком часто, слишком редко
Встречаемся, всегда спеша.

Приди от горя отогреться,
Всем сердцем пристальным моим
Зову тебя: скорее встреться,
Мы и без слов поговорим.

Заплачь, заплачь! Ведь я-то знаю,
Как ночь бродить по пустырю.
До счастья выплачься, родная,
Я за тебя договорю.

1943

* * *

Что же это за игра такая?..
Нет уже ни слов, ни слез, ни сил...
Можно разлюбить - я понимаю,
но приди, скажи, что разлюбил.
Для чего же это полувзгляды?
Нежности внезапной не пойму.
Отвергая, обнимать не надо.
Разве не обидно самому?
Я всегда дивлюсь тебе как чуду.
Не найти такого средь людей.
Я до самой смерти не забуду
Беспощадной жалости твоей...

1949


* * *

Весна и снег. И непробудный
В лесу заснеженный покой.
Зиме с землей расстаться трудно,
как мне с тобой, как мне с тобой.


* * *

Зима установилась в марте
С морозами, с кипеньем вьюг,
В злорадном, яростном азарте
Бьет ветер с севера на юг.

Ни признака весны, и сердце
Достигнет роковой черты
Во власти гибельных инерций
Бесчувствия и немоты.

Кто речь вернет глухонемому?
Слепому - кто покажет свет?
И как найти дорогу к дому,
Которого на свете нет?

1955



* * *

За окном шумит листва густая -
И благоуханна и легка,
Трепеща, темнея и блистая
От прикосновенья ветерка.

И за нею - для меня незримы,
Рядом, но как будто вдалеке,-
Люди, что всегда проходят мимо,
Дети, что играют на песке,

И шоссе в движенье непрестанном,
И ваганьковская тишина.
Я от них волненьем и блистаньем,
Трепетом живым отрешена...

Вянет лето, превращаясь в осень.
Август отошел, и вот, спеша,
Ветер листья рвет, швыряет оземь,
Откровенным холодом дыша.

И в окне, наполнившемся светом,-
Все, что близко, все, что далеко,
Все как есть, что было скрыто летом,
Вдруг возникло четко и легко.

Если чудо - говори о чуде,
Сочетавшем радость и печаль.
Вот они - невидимые люди!
Вот она - неведомая даль!

1955


СКАЗКА

Очарованье зимней ночи.
Воспоминанье детских лет...
Пожалуй, был бы путь короче
И замело бы санный след.

Но от заставы Ярославской
До Норской фабрики, до нас,-
Двенадцать верст морозной сказкой
Под звездным небом в поздний час...

Субботним вечером за нами
Прислали тройку. Мы с сестрой
Садимся в сани. Над санями
Кружит снежинок легкий рой.

Вот от дверей начальной школы
Мы тронулись. На облучке -
Знакомый кучер в долгополой
Овчинной шубе, в башлыке.

И вот уже столбы заставы,
Ее двуглавые орлы.
Большой больничный сад направо...
Кусты черны, снега белы,

Пустырь кругом, строенья редки.
Темнее ночь, сильней мороз.
Чуть светятся седые ветки
Екатерининских берез.

А лошади рысцою рядом
Бегут... Почтенный коренник
Солидно вскидывает задом.
Он строг и честен, он старик.

Бежит, бряцая селезенкой,
Разумный конь, а с двух сторон
Шалят пристяжки, как девчонки,
Но их не замечает он.

Звенит бубенчик над дугою,
Поют полозья в тишине,
Но что-то грезится другое
В завороженном полусне.

На горизонте лес зубчатый,
Таинственный, волшебный лес.
Там, в чаще - угол непочатый
Видений, страхов и чудес.

Вот королевич серым волком
Подходит к замку на горе...
Неверный свет скользит по елкам,
По черным елкам с серебре.

Спит королевна непробудно,
И замок в чарах забытья.
Самой себе признаться трудно,
Что королевна - это я...

Настоян на морозе воздух
И крепок так, что не вздохнуть.
И небо - в нелюдимых звездах,
Чужая, нежилая жуть.

Все на земле роднее, ближе.
Вот телеграфные столбы
Гудят все то же, а поди же,-
Ведь это песни ворожбы.

Неодолимая дорога
В том звуке, ровном и густом...
Но вот фабричные ворота,
все ближе, ближе, ближе дом.

Перед крылечком санный полоз
раскатывается скользя.
И слышен из прихожей голос,
Который позабыть нельзя.

1955



* * *

Я равна для тебя нулю.
Что о том толковать, уж ладно.
Все равно я тебя люблю
Восхищенно и беспощадно,
И слоняюсь, как во хмелю.
По аллее неосвещенной,
И твержу, что тебя люблю
Беспощадно и восхищенно.


РАЗМОЛВКА

Один неверный звук,
Но и его довольно:
С пути собьешься вдруг
Нечаянно, невольно,
И вот пошла плутать
Сквозь клятвы и зароки,
Искать, и ждать, и звать,
И знать, что вышли сроки...
Подумай, лишь одно
Беспамятное слово-
И вдруг темным-темно
И не было былого,
А только черный стыд
Да облик без ответа,
И ночь не говорит
О радости рассвета.



* * *

За что же изничтоженно,
Убито сердце верное?
Откройся мне: за что ж оно
Дымится гарью серною?
За что же смрадной скверною
В терзаньях задыхается?
За что же сердце верное
Как в преисподней мается?
За что ему отчаянье
Полуночного бдения
В предсмертном одичании,
В последнем отчуждении?..
Ты все отдашь задешево,
Чем сердце это грезило,
Сторонкой обойдешь его,
Вздохнешь легко и весело...


* * *

Мы рядом сидим.
Я лицо дорогое целую.
Я голову глажу седую.
Мне чудится возле
какая-то грозная тайна,
А ты говоришь мне,
что все в этой жизни случайно.
Смеясь, говоришь:
- Ну а как же? Конечно, случайно.-
Так было во вторник.
И вот подошло воскресенье.
Из сердца вовек не уйдет
этот холод весенний.
Тебя уже нет,
а со мною что сталось, мой милый...
Я склоняюсь над свежей твоею могилой.
Я не голову глажу седую -
Траву молодую.
Не лицо дорогое целую,
А землю сырую.

<1956>

* * *

Скорей бы эти листья облетели!
Ты видел детство их. Едва-едва,
Как будто в жизни не предвидя цели,
Приоткрывалась зябкая листва,-
"Плиссе - гофре", как я тогда сказала
О листиках зубчатых, и в ответ
Смеялся ты, и вот тебя не стало.
Шумит листва, тебя на свете нет,
Тебя на свете нет, и это значит,
Что света нет... А я еще жива.
Раскрылись листья, подросла трава.
Наш долгий разговор едва лишь начат.
На мой вопрос ты должен дать ответ,
А ты молчишь. Тебя на свете нет.

1956



* * *

Скажи - как жить мне, как мне жить
На этом берегу?
Я не могу тебя забыть
И помнить не могу.

Я не могу тебя забыть,
Покуда вижу свет,
Я там забуду, может быть,
А может быть, и нет.

А может быть, к душе душа
Приникнет в тишине,
И я воскресну не дыша,
Как вечный сон во сне.

На бездыханный берег твой
Возьми меня скорей
И красотою неживой
От жизни отогрей.

1957

* * *

Ты не становишься воспоминаньем.
Как десять лет назад, мы до сих пор
Ведем наш сокровенный разговор,
Встречаясь, будто на рассвете раннем,
Нам хорошо и молодо вдвоем,
И мы всегда идем, всегда идем,
Вверяясь недосказанным признаньям
И этой чуть раскрывшейся листве,
Пустому парку, резкой синеве
Холодных майских дней и полувзглядам,
Что сердцу говорят прямее слов
О радости, что мы, как прежде, рядом...
Минутами ты замкнут и суров.
Жестокой мысли оборвать не хочешь,
Но вот опять и шутишь и хохочешь,
Самозабвенно радуясь всему -
И солнцу, и нехоженой дорожке,
И полусказочной лесной сторожке,
И тайному смятенью моему...

Мне верилось, что это лишь начало,
Что это лишь преддверие чудес,
Но всякий раз, когда тебя встречала,
Я словно сердцу шла наперерез...
И я еще живу, еще дышу,
Еще брожу одна по темным чащам,
И говорю с тобою, и пишу,
Прошедшее мешая с настоящим...

Минутами ты замкнут и суров.
А я была так близко, так далеко
С тобой, с твоей душою одинокой
И не могла, не находила слов -
Заговорить с тобой о самом главном,
Без переходов, сразу, напрямик...
Мой ангел, на пути моем бесславном
Зачем явился ты, зачем возник!

Ты был моей любовью многолетней,
А я - твоей надеждою последней,
И не нашла лишь слова одного,
А ты хотел его, ты ждал его,
Оно росло во мне, но я молчала,
Мне верилось, что это лишь начало.

Я шла, не видя и не понимая
Предсмертного страданья твоего.
Я чувствовала светлый холод мая,
И ты со мной, и больше ничего...

О как тебя я трепетно касалась!
Но счастье длилось до того лишь дня,
Пока ты жил, пока не оказалось,
Что даже смерть желаннее меня.

1957



* * *

Не за то ли, что только гроза
нам на мир открывает глаза,
И пред нами, хорош или плох,
Предстает он, застигнут врасплох,
Озарен то вверху, то внизу,-
Не за это ль мы любим грозу?

Что при свете дневном разберешь,
Примиряющем с правдою ложь?

Безучастный равно ко всему,
Он легко переходит во тьму.

Что увидишь во мраке ночном?
Он смешал, одурманенный сном,
Все, что живо, и все, что мертво,
Он не видит себя самого.

Но случится лишь ветру начать
Вековые деревья качать,-
Встрепенется, очнется листва,
Зашумит: я жива, я жива!
Редкий дождь пробежит вперебой
По траве, от зарниц голубой,
В чаще туч острие топора
Полыхнет белизной серебра,
Громыхающий рухнет удар
С поднебесья в глухой крутояр,
Взвоет ветер на все голоса,
Раскачаются шумно леса...

Не затем ли мы жаждем грозы,
Что гроза повторяет азы
Неоглядной свободы, и гром
Бескорыстным гремит серебром,
И, прозрачной прохладой дыша,
Оживает, мужает душа...

1957



СОН НА РАССВЕТЕ

Какие- то ходы и переходы,
И тягостное чувство несвободы,
И деревянный низенький помост.
Как на погосте, он открыт и прост,
Но это - стол, на нем вино и свечи,
А за столом - мои отец и мать.
Их нет в живых. Я рада этой встрече,
Я их прошу меня с собою взять
Или побыть со мною хоть недолго,
Чтоб Новый год мы встретили втроем.
Я что-то им толкую втихомолку,
Они молчат. Мы пьем. Нет, мы не пьем.
Вино как кровь. Нетронуты бокалы.
А у моих родимых небывалый -
Такой недвижный и спокойный взгляд.
Да полно, на меня ль они глядят?
Нет, сквозь меня. О нет, куда-то мимо.
А может статься, я для них незрима?
И что это? Настал ли Новый год
И при свечах втроем его встречаем,
Иль только близиться его приход,-
Так незаметен, так необычаен?..
Отец и мать. И между ними - я.
Где ночью ты была, душа моя?
И Новый год - был или не был встречен?
Что спрашивать, когда ответить нечем!
Я помню только свечи и вино,
И стол в дверях, и что кругом темно,
И что со мной - восставшие из праха.
Я их люблю без трепета, без страха,
Но мне тревожно. Кто меня зовет?..
О лишь бы знать - настал ли Новый год?

1957


* * *

Кузнечики... А кто они такие?
Заглядывал ли ты в их мастерские?
Ты, видно, думал - это кузнецы
И в кузнях маленьких поодиночке
О наковаленки бьют молоточки,
А звон от них летит во все концы?
Но это заблужденье. Ты не прав.
Не кузница в траве, а телеграф,
Где точки и тире, тире и точки
Бегут вплотную по звенящей строчке
И наспех сообщают обо всем,
Что в поле и в лесу творилось днем.

1957


* * *

Пылает отсвет красноватый
На летней пашне в час заката.
До фиолетового цвета
Земля засохшая прогрета.
Здесь каждый пласт огнем окован -
Лиловым ,розовым, багровым,
И этот крепкий цвет не сразу
Становится привычен глазу,
Но приглядишься понемногу,
На алый пласт поставишь ногу,
И с каждым шагом все бесстрашней
Идешь малиновою пашней.

1957


В МИНУТУ ОТЧАЯНЬЯ

Весь век лишь слова ищешь ты,
Единственного слова.
Оно блеснет из темноты
И вдруг погаснет снова.

Ты не найдешь путей к нему
И не жалей об этом:
Оно не пересилит тьму,
Оно не станет светом.

Так позабудь о нем, пойми,
Что поиски напрасны,
Что все равно людей с людьми
Оно сроднить не властно.

Зачем весь век в борьбе с собой
Ты расточаешь силы,
Когда замолкнет звук любой
Пред немотой могилы.

1958

* * *

Ты думаешь - правда проста?
Попробуй, скажи.
И вдруг онемеют уста,
Тоскуя о лжи.

Какая во лжи простота,
Как с нею легко,
А правда совсем не проста,
Она далеко.

Ее ведь не проще достать.
Чем жемчуг со дна.
Она никому не под стать,
Любому трудна.

Ее неподатливый нрав
Пойми, улови.
Попробуй хоть раз, не солгав,
Сказать о любви.

Как будто дознался, достиг,
Добился, и что ж?-
Опять говоришь напрямик
Привычную ложь.

Тоскуешь до старости лет,
Терзаясь, горя...
А может быть, правды и нет -
И мучишься зря?

Дождешься ль ее благостынь?
Природа ль не лжет?
Ты вспомни миражи пустынь,
Коварство болот,

Где травы над гиблой водой
густы и свежи...
Как справиться с горькой бедой
Без сладостной лжи?

Но бьешься не день и не час,
Твердыни круша,
И значит, таится же в нас
Живая душа.

То выхода ищет она,
То прячется вглубь.
Но чашу осушишь до дна,
Лишь только пригубь.

Доколе живешь ты, дотоль
Мятешься в борьбе,
И только вседневная боль
Наградой тебе.

Бескрайна душа и страшна,
Как эхо в горах.
Чуть ближе подступит она,
Ты чувствуешь страх.

Когда же настанет черед
Ей выйти на свет,-
Не выдержит сердце: умрет,
тебя уже нет.

Но заживо слышал ты весть
Из тайной глуши,
И значит, воистину есть
Бессмертье души.

1958



* * *

Ты отнял у меня и свет и воздух,
И хочешь знать - где силы я беру,
Чтобы дышать, чтоб видеть небо в звездах,
Чтоб за работу браться поутру.
Ну что же, я тебе отвечу, милый:
Растоптанные заживо сердца
Отчаянье вдруг наполняет силой,
Отчаянье без края, без конца.

1958


* * *

И лишь в редчайшие мгновенья
Вдруг заглядишься в синеву
И повторяешь в изумленье:
Я существую, я живу.



* * *

К твоей могиле подойду.
К плите гранитной припаду.
Здесь кончился твой путь земной,
Здесь ты со мной, здесь ты со мной.
Но неужели только здесь?
А я? А мир окрестный весь?
А небо синее? А снег?
А синева ручьев и рек?
А в синем небе облака?
А смертная моя тоска?
А на лугах седой туман?..
Не сон и не самообман:
Когда заговорит гроза,
Вблизи блеснут твои глаза -
Их синих молний острия...
И это вижу только я.

1959

* * *

...И опять весь год ни гу-гу...
Ахматова

Постылых "ни гугу"
Я слышать не могу -
Я до смерти устала,
Во мне души не стало.
Я больше не могу.
Простите, кредиторы.
Да, я кругом в долгу
И опускаю шторы.
Конец, конец всему -
Надеждам и мученью,
Я так и не пойму
Свое предназначенье.


* * *

Если говорить всерьез.
Лишь одно мне в жизни мило -
Коль мороз, так уж мороз,
Чтобы дух перехватило.
Я люблю вершины гор,
Оттого, что одиноки,
Я люблю степной простор
За его размах широкий.
Если зной - чтоб тишь да гладь,
Если ветер - чтоб такой уж -
На ногах не устоять...
Ты меня не успокоишь,
Не утешишь, не уймешь
Ласковым полунамеком.
Не свидетельствует ложь
О высоком, о глубоком.
Ни со степью, ни с горой
Не сравню твоей повадки,
Ты весь век живешь игрой
В кошки-мышки, в жмурки, в прятки.
А по мне, чтоб было так:
Счастье- счастьем, горе- горем.
И чтоб свет и чтобы мрак.
Впрочем, мы еще поспорим.

1959


* * *

Ты что не скажешь, то солжешь,
Но не твоя вина:
Ты просто в грех не ставишь ложь,
Твоя душа ясна.

И мне ты предлагаешь лгать:
Должна я делать вид,
Что между нами тишь да гладь,
Ни боли, ни обид.

О доброте твоей звонят
Во все колокола...
Нет, ты не в чем не виноват,
Я клевещу со зла.

Да разве ты повинен в том,
Что я хочу сберечь
Мученье о пережитом
Блаженстве первых встреч.

Я не права - ты верный друг,
О нет, я не права,
Тебе лишь вспомнить недосуг,
Что я еще жива.


* * *

Сквозь сон рванешься ты помериться с судьбою
И подчинить ее движению строки -
И отступаешь вдруг сама перед собою,
В бессильной ярости сжимая кулаки.

Строка зовет на бой, и ты готова к бою,
Всем унижения и страхам вопреки,
И отступаешь вдруг сама перед собою,
В бессильной ярости сжимая кулаки.

Твоя душа мертва. Смятенье бесполезно.
Зачем проснулась ты? Твоя душа мертва.
Смирись перед немой, перед последней бездной,-

Для сердца легче смерть, чем мертвые слова.
Утешься,- над твоей могилою безвестной
И ветер будет петь, и шелестеть трава.

1962

* * *

Прикосновение к бумаге
Карандаша - и сразу
Мы будто боги или маги
В иную входим фазу.
И сразу станет все понятно,
И все нестрашно сразу,
Лишь не кидайтесь на попятный,
Не обрывайте фразу,
И за строкой строка - толпою,
Как будто по приказу...
Лишь ты, доверие слепое,
Не подвело ни разу.

1967


* * *

На свете лишь одна Армения,
Она у каждого своя.
От робости, от неумения
Ее не воспевала я.

Но как же я себя обидела —
Я двадцать лет тебя не видела,
Моя далекая, желанная,
Моя земля обетованная!

Поверь, любовь моя подспудная,
Что ты — мой заповедный клад.
Любовь моя — немая, трудная,
Любое слово ей не в лад.

Со мною только дни осенние
И та далекая гора,
Что высится гербом Армении
В снегах литого серебра,

Та величавая, двуглавая
Родная дальняя гора,
Что блещет вековечной славою,
Как мироздание, стара.

И тайна острова севанского,
Где, словно дань векам седым,—
И своды храма христианского,
И жертвоприношений дым.

Орлы Звартноца в камень врублены,
Их оперенье — ржавый мох...
О край далекий, край возлюбленный,
Мой краткий сон, мой долгий вздох...

1967


* * *

Страшно тебе довериться, слово.
Страшно, а должно.
Будь слишком старо, будь слишком ново,
Только не ложно.


* * *

О, ветром зыблемая тень -
Не верьте лести.
Покуда вы - лишь дальний день,
Лишь весть о вести.

Вы тщитесь - как бы почудней,
В угоду моде.
Вас нет. Вы нищенки бедней.
Вы - нечто вроде.

Вы про себя: судьба, судьбе,
Судьбы, судьбою...
Нет, вы забудьте о себе,
Чтоб стать собою.

Иначе будет все не впрок
И зря и втуне.
Покуда блеск натужных строк -
Лишь блеск латуни.

Ваш стих - сердец не веселит,
Не жжет, не мучит.
Как серый цвет могильных плит,
Он им наскучит.

Вам надо все перечеркнуть,
Начать сначала.
Отправьтесь в путь, в нелегкий путь,
В путь - от причала.


* * *

Год, в разлуке прожитый,
Близится к весне.
Что же ты, ах что же ты
Не придешь ко мне?
Мне от боли старящей
Тесно и темно.
В злой беде товарища
Покидать грешно.
Приходи не думая,
Просто приходи.
Что ж тоску угрюмую
Пестовать в груди?
Все обиды прошлые
Замела пурга.
Видишь - поле ровное,
Белые снега...

ЗАКАТ

Пылает отствет красноватый
На летней пашне в час заката.
До фиолетового цвета
Земля засохшая прогрета.
Здесь каждый пласт огнем окован -
Лиловым, розовым, багровым,
И этот крепкий цвет не сразу
Становится привычен глазу.
Но приглядишься по-немногу,
На алый пласт поставишь ногу,
И с каждым шагом, все бесстрашней
Идешь малиновую пашней.