Действие происходит в средневековой Англии, а затем Персии. Мальчик Роб, сын плотника, после смерти родителей отдан главой цеха на воспитание и обучение странствующему цирюльнику (цирюльники в те времена были вроде фельдшеров-скоморохов). Многое Роб узнает у своего наставника, но жажда стать отличным лекарем поведёт его в далёкую страну - Персию, где живёт князь лекарей Авиценна. Прикинувшись евреем (христианам не позволено было учиться у мусульман), Роб долгие годы проведёт в Персии, глотая новые знания. Его ждёт немало приключений. И много интересных людей он повстречает на своём пути...

"Лекарь. Ученик Авиценны" - это первая часть трилогии рода Коулов. Роман написан в 1988 году. Автор известен как специалист по истории медицины и медицинской этики.

Исторические книги я не люблю, но эта оказалась весьма увлекательной и познавательной. Язык и стиль изложения весьма простой. Если бы не пара эротических сцен, можно было бы рекомендовать даже подросткам 11-12 лет, а так - возрастной ценз 16+.

Мальчишка Сонни Лофтхус обожал своего отца-полицейского. Но когда ему было 15, отец застрелился, оставив записку, что был продажным копом. Это разрушило жизнь Сонни - мать начала пить, а затем умерла от передоза таблеток. Он сам подсел на героин... Но денег на героин не хватало. Сонни согласился взять на себя два убийства с гарантией того, что до конца срока его будут снабжать наркотиками. Сказать, что он стал наркоманом - это ничего не сказать. Опуститься ниже было некуда. В тюрьме к нему приходили исповедоваться, считая, что он ничего не способен воспринять, стал овощем, ведь человек поставил сам на себе крест. Он бы и новое убийство покорно позволил взвалить на себя, но неожиданно узнал, что отец его был убит и оклеветан... Это известие изменило всю его жизнь.

Очень атмосферный детектив, выверенный, чёткий, суровый и в то же время щемящий, печальный, нежный... Здесь рассказывается о человеке, о его боли и печали, о его несбывшейся жизни, о мести, об ошибках, об искуплении, о любви... Наверное, это лучшее, что я читала у Несбё, да и вообще у скандинавов, пишущих детективы, за последние лет 10. Тот случай, когда болеешь не только за следователя, но и за преступника, в надежде, что героям удастся найти какой-то компромисс, чтобы всё как-то обошлось...

Очень рекомендую любителям жанра.

Сборник из 8 детективных рассказов Честертона, главным героем которых является Хорн Фишер - человек из высшего света, близкий самым могущественным лицам, но бесконечно уставший от общения с ними и стремящийся к уединению - он слишком много знает о закулисной жизни представителей власти, и это его угнетает, потому что Фишер бессилен что-либо изменить, оттого эти рассказы печальны, почти депрессивны. Они свидетельствуют о разочаровании, которое испытывал сам Честертон. Оказавшись втянутым в то или иное расследование, Фишер зачастую даже не стремится к наказанию преступника, особенно если жертва "получила по заслугам".

В аннотациях к этой книге принято приводить слова Трауберг, как характеризующие общий настрой произведений: «Самые рассказы и герой их — очень печальные, едва ли не безнадежные. Многое видно тут: Честертон уже не верит в политические действия и с особой скорбью любит Англию, и как-то болезненно жалеет даже самых дурных людей. Людей жалеет и отец Браун, но он исполнен надежды, тогда как Фишер — сама усталость».

Посему - да, цикл про отца Брауна симпатичней, чем сборник про Фишера, но и проще. Последний тяжелей воспринимается из-за того, что многие реалии того времени (написано в 1922 году) уже утратили злободневность, здесь больше о временном, чем о вечном, хотя... как сказать. Политики в массе своей не слишком меняются.

Это последняя книга Умберто Эко. Она как бы о том, как устроена газетная кухня и сбор материалов в СМИ. Ещё, конечно, здесь не обошлось без любимых автором теорий заговора. Но мне показалось, что главным образом "Нулевой номер" - самопародия. Во всяком случае, самоиронии тут предостаточно.

Некий бизнесмен из своих шкурных соображений основывает газету, которая в принципе, по большому счёту, не более, чем фикция, а редакторы-журналисты, которые в издательстве работают, по большей части об этом даже не догадываются. Они придумывают всякие разные интересные ходы в своей работе, занимаются расследованиями, одно из которых и ляжет в основу теории заговора. Всё вокруг этой теории безумно и параноидально, но написано легко, так что читается с увлечением и вызывает удовольствие.

Книга воспринята читателями неоднозначно. Да, это не самая сильная вещь Эко, и может кому-то не понравиться. Но мне пришлась по душе.

По словам Крайтона, идея "Пожирателей мёртвых" - книги, по которой был снят фильм "13-й воин" с Антонио Бандерасом в главной роли, у него возникла чуть ли не в результате спора с самим собой. Он решил сделать интересным и увлекательным самое нечитаемое в академической литературе - эпическую англосаксонскую поэму "Беовульф". Прежде всего он попытался отделить в "Беовульфе" правду от вымысла, но сделать это оказалось чрезвычайно сложно. Тогда Крайтон объединил сагу с "Запиской о путешествии на Волгу" известного арабского путешественника и писателя Х века Ахмада ибн Фадлана, сделав его главным героем произведения, от лица которого ведётся рассказ. В действительности ибн Фадлан не мог путешествовать с Беовульфом, так как они жили в разное время, но роман и не претендовал на реалистичность. Получилась замечательная стилизация, где первоначально текст ибн Фадлана почти не подвергается изменениям, только небольшой литературной обработке, но когда тот встречается с викингами, сюжет "Записки" плавно перетекает в сюжет "Беовульфа", причём фантастическим элементам саги Крайтон находит своеобразное научное объяснение (спойлерить не буду). В общем, Крайтон провёл интересный литературный эксперимент, и результат его весьма впечатляющий и симпатичный.

С фильмом сравнить не могу - пока что его не видела, но скачала (как и "Записки" ибн Фадлана)

Жизнерадостная, энергичная, местами очень весёлая, книга в жанре "иронический вестерн". Она составлена из 13 хронологически расположенных друг за другом новелл. Новеллы написаны от 1-го лица, их герой - Брекинридж Элкинс - добродушный наивный и никогда не теряющий присутствия духа верзила. Он запросто может врукопашную завалить гризли, вырвать с корнем деревце, разметать по округе противников и разнести одним ударом дом по брёвнышку. Он даже сумел оседлать необъезженного коня Капитана, от коего спасались наутёк все звери в округе (включая медведей и кагуаров). Душа у Брекинриджа чистая, а образования - совсем никакого. Конечно, он попытается научиться читать и писать, когда в округе появится молодая учительница. Но явно, что главный его талант всё-таки в недюжинной силе и меткости...

"Джентльмен с медвежьей речки" - это первая часть трилогии о похождениях Брекинриджа. Она идеально подходит для семейного чтения, так как ориентирована практически на любую возрастную аудиторию. Понятное дело, там не стоит искать глубокого смысла, но это очень хорошая литература для отдыха. Автор баловался разными жанрами, в России больше всего известен его цикл повестей и рассказов о Конане-варваре.

После трёхлетнего перерыва Жан-Кристоф Гранже опубликовал "африканскую" дилогию: "Лонтано" - "Конго Реквием". В самом деле, основное действие детектива (во всяком случае, первого, второй мной ещё не прочитан) происходит в Европе, но расследование корнями уходит в события, происходящие в Африке.

В центре повествования комиссар полиции Эрван Морван, а также его эксцентричная семейка: богатый и именитый отец, Грегуар Морван, нажившийся на африканских месторождениях (в прежние времена он начинал свою карьеру также в полиции) - взбалмошный тип, самодур и психопат; мать Мэгги - забитая и смиренная овечка, которая, впрочем, вместе с супругом хранит какую-то тайну с давних, африканских, времён; братец Лоик - крупный бизнесмен, что не мешает ему быть отъявленным наркоманом и придурком, и наконец сестра Гаэль - настолько мечтающая стать профессиональной актрисой, что ложится в постель к каждому, кто может помочь ей в продвижении по актёрской стезе. Отношения в семье, мягко говоря, не самые благополучные.

Очередное расследование Эрвана - казалось бы, совершенно случайная гибель курсанта на военных учениях, приводит следователя к мысли, что возможно, убийство было преднамеренным и тщательно запланированным. Цепь всех последующих многочисленных и кровавых событий берёт начало с этого инцидента.

Детектив жёсткий и в нём много иррациональных моментов (понятное дело, убийцы психически здоровыми людьми не могут быть по определению), так что лёгким дамским чтением его не назовёшь. Это мужская проза.

В сюжете присутствуют шаблонные моменты. Однако, интрига крепкая. Интересный момент, что подозреваемых совсем не густо, то есть очень совсем. Персонажи, в том числе второстепенные, прорисованы слишком хорошо, лучше б были посимпатичней в массе своей. :) Ну, и развязка реально неожиданная.

Одна частная компания втайне разработала некие квантовые технологии и с их помощью научилась отправлять людей в прошлое. Не совсем так чтобы в наше прошлое, но в какую-то параллельную реальность, почти идеально соответствующую исторической версии нашей Земли. В книге об этом подробно и интересно. К сожалению, само путешествие в прошлое (студенты-историки отправились в 14-й век - не развлекаться, а вытаскивать любимого профессора из передряги) вызвало налёт скуки и ощущение жуткой тягомотины. Может, потому что я, как правило, не люблю исторические книги (а с ними и псевдоисторические с фантастическим уклоном). Но во всяком случае, в сети есть отзывы, где читатели восприняли роман похоже, а есть, напротив, весьма восторженные отзывы. Но чего у книги точно не отнять, так это кинематографичности сюжета, который идеально ложится на киноплёнку. Однако, увы, при всём моём уважении к Крайтону - не пошло, еле дотянула до конца, хотя книга небольшая.

11-я книга "Плоского мира" (2-я в подцикле "Смерть").

Смерть умер. Вернее, пока не умер, а готовится умереть. Но очень скоро умрёт. Что-то нарушилось в устройстве вселенной, и у Смерти появились свои собственные песочные часы. И песчинок в верхней чаше так мало, и с каждым мгновением становится всё меньше... Недолго думая, Смерть отправляется к людям - чтобы пожить хоть немножко по-человечески. Ему предстоит многое познать. А в это время в мире происходит переизбыток жизни, и из-за этого случаются всевозможные несуразности. И на фоне этого переизбытка жизни неживое тоже стремится ожить, и таким образом случается самозарождение гигантского самовоспроизводящегося супермаркета, который стремится поработить людей. А люди остаются людьми.

Сатирическая линия супермаркета мне совершенно не приглянулась, показалась сумбурной, многословной и слишком путаной. Однако, ради второй линии её стоило перетерпеть, ибо вторая линия - просто чудо.

Прекрасна и трогательна часть про Смерть и про смерть мушек-однодневок и многовековых сосен. И про множащиеся сущности видовой смерти, особенно Смерти крыс. Здесь много смешных моментов, но не меньше и печальных, философских и лирических.

Заключительная, шестая, часть саги о Малоссене. Увы, не самая лучшая книга в серии. Да, всё и все на месте, и никуда не делся неповторимый пеннаковский стиль, но что-то потерялось: уже такие родные герои словно уходят в сон - постепенно отдаляются от читателя. Наверное, правильно, что на этом романе Пеннак поставил точку истории Малоссенов - трудно, почти невозможно, было бы придумать что-то столь же яркое и самобытное, как в первых частях. И самые оригинальные из возможных сюжетов остались позади.

На этот раз в центре истории оказалась ясновидица Тереза, которая вслед за Кларой решила выйти замуж. Наученный горьким опытом Бенжамен сразу начал вести активную подготовку к жизни в тюрьме. Естественно, разве он мог ожидать, что на этот раз судьба его помилует? Ведь он же прирождённый "козёл отпущения"! Но, чего и следовало ожидать, судьба сыграла с ним совсем не ту шутку, к которой он готовился.

Прощай, Бенжамен. Это было счастье - провести с тобой столько часов, сколько длилась эта сага...

5-я часть "Саги о Малоссене" - самая маленькая. Просто крошка по сравнению с предыдущими романами. Сами же "Христиане и мавры" по форме не только не роман, но даже и небольшой повестью их считать можно лишь с натяжкой. Просто изящная миниатюрная ювелирная вещица, но удовольствия, как и остальные книги Пеннака, она вызывает целое море. Сидишь и тихо кайфуешь от этого языка, стиля, юмора, остроумия. Редкий автор вызывает такое наслаждение от самого процесса чтения, прямо, как в детстве...

Речь, кстати, как раз о детстве. Вернее, о Малыше. В семействе Малоссенов, кто читал предыдущие книги, знает, детишек хватает: помимо взрослых брата и трёх сестёр на данный момент здесь подрастают Жереми, Малыш, Верден, Это-Ангел и самый маленький - Господин Малоссен.

В один прекрасный день Малыш, сидя за столом, угрюмо сказал, не притрагиваясь к тарелке: "Я предпочёл бы моего папу"... Это стало его навязчивой идеей, так что он вовсе прекратил пить и есть, и Бенжамен с ужасом ждал того дня, когда Малыш станет тонким настолько, что через него можно будет начать читать.

Малоссену пришлось нехило повертеться, чтобы придумать, как успокоить Малыша. Ведь с папой того была связана одна очень странная история... Не детектив, раз в кой-веки, но вполне так захватывающий триллер.

А причём тут христиане и мавры? Не прочитав, не узнаете. :)

Зацепить читателя после "Маленькой торговки прозой"? После того, что там обрушилось на Малоссена? Такому испытанию ни один, даже самый жестокосердый автор, не подвергал своего любимого героя. И ничего страшнее с человеком случиться не может! Однако... "Господин Малоссен", следующий роман Пеннака, начался задорно и вполне миролюбиво (если пропустить начальную сцену с "распятым ребёнком") и где-то до трети книги продолжалась сплошная идиллия. Даже гениальный хирург - злодей Бертольд, которого Жереми грозился убить, оказался втянутым в жизнь этого странного семейства - Малоссенов.

А семейство у Бенжамена и впрямь большое, с каждым романом обрастающее новыми и новыми членами, которые почитают за счастье состоять в нём. И ведь только на законных основаниях на обед собираются: "Мое племя Малоссенов: Клара, Тереза, Лауна, Жереми, Малыш, Верден, Это-Ангел, Джулиус, моя собака, и Жюли, моя Жюли; прибавьте сюда еще Шестьсу Белый Снег, естественно, нашу давнюю приятельницу Сюзанну, держательницу «Зебры», и весь многочисленный табор Бен-Тайеба, который, будь все по закону, спал бы сегодня в четырех голых стенах, в квартире, откуда уже давным-давно вынесли бы всю мебель. Восемнадцать голов, увязших по уши в одном наисерьезнейшем деле и, может статься, уплетающих свой последний кускус здесь, на свободе, в последнем действующем кинотеатре Бельвиля." Это самый-самый узкий круг...

А ведь есть ещё: "вся честная компания, которую Бельвиль ссудил мне в друзья: Семель, Роньон, Мерлан, старая гвардия; весь персонал издательства «Тальон» в полном составе, естественно, и тут же мои приятели из Магазина, где я работал прежде: Тео со своей бригадой в серых халатах; Леман, сам Леман, чертеняка; и волшебники из больницы Святого Людовика: Марти, не раз вытаскивавший меня из пасти смерти, Бертольд, гениальный хирург, который, сначала выпотрошив меня, как куренка, затем наполнил мой бурдюк внутренностями другого и теперь аплодировал, скорее всего себе, восхищаясь собственным шедевром; но были и другие, и совершенно неожиданно для меня: дивизионный комиссар Кудрие собственной персоной – величественное чело, осененное императорской прядью, непременный жилет, вышитый золотыми пчелами, рядом с ним инспектор Карегга в своей куртке с меховым воротником, как у ирландских летчиков; все здесь, и все настолько близкие и родные, что чувствуется даже незримое присутствие тех, кого уже нет с нами: дядюшка Стожил, забравшийся куда-нибудь на колосники и глядящий сверху на нас, как всегда, в своей настороженной задумчивости часового; Тянь, мой старый Тянь, погибший, защищая меня; и Пастор, чей облик вечно будет стоять перед нами в печальных глазах нашей мамы… Что ты сделал с ней, Пастор? Что ты ей сделал?.. Смотри-ка, и мама здесь! Ты пришла?! Я же говорил, что Жереми мастер на сюрпризы!"

А потом пошло-поехало так, что мало никому не покажется. И оказалось, что могут случиться вещи и пострашней, чем в "Маленькой торговке прозой". И даже Бенжамен, обладатель бесконечного, неиссякаемого источника оптимизма, падёт духом.

В середине "Маленькой торговки прозой" мне казалось, что автор предал Бенжамена и дальше читать уже нет смысла. Но нет, он сыграл на читательских нервах, но выкрутился, так, что само собой пришлось браться и за "Господина Малоссена". И опять повторилось - нечестно так поступать с Бенжаменом, бессовестно, подло, и тут уже, казалось бы, выхода совершенно нет. Ан нет, опять Пеннак обманул. Блистательно сработано.

И да, если вы думаете, что "господин Малоссен" - это Бенжамен, то вы ошибаетесь. Речь совсем-совсем не о нём. Но если захотите узнать, о ком, придётся прочитать роман. :)

Вот и 3-ья, самая знаменитая, часть саги о многочисленном семействе Малоссенов, которое книга к книге обрастает новыми членами, и не всегда это отпрыски непутёвой мамаши, то и дело в семье становятся своими вполне великовозрастные граждане, к примеру, престарелый инспектор Ван Тянь из второй части или полицейский Пастор.

Какие бы злоключения ни сыпались на Бенжамена в "Людоедском счастье" или "Фее карабина", они ни в какое сравнение не идут с теми, что свалились на него в этой книге. А начиналось всё так мирно, хотя и не очень приятно: любимая сестра Клара, да-да, та, что фотограф от Бога, решила 19-ти лет от роду выйти замуж за седовласого архангела - начальника местной тюрьмы. Душевные муки прямо истерзали любящего брата. А ещё королева Забо, начальница Бенжамена, предложила ему новую работу вместо опостылевшей старой (кому понравится каждый Божий день быть козлом отпущения? даже если за это платят деньги).

Злоключения завертятся на полную катушку, так, что даже циничная королева Забо (кстати, это именно она и есть - маленькая торговка прозой) и ко всему привычный комиссар Аннелиз будут потрясены до глубины души. Да что они? Даже искушённого читателя сразят события, происходящие в этой книге. Но рассказывать о них не стоит - лучше узнать самим.

У меня по-прежнему любимой остаётся первая часть саги - "Людоедское счастье". Но, признаюсь, эта на данный момент - самая нервотрёпная.

2-я часть обворожительной саги о Бенжамене Малоссене. Стиль, по сравнению с первой частью ("Людоедское счастье") изменился: стало меньше ошеломительно весёлых моментов (одни рассказы на ночь детям чего стоили, теперь эту функцию взвалил на себя другой персонаж), зато детективная интрига с неожиданными поворотами сюжета приобрела больший вес.

В центре повествования всё то же многочисленное семейство Малоссенов, правда, значительно пополнившееся новыми членами. Мало очередной родившейся сестрёнки Верден***, которая никому не даёт покоя, так ещё и Джулия, любимая женщина Бенжамена, повесила на Малоссена группу пристрастившихся к наркотикам стариков, которые оказались в центре журналистского расследования и которых надо во что бы то ни стало сберечь. А в это время в Бельвилле маньяк убивает невинных старушек. А ещё, по слухам, загадочная бабуля в упор расстреливает полицейского на службе. А ещё откуда-то, чуть не с неба, сваливается к месту событий вьетнамская бабушка Хо, хотя все в Бельвилле знают, что никакая она не бабушка.

А затем Джулия куда-то пропадает. Тем временем Бенжамен продолжает работать "козлом отпущения" - но уже не в магазине, а в издательстве. И всё это переплетается в один сумасшедший ком, который предстоит распутать полицейским...

Впереди 3-я, как утверждают, лучшая часть цикла.

*** самая мирно-идиллическая линия романа:
"Мадемуазель Верден Малоссен. Портрет в младенческом возрасте. Ей уже три дня!
Это существо размером с ростбиф для порядочной семьи и такого же красно-мясного цвета, со всех сторон оно тщательно обложено пеленками, а где не обложено, сверкает чистотой и пухлыми складочками – одним словом, младенец, сама невинность. Не стоит расслабляться. Она сладко сопит, сжав кулачки и ресницы, с единственной целью: проснуться и заявить об этом. А когда она проснется, в доме – Верденское сражение! Массированный удар батарей, вой шрапнели, воздух полон одним пронзительным звуком, мир потрясен до основания, человек теряет человеческий облик и готов на любой подвиг и на любую подлость, только б это кончилось, только б она заснула, хотя бы на четверть часа, только б она снова стала большой сарделькой, конечно, взрывоопасной, как граната, но по крайней мере тихой. Это не значит, что сами мы в это время будем спать, мы бдим, ее пробуждение не должно застать нас врасплох, но все же нервы чуть-чуть расслабляются. Временное перемирие, затишье перед бурей… Передышка в военных действиях. Мы спим вполглаза и вполуха. И в нашем внутреннем окопе часовой всегда на посту. Едва раздастся свист первой сигнальной ракеты – в штыки, братушки, черт побери! Соски наголо! Отбить атаку! Подгузники! Пеленки! Так твою так! Еще пеленки! С одного конца вливается, с другого тут же выливается, вопль поруганной чистоты не лучше голодного воя. Подгузники! Соски!
Все. Верден заснула. Растерянные, измотанные, мы стоим вокруг и тупо смотрим, как она с широкой улыбкой переваривает пищу. Эта улыбка – песочные часы. Постепенно, незаметно для глаз она начинает иссякать, уголки рта сближаются, и когда розовый ротик превращается в сжатую гузку – пора трубить подъем и выпускать резервы. Снова из окопов вознесется к небесам протяжный, жадный вопль. И небеса ответят залпом тысячи орудий: соседи бьют в потолок, колотят в дверь, во дворе градом сыплются ругательства… Война – она как огонь в соломе: чуть зазеваешься, и пожар на весь мир. Сперва какой-нибудь пустяк, мелкий взрыв в башке у герцога, в Сараево, а через пять минут все как по команде вцепляются друг другу в глотку.
И тогда дело долгое…
Верден воюет без устали.
Уже три дня.
В итоге Жереми, от которого остались одни глаза, склоняется над кроваткой Верден и измученно спрашивает:
– Она вообще когда-нибудь повзрослеет?"

Даниэль Пеннак родился в Марокко в 1944 году в семье военного. В школе долгое время скверно учился, а затем вдруг начал делать невероятные успехи. Наверное, это стало причиной того, что затем в течение четверти века он работал учителем с детьми, отстающими в развитии. Между делом начал писать книги для детей. Затем, на спор, написал "чёрный" детектив - первую книгу о Бенжамене Малоссене. Книг этих целая серия, и именно она сделала автора знаменитым.

Бенжамен Малоссен - это несчастный брат большого и слегка сумасшедшего семейства. Дело в том, что отца у семейства нет, мать вечно в загулах, поэтому за всеми её младшими отпрысками присматривает старший сын. Все детки - большие оригиналы. Тереза - астролог и ясновидящая, а попутно и секретарь-машинистка Бена (она дословно распечатывает придуманные из головы истории, которые старший брат рассказывает перед сном младшим), Клара - потрясающий фотограф, Лауна - озабоченная любовными проблемами особа, которая вот-вот добавит Бенжамену семейных хлопот, ибо беременна, Жереми - юный экспериментатор и сорви-голова, Малыш - просто малыш, который бредит людоедами.А ещё с ними проживает добрый и вечно вонючий пёс Джулиус, для полного счастья Бена - эпилептик. Все они обитают в парижском районе для самой разношёрстной публики - Белльвиле. И да, конечно же, сам Бенжамен. Этот бедолага и работу себе нашёл прямо по натуре - он является "козлом отпущения" в крупном супермаркете.

"Моя работа состоит в том, чтобы выслушать весь этот поток ругани с таким жалким, покорным и безнадежным видом, что покупатель, как правило, берет обратно свою жалобу, чтобы не раскаиваться потом, что довел меня до самоубийства".

Вот в этом самом супермаркете и происходит череда взрывов. И все они связаны одним человеком - да-да, Бенжаменом. Он становится свидетелем каждого из них. А значит, полиция начинает его подозревать. А он начинает выкручиваться, и получается всё ещё запутанней...

Книга атмосферная, лёгкая, ироничная и очень-очень живая. Одним словом - великолепная.

Однозначно собираюсь читать всю сагу о Малоссене. И столь же однозначно - в библиотеку.

Норман Джонсон, 53-летний психолог, внезапно выдернут из рутины своего существования военными, которые отвозят его в пустынное тихоокеанское место, где-то между Самоа и Фиджи, где до самого горизонта не видно земли. Оказывается, что Норман включён в состав экспедиции, которая должна исследовать покоящийся на дне океана звездолёт, пролежавший там не менее трёх веков.Теоретически, если экипаж каким-то чудом остался жив, для землян возможен первый контакт. Нормана и ещё несколько человек: учёных и военных отправляют на подводную станцию, построенную рядом с объектом, который им следует изучить. Но всё, что происходит вокруг, оказывается совсем не таким, каким Норман привык себе представлять, однажды наступит момент, когда он перестанет доверять самому себе...

Самое интересное в романе - его задумка: Крайтон пытается показать, что даже если во вселенной есть другие цивилизации, вышедшие в космос, шанс встретить антропоморфный разум крайне мал, даже существ, биологически хоть как-то сходных с людьми или животными Земли, может не оказаться вовсе. А уж коли учесть и то, что люди часто не понимают друг друга, не разбираются в своих собственных психике и разуме, то уповать на сотрудничество с инопланетными расами просто бессмысленно.

Сюжет местами сильно сюрреалистичен, и хотя логика повествования нигде не нарушается, он вызывает ощущение сновидения, которое видит главный герой, хотя, вероятно, это связано с тем, что он находится в экстремальных условиях в замкнутом пространстве рядом с незнакомыми людьми, где реальность начинает вести себя не совсем правильно. Но об этом лучше прочитать, чем рассказывать.

Геннадий Рябов

«И голос был сладок...»
А. Блок

В пустынном храме хор звучал с небес.
Вещало неземное это пенье
о Том, кто страшно умер и воскрес –
и тем принес Он каждому спасенье.

Была святая сила в песне той,
что и усопшим размыкала вежды.
И всякий люд – и грешный, и святой –
алкал испить в ней свой глоток надежды.

И шли, и шли с зажженными свечами.
Молясь, крестясь, бия поклоны. Но
все в первый ряд толкались с куличами –
и было это грустно и смешно.

Вдобавок вдруг иконописный лик
стал светел, и блеснула златом рама:
из мутной пелены случайный блик
проник в окно заснеженного храма.

И луч тот сладок был. И голос тонок –
из ангельских, возможно, лился уст.
И я беззвучно плакал, как ребенок.
Стоял в толпе. Собор казался пуст.

ЖЖ автора

Маршалл Кэрп написал более десятка книг (половину в соавторстве), но на русский язык переведена, похоже, только одна, самая первая - детективный роман "Фабрика кроликов".

Начинается книга с описания того, как крайне неприятный тип Эдди, с богатым криминальным прошлым (впрочем, себя-то он считает вполне милым парнем), устраивается на работу в знаменитый парк развлечений, который, конечно, не Диснейленд, но успешно конкурирует. Неприятный тип изображает из себя мультяшного персонажа, любимца детворы - кролика Трынтраву, а длинный криминальный хвост надёжно спрятан под меховым костюмом. Впрочем, недолго Эдди наслаждаться новой работой - не успеет закончиться первая глава, как его убьют, и тут придёт очередь выйти на сцену главному герою, от чьего лица ведётся рассказ - детективу Майку Ломаксу.

По ходу действия читатель познакомится с колоритными персонажами, которые ежечасно окружают Майка: его надёжным напарником - острословом Терри Биггзом; сверхзаботливым отцом, пытающимся контролировать жизнь семьи - Джонни-старшим; непутёвым братом-игроманом Фрэнки, вечно попадающим в неприятные истории; прекрасной Дайаной - медсестрой, а заодно и пилотом; и конечно же, с любимцем Майка, с которым он делится всеми своими радостями и горестями - псом Андре. Кроме того, немало страниц будет посвящено умершей полгода назад жене Майка - горячо любимой Джоан, которая, вероятно, прочитала незадолго до смерти "Нежность" Барбюса и впечатлилась настолько, что написала любимому супругу несколько писем, которые он должен читать спустя определённые промежутки времени. Впрочем, это всё канва, а главное, конечно, расследование. Было бы неинтересно, если бы всё сводилось к криминальным разборкам или мести Эдди от тех, чью жизнь он испортил. Эта версия сразу возникает у детективов. Но есть и другая - возможно, кто-то обижен не на Эдди, а на корпорацию, владеющую парком развлечений. Чем дальше, тем узел завязывается всё крепче и крепче.

У Кэрпа получилась вещь увлекательная, живая, крайне кинематографичная (говорят, он много работает для кино и ТВ, и это наложило свой отпечаток на произведения). На редкость хорошо прописаны основные персонажи. У детектива есть некоторые технические недостатки, но в целом они не портят впечатления.

Один из ранних рассказов Сент-Экзюпери, кажется, следующий после "Авиатора". Прежде никогда не публиковался. Сентименальный, болезненный, с надломом, однако, здесь уже отчётливо виден его индивидуальный стиль, и сострадание, и боль, и обострённо воспринимающие мир колючки нервов.Героиня рассказа - мечтающая о любви и нормальной жизни танцовщица-проститутка Манон. Ей никогда не завести семью, а если вдруг случится, то как дамоклов меч над ней будет висеть память о прежней профессии. Только Достоевский, наверное, так любил свою Сонечку Мармеладову, как Экзюпери - Манон. Грустный рассказ.

Домучила-таки до середины - до того места, где Бунчук сидит и ждёт казни в сарае; подумала, что жизнь слишком коротка и тратить ещё неделю на добровольное самоистязание неблагоразумно. Как только решила бросить, вздохнула с огромным облегчением. Всё-таки склероз вызывает трудности с восприятием художественного текста - маразм не в один день приходит (если, конечно, инсульт не подстегнёт). Преисполнилась гордости за молодое поколение, которое изучает этот роман в школе. Я вот ниасилила. Понимаю, что я слишком субъективна и не вижу в книге то, что видят почитатели, ничего не поделаешь - наверное, надо было браться за неё лет 20-30 назад.

Мои впечатления от первой половины: язык невероятный, яркий, сочный, с прекрасными образами - тут всё отлично, аж зависть прихватывает. И атмосфера передана замечательно. Убивает композиция: слишком много персонажей, и они идут сплошной чередой, так что теряется нить повествования - чисто "пошёл-выстрелил-организовал собрание-упал убитый" скучно, а по-настоящему живых, запоминающихся героев - немного. А те, что есть, почти никто не вызывает симпатии. И да, пропорция между человеком и пассионарным революционным движением сильно смещена в область социальных потрясений, даже главный герой - Григорий Мелехов - редко появляется на страницах. Я сперва хотела как-то зацепиться за наиболее симпатичный образ - его отца, но его на страницах книги совсем мало, и чем дальше, тем меньше. Вот положительного персонажа очень и очень не хватает.

Что касается Григория - ну, что сказать? Кобель обыкновенный. Без рефлексий, без совести и довольно-таки глупый. Окружающие хуторяне не лучше. Вероятно, так оно и было, но тем-то и велика дореволюционная русская литература, что видела величие и красоту (в крайнем случае, боль) внутри маленького человека. А здесь я вижу только серость, как её назвал убитый поручик (?) в своём дневнике, который Шолохов довольно долго цитирует. Мне не хватает взгляда, пусть даже не очень умного, но живого, совестливого, как у отца Григория и Петра, на все эти события.

А дальше нагнетание по нарастающей. Вот этого серого кобелька Григория призвали. Он только что поимел двух баб, сломал обеим жизнь, а когда они с вопросами - морда кирпичом и в кусты. Славный такой казачок. И вот он в армии, и становится свидетелем, как его сотоварищи насилуют молодую женщину. И он хочет это как-то остановить - то есть, кобель кобельком, а на общем фоне чуть не святой - остальные ещё хуже. Но ладно, отморозки, но всё же отправились сражаться за веру, царя и отечество.

А что дальше? Дальше появляются большевики, которые мутят солдат в окопах. И выглядит это всё настолько мерзко - ну, хуже, чем Навальный с компанией. Большевики здесь - предатели, отморозки. Жесть. Теперь уже те казаки, что насиловали девушку, на их фоне выглядят ангелами с крылышками. И при этом, к чести Шолохова, он всего несколько раз выражает скупую авторскую симпатию именно большевикам (я понимаю, что в советское время без этого, ну, просто нельзя было обойтись), однако, даже эти редкие авторские замечания вызывают когнитивный диссонанс.

В общем, таково моё субъективное восприятие романа. Я не потянула, не справилась с ним. Мне не хватило людей, их чувств и рефлексий. Мне мешает внутреннее противоречие книги. Даже фильм не появилось желание посмотреть. Всё-таки дореволюционная классика на два порядка круче советской. Единственное, что хотелось бы узнать - други, подскажите, Бунчук-то этот отмороженный выжил али нет?

"Стража! Стража!" - восьмая книга "Плоского мира" Пратчетта, открывающая подцикл "Городская стража". "Плоский мир" - это огромный цикл юмористических фэнтезийных романов и произведений иных эпических жанров, над которым автор работал в течение 32 лет. Первоначально он задумывался как пародия на жанр фэнтези, но в итоге получился независимый и самодостаточный магический мир, наполненный нелепостями и гротескными, а то и вовсе невероятными персонажами, но при этом подкупающе симпатичный.

"Стража! Стража!" посвящена автором всем известным, но тем не менее, безликим персонажам мировой культуры, терпеливо исполняющим во все века безмолвную и незавидную роль массовки, которая прибегает, чтобы схватить главного героя, но оказывается им раскиданной и бесславно поверженной. Короче, эта книга о Дворцовой Страже, Городских стражниках или просто Гвардии (нужное подчеркнуть). Здесь эти славные ребята становятся главными героями.

Ну, а основной персонаж - это некий молодой человек Моркоу, которого во младенчестве подобрали на дороге гномы, воспитали, а затем отправили в мир, к существам своей расы - то есть к людям. Они послали просьбу в Анк-Морпорк принять Моркоу в Городскую Стражу, не зная, что за последние годы та пришла в страшный упадок и служба в ней стала чуть ли не самым позорным занятием. Так бы оно и продолжалось, если бы секретарь патриция Воунз не задумал совершить переворот. Моркоу оказывается в самой гуще событий...

_______________

Избранные цитаты: "Пространство способны искажать даже самые обычные книги, и это легко доказывается, достаточно заглянуть в один из по-настоящему старомодных букинистических магазинчиков. Эти магазины – порождение ночного кошмара М. Эшера – содержат в себе больше лестничных пролетов, чем этажей, а еще – ряды полок, которые заканчиваются дверцами, никак не созданными для впуска (а также выпуска) человеческого существа нормальных размеров. Можно даже вывести соответствующее данному случаю уравнение: Знание = сила = энергия = материя = масса. Хороший книжный магазин – это просто-напросто благовоспитанная Черная Дыра, которая умеет читать."

"— Гигантское волнующееся море зла, — произнес он почти таким тоном, каким говорят о частной собственности. — Где-то, конечно, оно бывает и помельче, однако где-то — о! — где-то оно намного глубже. Но люди вроде вас сооружают маленькие плотики из правил и туманно благих намерений и говорят: «Вот оно, противоположное, и оно в конце концов обязательно победит!» Поразительно!"

В книгу вошли три повести Михаила Анчарова: "Самшитовый лес", "Этот синий апрель" и "Золотой дождь". Основное произведение - "Самшитовый лес" открывает "Трилогию о творчестве". Я его прочитала уже после 2-й части - "Как птица Гаруда", так что главный герой "Самшитового леса" - Сапожников, и некоторые другие персонажи были мне уже знакомы. Лирико-философско-поэтический стиль произведений один и тот же, но если "Как птица Гаруда" больше напоминал Маркеса (эпичностью, вероятней всего), то "Самшитовый лес" - Андрея Платонова (некоторыми языковыми особенностями). Сапожников - это такой всенародный персонаж, простой, смекалистый и совестливый, абсолютно не рассчётливый, чем пользуются другие, даже известные профессора, ибо есть у Сапожникова редкий талант - докапываться до сути всего. Отличная книга, замечательный герой - сейчас таких очень не хватает.

СКАЧАТЬ

Марина Глазунова просила меня заранее анонсировать, что я собираюсь смотреть-читать, так как она не любит знакомиться с рецензиями до просмотра фильма. Мне несложно это сделать, хотя, имхо, удобней всё-таки пользоваться разделом "Рубрики: кино" на лире, - там собраны в кучку все рецензии и кинообзоры моего блога. А то, что я ещё только собираюсь смотреть, не обязательно окажется в обзоре, и ещё неизвестно, стоит ли это пиарить. Но раз просили, то вот списки:

У меня написаны, но ещё не выложены рецки на фильмы:
"Корчак" Анджея Вайды, "Ла-Ла Ленд" Дэмьена Шазелла и "Снайпер" Клинта Иствуда.

В мартовский обзор пойдут фильмы: "45 лет", "Леди", "Герцогиня", "Пойми меня, если сможешь". И сериалы: "Табу", "Бумтаун", "Изумрудный город".

В ближайших планах фильмы: "Братья", "Мужчины и куры", "Воспоминания о Марни", "Королевский роман", "Месть", "Охота", "Париж Техас", "Сын Саула".

Сериалы: "Твин Пикс" (собираюсь пересмотреть 1-2 сезоны перед выходом 3-го в мае), а за новые пока вряд ли буду браться, стану досматривать старые по мере выхода сезонов целиком: "Миллиарды", "Родина", "Бродчёрч", "Ходячие мертвецы".

Литературные обзорчики включают книги: "Людоедское счастье", "Фея карабина" и "Маленькая торговка прозой" Даниэля Пеннака, "Самшитовый лес" Анчарова, "Манон-танцовщица" Сент-Экзюпери, "Пожиратели мёртвых" Крайтона, "Стража, стража!" Пратчетта. Сейчас читаю "Тихий Дон" и кое-что из религиозной литературы (вряд ли она кого в блогах интересует). В ближайших планах - прочитать оставшиеся 3 книги Пеннака из серии о Малоссене, а остальное - пока не знаю.

ЗЫ. Сайт "Кинопоиск" у меня последнюю неделю дюже глючит - работает только в хроме. Это только у меня так? Есть кто пользуется?

Все, наверное, читали, а я лишь на старости лет добралась до "Тихого Дона". Прочла пока немного, 220 страниц из 2300 в читалке. Не хочу никого обидеть, если есть почитатели, тем более, что у меня самое начало романа, но... Впечатление более, чем удручающее. Ни одного симпатичного персонажа, все до одного существуют исключительно на уровне животных инстинктов и условных рефлексов. Никаких проблесков разума. Ощущение, что автор своих героев презирал, ставя себя, человека разумного (ишь как я их талантливо описал!), над ними. Причём ставя очень и очень высоко, пренебрежительно поплёвывая сверху. Эдакое интеллектуальное мизантропство. Я понимаю, что выводы делать слишком рано, но читать ещё 2080 страниц на том же уровне мироощущения влом. Люди, там до конца так или есть смысл двигаться дальше? Потому что, если уж что про зверей, то лучше Дискавери... А если там всё же про человеков дальше будет, то, наверное, стоит пробиваться.

Известный творческий дуэт кузенов, писавших под псевдонимом, Эллери Куин (Элвери Квин), создал цикл детективов (под другим псевдонимом - Барнеби Росс) про известного нью-йоркского актёра Друри Лейна, который оглох и вследствие этого покинул сцену. Тем не менее, Друри Лейн, хотя и уехал из города в поместье "Гамлет" со своим верным гримёром - горбуном Куоси, но не совсем отошёл от дел. Он использовал свои великолепные аналитические способности для помощи полиции в поисках опасных преступников. Детективы слегка стилизованы под пьесы - каждая глава начинается описанием места и времени действия. Написав тетралогию детективов, кузены уступили свой псевдоним другим писателям для того, чтобы те продолжали сочинять детективные истории про Друри Лейна (кстати, Друри-Лейн - это имя взято не с потолка, так называется Королевский театр, старейший из действующих в Британии, ему 350 лет).

Трагедия Икс. Мужчина средних лет собирает довольно большую компанию и отправляется вместе с ней в забитом до отказа трамвае на вечеринку. По дороге он умирает при странных обстоятельствах. Все подозреваемые заперты в трамвае и опрошены, а также обысканы полицией. Никаких зацепок, кроме того, что очевидно: жертва была явно и целенаправленно убита, а у многих из компании есть какие-либо мотивы для убийства. Инспектор Тамм отправляется к Друри Лейну за помощью...

Трагедия Игрек. В доме, где проживает известное своим сумасбродством многочисленное семейство, происходит покушение на дочь хозяйки от 1-го брака: слепо-глухо-немую женщину - кто-то попытался её отравить. У полиции нет никаких зацепок, и инспектор Тамм, как водится, обращается за помощью к Друри Лейну...

Трагедия Зет. На этот раз раскрытие дела Друри Лейном читатель увидит глазами весьма эмансипированной особы - дочери инспектора Тамма, рассказ ведётся от первого лица - от её имени. В городе был убит сенатор, известный грязными делишками. Подозрение падает на только что вышедшего из тюрьмы человека, вокруг которого, кажется, прямо на глазах сгущаются тучи.

Последнее дело Друри Лейна. К инспектору Тамму пришёл странный человек с разноцветной накладной бородой и попросил его сохранить запечатанный документ, а затем исчез. Другой человек попросил инспектора Тамма найти пропавшего знакомого, который работал охранником в музее, а задолго до этого служил в полиции. Два этих дела оказались неожиданно и причудливо связаны между собой. Инспектор Тамм и его дочь вместе с Друри Лейном расследуют чрезвычайно запутанный клубок событий, одно другого замысловатей. Финал у детектива весьма необычен.

Отличный, увлекательный, остросюжетный и весьма оригинальный детектив (у автора их большой цикл), написанный от первого лица - бывшего военного следователя, а ныне бродяги Джека Ричера, попавшего в серьёзную передрягу, когда его обвинили в убийстве. Это обстоятельство вынуждает героя самого заняться расследованием весьма запутанного и сложного дела, начиная с того момента, как Ричер попадает в камеру предварительного заключения. Отличный язык, причудливый сюжет, живые персонажи - в общем, сей роман прекрасно послужит для приятного времяпровождения на пару-тройку вечеров. Вещь, действительно, захватывающая. Я её прослушала в исполнении Князева в театре "Абуки" с превеликим удовольствием. Может, не весь цикл, но читать буду обязательно. :)

скачать аудиовариант
скачать на литлайфе

Насколько права легенда – не знаю, но она такова: испанка родила в Советском Союзе двух мальчиков. Один младенец скончался сразу, а второй выжил, только оказался от рождения безногим и почти безруким калекой. Испанке сказали, что оба ребёнка умерли, она погоревала и после уехала. А выжившему дали имя Рубен и определили в систему сиротских учреждений для инвалидов. Мальчик вырос вопреки обстоятельствам, женился, ещё раз женился, заимел от обоих браков детей, нашёл в Испании свою маму, остался с ней. И написал книгу.

Книга Гальего – о мытарствах бедолаги по кругам совдеповского ада. Я не спорю, паренёк претерпел страшное, почти невероятное зло, которое очень немногим в мирное время достаётся. Вероятно, эта книга даже необходима для некоей моральной встряски успокоенного и равнодушного читателя, как, к примеру, пережитые мной в детстве опубликованные в сборнике воспоминания выживших узников Маутхаузена.

Но как литература эта книга – ничто. Мало того, в некотором роде она даже вредна, как «Благоволительницы» Литтелла, ибо отражает мир ада, в котором нет Бога. Такого мира в принципе не существует, кроме как в человеческой душе. Любой отголосок надежды в страшных обстоятельствах – это присутствие Бога. В мире Гальего надежды нет. Всё беспросветно и глухо, даже когда он описывает себя уже взрослого.

Композиции нет никакой. От слова «вообще». Крохотные фрагменты с описаниями пережитого ада, по большей части никак меж собой не связанные. После интернатских будней может последовать безо всякого перехода рассказ на несколько строк о том, как автору тяжело жилось с первой женой, затем со второй, а потом вновь – интернатские будни. Даже если писателю физически невозможно свободно владеть клавиатурой, чтобы переставить фрагменты местами, это сделал бы любой мало-мальски грамотный редактор по его указаниям или собственному разумению. Нет, просто сырой материал.

Я не хочу кидать в автора камень. То, что он пережил, врагу не пожелаешь. И нельзя попрекнуть человека, что он вырос и носит в душе ад, пережитый в детстве. Я встречала немало хороших и достойных людей, которые жили со своим адом до самой смерти, и не все сумели его преодолеть и выйти из-под его влияния. Но для литературы деструктивность – убийственна. Давать за это русского букера – ну, имхо, полнейший моветон. Для пар-олимпийцев в спорте существуют отдельные соревнования, но вот пар-литературы для писателей-инвалидов не существует. Литература – она или есть, или нет. У Адамовича с Граниным «Блокадная книга» - это литература-свидетельство. Книга Гальего – это свидетельство без литературы. И премии ей нужно давать не литературные, а какие-нибудь особые, для таких специфических случаев предназначенные. И обязательно предупреждать на титуле, что беременным, несовершеннолетним, женщинам, имеющим тяжело больных детей, нервным людям да и вообще инвалидам читать эту книгу категорически противопоказано.

А ведь есть там момент, который мог стать центром композиции и превратить это месиво фрагментов в единое целое – где пацаны-калеки, безрукие, безногие, целый год со злостью и упорством качают мышцы, надев рюкзаки с кирпичами, чтобы быть не слабее здоровых. И заваривший эту кашу мальчишка, который начал тренироваться, когда его пригрозил отмутузить в приступе ревности парень с воли, избил этого парня, напугал до полусмерти его друга, а после с ними подружился. Такой сюжет пропал – достойный пера Короленко…

Да, и предисловие книги, написанное, судя по всему, каким-то приятелем или знакомым автора, совершенно вульгарно и непрофессионально. Всё то же самое можно было написать взвешенно, спокойно и на приличном уровне.

Думалось, В ЭТОЙ ЗАМЕТКЕ несколько утрируют и драматизируют ситуацию, но вчера позвонила моя подруга - преподаватель гимназии. Она меня просила заценить её сказку для младших-средних школьников и когда я, сославшись на эту заметку, предположила, что в сказке слишком сложная для современных школяров лексика (там встречаются такие слова, как "прелюдия" и "символика") она подтвердила, что да, действительно, ситуация с образованием совершенно не ахти. В прошлом году в гимназии проводился опрос на тему, каких писателей школяры знают. Для упрощения им был предложен ряд имён, из которых следовало выбрать имена писателей и обозначить, к каким странам они относятся. И в результате получилось, что большинство назвало Агнию Барто французской писательницей. Мало того, были случаи, когда к писателям приписали Гитлера! И это ученики средней школы, причём-таки не просто школы, а гимназии. Едва ли это были всезнайки, слышавшие о "Майн Кампфе". Я понимаю, десять лет назад тоже уровень образования критиковали изрядно, но среди моих знакомых школяров того времени я не помню случаев подобной безграмотности. Неужто всё так плохо в Датском королевстве?

Если бы среди русских поэтов проводился конкурс на лучшего стихотворца, то любой из претендентов мог бы надеяться в лучшем случае завоевать третье место. Первое и второе закреплены на века. А может, и вовсе до конца времён. За кем? Сами знаете. За Пушкиным и Лермонтовым.

Сегодня 200 лет со дня рождения Лермонтова. Я своего ничего писать не буду, хочу вам предложить отрывок из лекции Ужанкова Лермонтов – неузнанный пророк. Если заинтересует, то по ссылке можно прочитать лекцию целиком. А ещё в конце поста, для любителей тестов, положу ссылку на викторину "Знаете ли вы Лермонтова".

Хочу обратить ваше внимание, что это стихотворение написано 15-летним юношей. Стихотворение называется «Предсказание».

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож;
И горе для тебя! – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.

О чем это стихотворение? Я поражаюсь и преклоняюсь перед советскими литературоведами, которые помещали все время это стихотворение в собрания сочинений Лермонтова, всегда комментируя, что оно написано под впечатлением холерных бунтов 1830 года, когда погиб дядя бабушки Лермонтова, Столыпин.

Но скажите, пожалуйста, где здесь говориться о холерных бунтах? Здесь совершенно четко указывается:

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет.

Совершенно очевидно, что Лермонтов говорит о начале уже XX века. То есть, о тех событиях, которые будут происходить спустя 90 лет, после того, как было написано это стихотворение, а значит, это проникновение в будущее.

Но ведь это не только революция, не только, когда царей корона упадет, а и тогда, когда низвергнут и закон, то есть, когда не будет власти, когда не сможет защитить ни детей, ни женщин, когда смерть будет платком из хижин вызывать, потому что хижина – это дом, в котором человек может спрятаться. Но если начинается гражданская война, разве может кто-то спрятаться от нее. И когда зарево окрасит реки, потому что будут пожары. Смотрите, какое удивительное проникновение в будущее 15-летнего юноши. Значит это что, у него такой дар удивительный предвидения? И, наконец, последние строчки, об этом таинственном человеке с булатным ножом. Обратите внимание, что он подчеркивает высокий лоб, высокое чело.

И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.

Это кто в революции, в октябрьской революции 17-го года с возвышенным челом? То есть, поэт предугадывал этого главного разбойника? Получается, он его видел, он прозревал будущее. Кем был Михаил Юрьевич Лермонтов, откуда у него такой дар? Чтобы ответить на этот вопрос, я начну издалека.

Еще в конце XIII века, на границе между Англией и Шотландией, близ монастырского города Мильроза, у замка Эльсендорн, проживал довольно-таки известный, полумифический, полулегендарный шотландский рыцарь Томас Лермонт. Знали его как ведуна, колдуна, прозорливца. На высоком холме Эльсендорн под кроной могучего дерева собирал он людей, которые любили приходить туда, чтобы послушать, как он вещает, как он предсказывает, как он читает стихи.

У него было еще одно прозвище – Томас Рифмач. Кстати, Вальтер Скотт написал даже поэму о нем. Этот Томас Лермонт, между прочим, предсказал и шотландскому королю Альфреду III неожиданную и случайную смерть. То есть, он был прозорливцем и предвидел будущее. Интересна его судьба, и как она завершается. Говорили, что за ним пришли два белых оленя из царства фей, что он дружил с царством фей, и получал некие пророчества или дар пророчества. Они забрали его – и больше он уже не вернулся, больше его никто не видел.

А спустя четыре столетия, в начале XVII века, в 1613 году русские войска захватили Белую крепость. В плен к русским попал некий шотландец, с такой же фамилией – Георг Лермонт. Он вскоре перешел из кальвинистской веры в православную, попросился на службу к Михаилу Фёдоровичу, русскому царю, который принял его на службу, даже наградил его 8-ю деревнями, и он стал служить.

Уже его внуки были стольниками на русской службе, и то ли в седьмом колене, как говорит «Лермонтовская энциклопедия», то ли в восьмом, как сказал Владимир Соловьев, известный религиозный писатель и поэт конца XIX века, и родился Михаил Юрьевич Лермонтов.

ОБЕЩАННЫЙ ТЕСТ

Моления   на   озере Святитель Николай Сербский "Молитвы на озере" Московское Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001 «…Я – книга исписанная и извне и изнутри, и запечатанная семью печатями. Читают соседи мои и не могут имени моего прочитать. Соседи мои, как тогда прочитаете имя Господа, Который меня от грязи отмыл, если имени моего прочитать не можете! Я – Твоя книга, Господи Царю мой, я – Твое письмо и извне и изнутри. Только мир запачкал меня своей неграмотной рукой, и стал я неясным и нечитаемым. Говорят мне соседи мои: ты – книга мира, и весь ты исписан рукой мира, и все дары в тебе - от мира. Так меня читают неграмотные, и я чувствую, что не знают моего имени. Напрасно меня читают люди – не прочитают. Прочитают лишь то, что мир написал по мне и во мне. Но глаза их не могут читать за печатями…» Собрание сочинений великого поэта и миссионера 20 века Николая Велимировича (Сербского) насчитывает 15 томов. 15 томов замечательных духовных творений, каждое из которых заставляет человека не только вдумываться в глубинный смысл высказанного, но и вживаться в него, сливаться с ним, совершать духовную работу по преодолению в себе косности и омертвелости мирского опыта. Как недостает человеку единения с Творцом, как мешает ему оторванность от основ бытия преодолеть собственную ограниченность. Книги Николая Сербского – это гениальный опыт эмпатии, сопереживания читателя опыту святого подвижника, читающий эти строки не может остаться равнодушным, он или движется вместе с ними, или противостоит им, но он не стоит на месте. Эти книги – книги выбора пути. Большинство из них строится как сборник притч или псалмов нашего времени. Но самое знаменитое из произведений Николая Сербского – «Моления на озере» выполнено в форме поэтического обращения человека к Богу. Ее можно было бы назвать «Сто разговоров с Богом», по числу глав. Кинорежиссер Евгений Крылов снял ряд фильмов по книгам Николая Сербского. Ознакомиться с ними можно по этой ссылке. Прочитать «Моления на озере» можно здесь. репост

Книги

Книги я последние лет 10 читаю редко, во всяком случае художественные, а когда меня что-то уговаривают прочитать, отбрыкиваюсь руками и ногами - нет ни малейшего желания втягиваться в это дурацкое занятие, поскольку большинство произведений давно интересуют исключительно в анатомическом аспекте - в свете того, как это сделано. Даже те немногие книги, которые мне хотелось бы осилить и которые я себе купила еще на прошлое лето, лежат ни разу не открытые. За редкими исключениями, когда хроническая лень клинически обостряется и мне ужасти как не хочется вылезать из кровати, а спать уже невмочь - вот тогда за них и принимаюсь.

читай дальше

Книги С 1982 по 1999 г. Сью Таунсенд одарила мир пятью замечательными книгами об Адриане Моуле: "Тайный дневник Адриана Моула", "Страдания Адриана Моула", "Признания Адриана Моула", "Адриан Моул: дикие годы" и "Адриан Моул: годы капуччино". Они пользуются дикой популярностью в Англии, прекрасно читаются у нас, о них очень много чего написано в сети, и по большей части в восторженных интонациях. Однако, нет того, что говорило бы о них однозначно. Ну да, блестящий юмор, великолепный талант автора, острые социальные проблемы, рассматриваемые глазами среднестатистического англичанина. Но почему этот среднестатистический англичанин, зануда и недотепа, умник и неудачник, эгоист и скупердяй, правильный до невозможности - кто бы в жизни захотел с таким общаться? - стал всеобщим любимцем на многие годы? Писать в жанре дневника - наверное, самое легкое и интересное. Можно достаточно просто, скупыми средствами, передать чувства, интонации, полутона, намеки, нелепость ситуаций и мыслей, ошибочность суждений. Читателю дается возможность влезть в шкуру героя: зарыться в его мысли, пролезть в его душу - оценить и в результате - полюбить или отвергнуть. И еще: увидеть Англию изнутри, глазами своего, не богатого, скорее, бедного, такого, который понятен русскому без лишних слов. Масса тех же проблем, с которыми ты сталкиваешься здесь и которых, как тебе казалось, никак не может быть там. И еще: первые две книги смешные без удержу, так что не перестаешь смеяться от первой до последней страницы. Но затем Адриан взрослеет, оставаясь при этом в душе все тем же неотесанным подростком, совершающим нелепые поступки, и становится обидно, что рост прекратился, духовный рост. Но все же, все же Адриан, оставаясь неизменяемым, избегает и такой неприятной вещи, как измена самому себе. В общем-то, почти гениальная книга. Всем рекомендую. В 2001 г. Сью Таунсенд ослепла в результате диабета, но тем не менее, нынче порадовала фанов шестой книгой, которую уже никто особенно не ждал: "Адриан Моул и оружие массового поражения". Герою здесь уже 34, у него двое детей, он разведен, живет с родителями, и с этого момента начинаются его новые "приключения". Книгу на русский перевели, выпустили.

Мудрость человеческая Я уверился, что невнятица, противоречивость, смутность моих слов совсем не означают, что невнятно, противоречиво или смутно то, что я хочу выразить, - просто я дурно владею языком, ибо душевная потребность, ощущение внутренней значимости не бывают смутными, противоречивыми и не просят для себя обоснований и подтверждений, они просто есть, как есть потребность у скульптора, который принялся лепить; эта потребность не приобрела еще формы, но станет тем лицом, которое он вылепит. Антуан Мари Роже де Сент-Экзюпери. Цитадель

Мудрость человеческая Так вот, наступили времена, когда свободно стало не лучшему в человеке, а худшему - тому, чему потворствует толпа, а человеческое стало таять и таять. Но толпа не свободна, она никуда не стремится, в ней есть только тяжесть, и эта тяжесть придавливает ее к земле. Толпа называет свободой свободу гнить и справедливостью - свое гниение. Антуан Мари Роже де Сент-Экзюпери. Цитадель

Книги

Вы помните, как пахнет лето в детстве, какие у него краски, а главное, как долго длится каждый день, и сколько замечательных событий он вмещает. Не знаю, почему эти чувства отмирают у человека с возрастом, и не только чувства, но и память о них исчезает, казалось бы, безвозвратно. Редкий дар: запомнить это всё, вплоть до мелочей, ведь мелочи здесь и являются главными, - и совсем уникальный - передать это так, чтобы ты тоже вспомнил. Для меня этим умением обладали Толстой, Маркес, отчасти Сэлинджер. И вот - новое открытие. Замечательная книга.

Мудрость человеческая Дорожи возможностями, которыми одарила тебя душа твоего народа, дорожи умением сплетать слова, как плетут ивовые корзины и рыболовные сети. Смешивая слова разных языков, ты не обогатишь человека - опустошишь. Человек, желая выразить переживаемое, отыскивает новые средства, но ты предложил ему готовое, стертое, и он успокоился; он стремился передать нового себя, себя прозревшего... Но ты предложил ему чужой запас, он перестал вглядываться в себя, он им походя воспользовался. Ты занялся бестолковой работой, решив дать названия всем на свете цветам и оттенкам, собирая названия повсюду, где они только есть, решив поименовать все оттенки чувств и обращаясь за именами во все края, где переживают и чувствуют, заимствуя из тех языков, которые по воле случая запечатлели в слове опыт поколений или личный опыт души, например ощущение щемящей тоски сумерек. Тебе кажется, всемирная тарабарщина обогатит людей. Но не словарный запас – божественное достояние человека, – изъяснение самого себя, своей сокровенной сущности, которой не исчерпать никаким словом. В наших силах дать ее только почувствовать, но слов, будь их как песчинок в пустыне, как капель в море, все равно окажется мало. Связующие нити твоего языка – вот путь ко мне, стиль – это путы Бога, говорю я. С ним ты передал мне устойчивость твоего костяка, ритм твоей жизни, ни у кого другого таких не сыскать. А если со всех сторон только и твердят что о звездах, да о горах, да о родниках, кому придет в голову подниматься на вершину, чтобы из звездного родника утолить нестерпимую жажду светящимся молоком? Даже если в чужом языке уже есть слово для того, что я ищу выразить, и, выразив это, я ничего не создам и не обогащу мир, не отягощай этим чужим словом свой язык, если оно не надобно тебе каждый день. Бог, которому молятся изредка, не настоящий. Но если моя картина озарила тебя иным пониманием вещей, уподобилась вершине, что упорядочила пейзаж, став подарком тебе от Господа, дай ей имя, придумай слово, чтобы она не забылась. Антуан Мари Роже де Сент-Экзюпери. Цитадель репост

Христианство мудрость человеческая Для меня, несомненно, одним из самых замечательных писателей ХХ столетия является Николай Сербский. Миссионер, архиерей, узник Дахау, святитель, изгнанник, а также гениальный поэт и прозаик в одном лице. Редкое сочетание. читай дальше Николай Сербский. Моления на озере (а также ссылка на его произведение - Слова о Всечеловеке ) В случае, если ссылка не работает, просьба сообщать об этом автору поста.

Мудрость человеческая И я понял, что ум мне не в помощь. Да, конечно, можно продумать кладку храма, но кладка не главное – главное не в камнях. Да, конечно, можно продумать, какими будут нос, уши, губы статуи, но они не главное – главное не в глине. Главное – залучить Божественный свет. Он осеняет расставленные нами ловушки, чуждые его природе. Я – ваятель, я высек статую, статуя есть принуждение. Образ всегда принуждение. Я что-то уловил и сжал кулак, желая не упустить. Не говори мне о свободе поэтического слова. Я подчинил слова друг другу следуя своему внутреннему порядку. Может случиться, что мой храм разберут и сложат из камней другой. Есть смерть, есть рождение. Но не говори, что у камней есть свобода, – есть храм. Я не вижу, в чем противоречит принуждение свободе. Чем больше проторил я дорог, тем свободнее ты в выборе. Хотя каждая из дорог – принуждение, потому что я оградил ее дорожными столбами. И что ты имеешь в виду, говоря «свобода» и не видя перед собой ни одной дороги? Или ты называешь свободой блуждание наугад в пустоте? Поверь, принуждение новой дороги увеличит твою свободу. Без пианино, гитары сможешь ли ты свободно отдаться музыке? Твоей статуе необходимы уши и нос, вот тогда ты свободно ищешь улыбку. Запреты, ограничения, правила шлифуют, оттачивают культуру, благодаря им так утонченно изысканны ее плоды. За толстыми стенами моего замка душевная жизнь богаче, чем у подонков на пустыре. Добровольные и недобровольные обязательства – вот отличие свободы от принуждения, с любовью или без любви, но мы обязаны поклониться королю. Желающий подняться повыше или собрать духовное сокровище согласен на принуждения. Ты следуешь обряду, он стеснил тебя и устремил вверх. Глядя со стороны, как самозабвенно играют другие дети, огорченный ребенок требует, чтобы и его научили правилам игры, он тоже хочет играть, а значит, жить. Грустно тому, кого не зовет в храм вечерний благовест. Поет рожок, но не для тебя побудка, а твой счастливый приятель кричит: «Слышишь, меня зовут!» Глухое раздражение и скука – спутники тех, для кого нет ни благовеста, ни пения рожка. Они свободны, они вне жизни. Антуан Мари Роже де Сент-Экзюпери. Цитадель

Мудрость человеческая Вот почему я могу утверждать, что не отвергаю, но и не соглашаюсь. Я не податлив, не мягок, но и не прямолинеен. Я принимаю несовершенство человека, но к человеку я требователен. Противник для меня не шпион и не виновник наших зол, которого я хочу публично унизить и сжечь на площади. Я принимаю моего противника целиком, и вместе с тем я не соглашаюсь с ним. Хороша и желанна холодная вода. Хорошо и желанно вино. Но мешая воду с вином, я готовлю питье для кастратов. Нет в мире людей заведомо неправых. Кроме тех, кто выводят заключения, доказывают, аргументируют: они в плену бессодержательного языка логики и не могут ни ошибиться, ни обрести правоты. Они просто шумят, но если возгордятся своим шумом, то из-за него может долго литься человеческая кровь. Этих я отсекаю от моего дерева. Прав только тот, кто согласен пожертвовать своим телесным сосудом, чтобы спасти хранимое в нем. Я тебе уже говорил об этом. Покровительствовать слабым или помогать сильным – вот вопрос, который тебя мучает. Ты поддерживаешь сильных, а твой противник – он противостоит тебе, – он покровительствует слабым. И вы принуждены сражаться, один – желая предохранить свои земли от демагогической гнили, воспевающей язвы ради язв, другой – чтобы избавить свою землю от жестокости рабовладельцев, которые действуют бичом и принуждением и не дают возможности человеку стать самим собой. В жизни это противоречие так настоятельно, что приходится решать его оружием. Все идеи нужны, потому что, когда остается только одна идея (и заполоняет все, как трава) и нет противоположной ей, которая бы ее уравновешивала, идея станет ложью и пожрет жизнь. Идею взрастило поле твоего разума, но какое оно крошечное, это поле, – посмотри! И вот еще о чем вспомни: представь, на тебя напал бандит, ты же не сможешь разом чувствовать боль ударов и продумывать тактику борьбы; в открытом море ты не сможешь разом бояться кораблекрушения и травить от качки, боится тот, кого не тошнит, а тот, кого тошнит, не боится. Если нет возможности объясниться по-новому, то как мучительно проживать одно и, по привычке, думать другое. Антуан Мари Роже де Сент-Экзюпери. Цитадель репост

Мудрость человеческая У меня такое ощущение, что через два, максимум три поколения, этих слов уже некому будет понять... Уже и сейчас почти все, как оглохли. Но это ведь - самые элементарные христианские истины. Не экономь на душе. Не наготовить припасов там, где должно трудиться сердце. Отдать - значит перебросить мост через бездну своего одиночества. Отдавая, не старайся узнать кому. К тебе и так придут и скажут: "Он не стоит такого подарка". Как будто ты открыл лавочку и вознамерился торговать. Знай: взявший без отдачи подарил тебе возможность бескорыстно послужить Господу. И служит Ему не тот, кто охает над раной ближнего, - тот, кто пустился не медля в далекий путь по горным тропам, чтобы вылечить рану слуги своего слуги. Но если ты ждешь благодарности, ты низок, ты - лакей больше, чем все лакеи, вместе взятые, ведь за твою заботу не расплатиться и вырванным из груди куском мяса. Через нуждающегося в твоей помощи ты послужил Господу, так поклонись ему до земли за то, что он согласился взять у тебя. Антуан Мари Роже де Сент-Экзюпери. Цитадель репост

Книги

Если бы знала, что Дивов переквалифицировался из фантастов в исторического писателя, покупать бы "Храбра" не стала. Просто не люблю историческую литературу, а Дивов мне представляется лучшим из ныне пишущих фантастов. Однако, он себя не потерял - мир, который он описывает, - это не тот мир, который мы привыкли представлять, окунаясь в прошлое. Это мир былинных героев, кровавых разборок, жестокости, простоты нравов и немудреной политики. Он так же близок нашему миру, как и все остальные дивовские фантастические миры. И так же далек от него. Шарм Ильи Урманина (Муромца) построен прежде всего на его крутизне, порядочности и непреходящем специфическом юморе самого Дивова. Безумно понравилось: ... И все устроится. Любопытно, каков собой Гроб Господень, тяжел ли. И сильно ли его стерегут?.. репост

Кино

"Апокалипсис" Гибсона. Менее жесток, чем "Отважное сердце" или "Страсти Христовы". А всё равно чувство стыда за человечество охватывает. Ощущение такое, что мальчики Голдинговские выросли и вновь их в джунгли занесло. Впрочем, все мы оттуда родом. Из того детства, где одних зовут Ральфом, других Хрюшей или Саймоном, ну а кого-то Джеком Меридью... Так вот и держится мир, пока Ральф противостоит Джеку. Ну, а когда начинается охота, значит, опять настали темные времена...

 Бромбензол. Последнее приключение таракана

Христианство Эта светлая история - для взрослых и для детей - о ней много можно написать. Но я просто очень прошу - прочитайте. Это - как лекарство для души.

Владимир Одоевский. Необойденный дом

Христианство мудрость человеческая даты Мы знаем о рае гораздо больше, чем об аде, потому что рай — наш дом и в нем есть все, что нужно для полной человеческой жизни; ад же не создан для людей. Ад не параллелен раю, он — вне его, во тьме, за пределами бытия. читай дальше Клайв Стейплз Льюис. 109 лет со дня рождения

Мудрость человеческая

- Душа моя не совсем здорова, но безумие мое - не из самых страшных. Многие убивали друг друга, убивают и сейчас... По сравнению с ними – я нормален. Но когда я увидел его, я все увидел. Я увидел Церковь и мир. Церковь бывала безумной здесь, на земле, такой же самой, как я. Но все же именно мы при мире - как санитары при больных. Убивать дурно даже тогда, когда тебе бросили вызов. Но ваш Ницше говорит, что убивать вообще хорошо. Пытать людей нельзя, и если даже их пытает церковник, надо схватить его за руку. Но ваш Толстой говорит, что никого никогда за руку хватать нельзя. Так кто же безумен - мир или Церковь? Кто безумней - испанский священник, допускающий тиранию, или прусский философ, восхищающийся ею? Кто безумней - русский монах, отговаривающий даже от праведного гнева, или русский писатель, вообще запрещающий сильные чувства? Если мир оставить без присмотра, он станет безумней любой веры. Недавно мы с вами были самыми сумасшедшими людьми в Англии, а теперь... да Господи, мы самые нормальные! Так и можно проверить, кто безумней, - Церковь или мир. Предоставьте рационалистов их собственной воле и посмотрите, до чего они дойдут. Если у мира есть какой-то противовес, кроме Бога,- пусть мир отыщет его. Но ищет ли он его? Да этот ваш мир только и делает, что шатается!

Гильберт Кийт Честертон. Шар и крест

Мудрость человеческая

- Я знал,- повторил монах,- человека, ненавидевшего крест. Сперва он запретил жене носить крестик и вешать в доме распятия. Потом он стал ломать кресты на дороге, ибо жил в стране, где распятия ставят у дорог. Однажды он изрубил изгородь, заметив, что ветви переплетаются крестом. Когда он вернулся домой, он был уже безумен. Он увидел перекрестие балок, и те скрещения досок, которыми держится мебель. Словом, он разнес в щепы все, что мог, и утопился.

- Это правда? - спросил профессор.

- О, нет,- отвечал монах,- это притча! Притча о вас и таких, как вы. Сначала вы отрицаете крест; потом - все на свете. Мы согласимся, когда скажут, что нельзя загонять силой в церковь, но вы немедленно скажете, что никто не ходит туда по доброй воле. Мы не спорим тогда, когда вы сомневаетесь в существовании рая, но вслед за этим вы отрицаете существование Англии. Сперва вы ненавидите все, что не сведешь к логике, потом - просто все, ибо ничто в мире не сводится к логике без остатка.

Гильберт Кийт Честертон. Шар и крест

Как известно, из всех протестантских церквей англикане наиболее близки к Православию. Неоднократно, начиная еще с конца 19 века, шли переговоры о присоединении Англиканской церкви к нашей. В переговорах принимал участие и Иоанн Кронштадтский, перед алтарем Англиканской церкви в Питере он возносил усердные моления о соединении христианских Церквей. Однако, не сбылось. Началась революция, и проблема, казалось бы, отпала сама собой.
Тем не менее, прошло время, и в Эдинбурге, в середине 20 века вновь решался вопрос о присоединении англикан к православным. Активно обсуждались вопросы о священсте и церковных таинствах. Англикане получили от большинства Восточных Церквей и Вселенской Патриархии признание апостольского преемства в их хиротонии. Для тех, кто не знает, отсутствие апостольского преемства - это одно из главных отличий протестантских церквей от православия и католичества.
В церкви право совершать таинства передавалось исключительно преемственным способом: апостолы рукополагали епископов и только им разрешали рукополагать других епископов, священников и диаконов. Апостольское преемство подобно священному огню, который от одной свечи зажигает другие. Если огонь погас или цепь апостольского преемства прервалась, - нет больше ни священства, ни таинств, утрачены средства освящения верующих. Поэтому с апостольских времен всегда внимательно следили за сохранением апостольской преемственности : чтобы епископа рукополагал непременно истинный епископ, рукоположение которого преемственно восходит к апостолам. Епископов, впавших в ересь или ведущих недостойный образ жизни, низлагали, и они теряли право совершать таинства или рукополагать себе преемников.
Однако, несмотря на это, и даже на то, что Православная церковь допускала евхаристическое общение с англиканами, объединение вновь не произошло.
Сегодня целиком публикую продолжение "Писем Баламута" Клайва Стейплза Льюиса "Баламут предлагает тост", благо, занимает трактат всего 5 вордовских страниц...

Кроме того, меня раздражало, что книга моя — такая, а не другая, хотя «другую» никто бы не смог написать. Советы беса руководителя бесу искусителю надо было бы уравновесить советами архангела ангелу. Без этого образ человеческой жизни как то скособочен. Но даже если бы кто то гораздо лучший, чем я, добрался до таких высот, каким слогом он бы писал, в каком стиле? Стиль и в самом деле неотторжим от смысла. Простой совет тут не годился бы, каждое слово должно издавать райское благоухание. А теперь не разрешают писать, как Трэерн , хотя бы вы и могли, — современная проза «функциональна» и потому утратила половину своих функций. (Честно говоря, «идеал стиля» предписывает не только «форму», но и «содержание».) Годы шли, неприятные чувства забывались, я все чаще думал о разных вещах, о которых надо бы сказать через беса. «Писем» я твердо решил больше не писать, и в голове у меня вертелось что то вроде лекции или беседы. Я то забывал ее, то вспоминал, как вдруг «Сатердей ивнинг пост» попросила меня что нибудь дать, — и пистолет выстрелил. К. С. Л.

Ад. Выпускной банкет бесов искусителей. Ректор училища, д-р Подл, предложил выпить за здоровье гостей. Баламут, почетный гость, встал, чтобы провозгласить ответный тост:
«Ваше неподобие и вы, немилостивые господа!
Вошло в обычай на таких банкетах обращаться прежде всего к тем, кто только что окончил курс и вскорости начнет работу искусителя. Охотно подчиняюсь. Я помню, с каким трепетом ожидал первого назначения, и надеюсь — нет, уверен, — что каждый из вас немного волнуется сегодня. Путь открыт! Ад вам в помощь! Мы ждем от вас многого. Если же не дождемся, сами знаете, что будет.
Ни в коей мере не хотел бы угасить тот полезный, здравый страх, тот упорный ужас, который только подстегнет вас. Часто будете вы завидовать людям, которые как никак забываются сном! Однако я все же приободрю вас, обрисовав нынешнюю ситуацию.
Наш многоунижаемый ректор в своей речи как бы просил прошения за скупость предложенных нам яств. Конечно, его вины здесь нет, но невозможно отрицать, что души, чьими муками мы питаемся, — самого низкого качества. Искусство лучших наших поваров не в силах придать им маломальский вкус.


Но суть не в том. Да, поживиться нечем; однако, надеюсь, вы — не рабы чревоугодия. Посмотрим, нет ли других, более весомых достижений.
Прежде всего, смотрите, сколько тут всего! Качество — хуже некуда, зато такого количества душ (если это души) еще не бывало.
Мало того, казалось бы, такие души — нет, кляксы от душ — и губить не стоит; но ведь Враг почему то решил, что их стоит спасать! Поверьте, решил. Молодые, неопытные искусители представить себе не могут, как мы крутились, как вертелись, чтобы изловить их.
Трудность именно в том, что они ничтожно мелки. Они, мерзавцы, такие тупые, такие пассивные, так зависят от среды! Буквально никак не доведешь их до той свободы выбора, при которой грех становится смертоносным. Заметьте, надо их довести — и все, дальше идти нельзя, там другая опасность, они могут раскаяться. А не доведешь — пойдут в лимб , ни в рай, ни в ад они не годятся. Не стали, говоря строго, людьми — что ж, опускайтесь ниже человека, многим даже нравится.
Выбирая то, что Враг назвал бы «дурным», существа эти почти (или совсем) не отвечают за свои действия. Им непонятно, откуда взялись и что означают нарушенные ими запреты. Совесть их невозможно отслоить от социума, от среды. Конечно, мы старались. чтобы язык еще больше все запутал — скажем, взятку они называют «чаевыми» или «подарком». Искуситель должен прежде всего превратить их выбор в привычку (достигается повторением), а потом, что очень важно, — в принцип, который они готовы отстаивать, Тогда все пойдет как по маслу. Простая зависимость от среды, — может ли кисель устоять? становится кредо, идеалом:
«Как все, так и я». Сперва они просто не видели запрета, теперь у них что то вроде убеждений. Истории они не знают и зовут нравственный закон Врага «пуританским» или «буржуазным». Так в самой их сердцевине возникает плотный, твердый сгусток — они намеренно идут, куда шли, и отвергают соблазны. Сгусток невелик, они ничего не знают о нем (они вообще мало знают), это не пламя какое нибудь (куда там, не хватит чувств, да и воображения!), он даже аккуратненький, скромненький, словно камешек. Однако дело свое он делает: наконец они по собственной воле отвергают так называемую благодать.
Итак, мы вправе сделать два оптимистических вывода: 1) улов очень велик — вкуса в нем нет, зато не грозит голод, и 2) мастерство наших искусителей стало поистине виртуозным. Но есть и третий, быть может, самый важный.
Душ, чьи разложение и гибель дают нам возможность если не пировать, то не голодать, — душ этих, повторю я, все больше, а вот великих грешников — все меньше. Все меньше людей с могучими страстями, всею силою воли стремящихся к тому, чего не любит Враг. Улов наш растет, но раньше мы бросили бы такую дрянь Церберу. Казалось бы, это прискорбно — на самом же деле все изменилось к лучшему. Хотел бы обратить ваше внимание на методы, с помощью которых мы этого добились.
Великие (вкусные) грешники — точно из того же теста, что и эти мерзкие твари, великие святые. Хорошо, вот такую мелочь и в рот не возьмешь. А каково Врагу? Для того ли Он создал людей, стал Одним из них, умер в муках, чтобы расплодились недочеловеки, годные лишь для лимба? Он хотел вывести породу богов, святых, таких, как Он. Да, нам невкусно, зато радость какая! Вы только подумайте, опыт Его не удался! Мало того, великие грешники приносят теперь гораздо больше пользы. Любой диктатор, что там — демагог, звезда экрана или эстрады ведет за собой тысячи тысяч. Нынешние малявки отдают все, что от них осталось, ему (ей), а значит, — нам. Вероятно, вскоре мы сможем заниматься считанными людьми.
Понимаете ли вы, как удалось нам превратить такое множество людей в нули без палочки? Это — не случайность. Это — ответ на самый дерзкий вызов, какой только был.
Разрешите напомнить, что творилось у них во второй половине прошлого века (как раз тогда я оставил частный искус и перешел на руководящую работу). Стремление к свободе и равенству начало приносить существенные плоды. Отменили рабство. Росла религиозная терпимость. Надо сказать, что в соответствующих движениях уже изначально были благоприятные элементы: атеизм, антиклерикализм, зависть, жажда мести, даже попытки воскресить язычество (достаточно глупые). Мы не сразу решили, как к этому относиться. С одной стороны, нам было противно — и сейчас противно, — что голодных накормят, с узников снимут цени. С другой стороны, приятно видеть столько неверия, обмирщения, ненависти. Как их не поддержать!
К последним десятилетиям века все упростилось, но и ухудшилось. В английском секторе, где я в основном работаю, случилась страшная вещь: Враг почти прибрал к рукам, себе на пользу, прогрессивное и либеральное движение. От прежней вражды к христианству осталось очень мало. Повсюду развивалось преотвратительное явление, называвшееся христианским социализмом. Фабрикантов доброго старого типа, нажившихся на непосильном труде, не рабочие убивали — это бы хорошо! — а осуждали собратья, свой же класс. Богачи все чаше отдавали власть и деньги не от страха, не перед лицом насилия, а по велению совести. Бедные же вели себя хуже некуда. Мы резонно надеялись, что на свободе они пограбят как следует, поубивают, ну хоть запьют, а они, гады, стали чище, бережливей, образованней, что там — порядочней! Вы не поверите, господа, как близка была угроза, нравственного, здорового общества!
Благодаря Всенижнему, Отцу нашему, опасность мы предотвратили. Контрнаступление вели на двух уровнях. На глубоком — удалось развить и выявить то, что таилось в движении с самого начала: ненависть к личной свободе. Первым это обнаружил Руссо, которому поистине нет цены. Как вы помните, в его совершенной демократии разрешена только государственная религия, сохраняется рабство, а отдельному человеку говорят, что он, в сущности, хочет именно того, чего хотят власти. Исходя из этого, через Гегеля (еще один неоценимый помощник!) мы легко привели их и к нацизму, и к коммунизму. Даже в Англии мы немало сделали. Вчера я слышал, что человек там не может без разрешения срубить свое собственное дерево своим топором, распилить его своей пилой и построить сарай в своем саду.
Такова глубинная контратака. Однако вам, начинающим, никто не доверит работу на этом уровне. Вас приставят к частным лицам. Против них (или через них) вы будете действовать иначе.
Ключевое слово тут «демократия». Наши филологи хорошо поработали над человеческим языком, и вряд ли нужно предупреждать вас, чтобы вы не давали употреблять это слово в ясном, определенном значении. Они так не будут. Им в голову не придет, что это — название политической системы, точнее, системы голосования, весьма отдаленно связанное с тем, что вы пытаетесь им всучить. Конечно, нельзя допустить, чтобы они спросили, как Аристотель, что такое «вести себя демократично» — «угождать демократии» или «помогать ей сохраниться»? Если спросят, еще, неровен час, догадаются, что это совсем не одно и то же.
Итак, ключевое слово употребляем как заклинание, не иначе, если хотите — как ярлык. Они его очень любят. Как никак они мечтают о том, чтобы с каждым обращались одинаково. Надо незаметно сдвинуть рычажок в их сознании — от мечты, от идеала к вере в то, что все на самом деле одинаковы, особенно ваш подопечный. Тогда он освятит любимым словом самое душепагубное (и самое мучительное) из человеческих чувств. Без всякого стыда, весьма довольный собой, он решится у вас на то, что иначе осудил бы. Как вы понимаете, я имею в виду чувство, которое рождает фразу: «А я не хуже тебя!»
Прежде всего уже хорошо, что он поставил во главу угла явную, беспардонную ложь. Дело не только в том, что это неправда, что он не лучше, не добрее, не умнее всех; дело в том, что он и сам в это не верит. Произнося такую фразу, никто не верит ей. Если бы кто верил, он бы так не сказал. Сенбернар не скажет этого болонке, ученый — невежде, красавица — дурнушке. Если выйти за пределы политики, на равенство ссылаются только те, кто чувствуют, что они хуже. Фраза эта именно и означает, что человек мучительно, нестерпимо ощущает свою неполноценность, но ее не признает.
Тем самым он злится. Да, его злит любое превосходство, и он отрицает его, отвергает. Если кто то просто не такой, как он, ему обидно. Никто не имеет права иначе говорить, одеваться, развлекаться, есть. «Ах ты, как чистенько выговаривает! Ясно, загордился…», «Сосисок он, видите ли, не ест! Какой интеллигентный! Свой парень все бы лопал». Словом, что ж он, мерзавец, не такой, как я? Не де мо кра тич но!
Явление это полезно, но ни в коей мере не ново. Люди знали его тысячи лет под именем зависти. Те, кто замечал это в себе, стыдились. Те, кто не замечал, осуждали в других. Нынешняя ситуация хороша тем, что вы можете это освятить — сделать приличным, даже похвальным — при помощи вышеупомянутого заклинания.
Тогда всякий, кто чувствует себя хоть в чем то ниже других, сможет откровенно и успешно тянуть всех вниз, на свой уровень. Мало того, те, кто стал (или способен стать) похожим на человека, тут же одумаются, испугавшись, что это недемократично. Я знаю из надежных источников, что молодые существа нередко подавляют вкус к классической музыке или хорошей литературе, чтобы он не помешал !быть как люди»; те же, кто хотел бы стать честными или чистыми (а Враг им помог бы), сдерживают себя, чтобы не отличаться от других, не выделяться, не выставляться, не выпендриваться. Неровен час, станешь личностью. Какой ужас!
Прекрасно выразила это одна молодая особа, взывавшая недавно к Врагу: «Помоги мне стать нормальной и современной!» Нашими стараниями это значит: «Помоги мне стать потаскухой, потребительницей и дурой!»
Недурны и отходы производства. Те, кто не желает «быть как все», «… как люди», «стать нормальным», «вписаться» и т.п. (их все меньше), становятся наконец гордецами и безумцами, какими их всегда и считали. Подозрительность часто создает предмет своих подозрений: «Что бы я ни сделала, меня сочтут ведьмой (или „шпионом"). Так и так пропадать, лучше уж я и впрямь…» Получаем мы интеллигенцию очень малочисленную, но чрезвычайно полезную.
Но это — отходы, не более. Главное же в том, что повсеместно и неуклонно растет недоверие, а там и ненависть к какому бы то ни было превосходству. Люди вынести не могут, что кто то честнее, культурнее, умнее или образованнее их. Приятно смотреть, как демократия (заклинание) выполняет для нас ровно ту же работу, которую выполняли древнейшие диктатуры, и теми же самыми методами. Надеюсь, вы помните, что один греческий диктатор (тогда их называли тиранами) послал гонца к другому за советом — как править людьми? Второй диктатор повел гонца в поле и сбил тростью все колосья, которые были выше прочих. Мораль ясна: не разрешай никому выделяться. Не оставляй в живых того, кто умнее, смелее, лучше, даже красивее остальных. Уравняй всех, пусть будут рабами, нулями, ничтожествами. Тогда приходилось отрубать голову, теперь все идет своим ходом. Колосья пониже сами откусят голову у высоких. Что там, высокие откусят себе голову, только бы не выделяться!

Я уже говорил, что погубить начисто эту мелочь, которую и людьми не назовешь, — дело трудное и кропотливое. Но если не жалеть сил и стараний, результат обеспечен. Казалось бы, великих грешников губить легче. Это не совсем так — они непредсказуемы. Забавляешься ими лет семьдесят, а на семьдесят первый, глядь, Враг и выхватит их из под носа! Дело в том, что они могут покаяться. Они знают, в чем виноваты. Они готовы отринуть ради Врага все и всяческие условности, как отринули прежде ради нас. Изловить осу труднее, чем застрелить в упор слона, но, если промахнешься, слон причинит больше огорчений.
Сам я, как мы уже говорили, работал главным образом в английском секторе, и до сих пор получаю вести в основном оттуда. Возможно, то, что я скажу, не в такой мере относится к вашим секторам. Тогда, прибыв на место, внесите необходимые поправки. Если все это совсем неприменимо, постарайтесь, чтобы ваша страна максимально уподобилась Англии.
В этом многообещающем краю принцип «Я не хуже тебя» уже проник в систему образования. Насколько — сказать пока не решусь, да это и неважно. Уловив тенденцию, легко предсказать, что выйдет, особенно с нашей помощью. Нынешнее образование стоит на том, что тупиц и лентяев нельзя унижать, другими словами, — нельзя, чтобы они догадались, что хоть в чем то отличаются от умных и прилежных. Какое бы то ни было отличие надо скрывать. Как ? На разных уровнях — по разному. На выпускных экзаменах в университете вопросы ставят так, чтобы ответил каждый. На вступительных — так, чтобы каждый мог поступить в университет, независимо от того, намерен ли он пользоваться высшим образованием. Школьникам, которым не по уму грамматика или арифметика, позволяют заниматься тем, чем они занимались дома, — скажем, лепить куличики и называть это «моделированием». Главное, никак и ничем не намекнуть, что они отличаются от тех, кто учит уроки. Какой бы чепухой они ни занимались, надо относиться к ней «так же серьезно» (в Англии удалось внедрить этот оборот). Мало того, успевающих учеников скоро будут оставлять на второй год, чтобы не травмировать прочих (Вельзевул немилостивый, что за слово!). В общем, дурак имеет право учиться вместе с ровесниками, а мальчик, способный понять Эсхила или Данте, пусть слушает, как он читает по складам: «Кош ка си дит на о ко шке».
Короче говоря, когда демократический принцип («Я не хуже…») внедрится как следует, можно рассчитывать на то, что образования вообще не будет. Исчезнут все резоны учиться и страх прослыть неученым. Тех немногих, кто все таки жаждет знания, поставят на место, чтобы не высовывались. Да и учителям (точнее, нянькам) будет не до них — сколько кретинов надо подбодрить, сколько тупиц утешить! Нам больше не придется пестовать в людях самодовольство и невежество. Сами управятся.
Конечно, выйдет это лишь в том случае, если все школы будут казенными. Но тут беспокоиться не надо, уравниловка свое сделает. Налоги успешно уничтожат тот самый слой, тех людей, которые шли на жертвы, чтобы дать детям образование. Гибель этого слоя тесно связана с вышеупомянутым принципом. В сущности, именно он дал почти всех ученых, философов, богословов, медиков, художников, скульпторов, архитекторов и поэтов. Вот уж поистине целый сноп высоких колосьев! Как заметил один английский политик, «великие люди демократии не нужны».
Незачем спрашивать его, что он имеет в виду: «не нуждается» в них демократия или «не хочет, чтобы они были». Однако нам с вами следует в этом разобраться — ведь тут снова встает вопрос, заданный Аристотелем.
У нас в аду были бы очень рады, если бы сгинула демократия в узком, политическом смысле слова. Как любая форма правления, она нередко работает на нас — но реже, чем все другие. А вот в нашем, бесовском смысле («как люди…», «не хуже тебя») она прекрасно справится с политической демократией.
Демократия в низшем смысле слова (так называемый «демократический дух») созидает нацию без великих, нацию недоучек, неустойчивых нравственно, так как их еще в детстве распустили, начисто лишенных воли, так как с ними всю жизнь носятся, и чрезвычайно самоуверенных (невежество + лесть). Именно это нам и требуется. Когда такая нация столкнется с другой, где дети в школе трудились, дарование вознаграждалось, невеждам слова не давали, может выйти только одно…
Недавно некая демократия удивилась, что русские обогнали ее в астронавтике. Какой пленительный образчик человеческой слепоты! Если все работает на уравниловку, откуда взяться выдающимся ученым?
Мы должны способствовать тому поведению, тем привычкам, той направленности ума, которые так милы демократии, ибо именно они, если дать им волю, и разрушат демократию. Вы спросите, почему же люди этого не видят? Хорошо, читать Аристотеля — недемократично, но уж Французская революция могла подсказать, что поведение, любезное аристократам, разрушило аристократию. Примените это к своей форме правления — и все.
Однако я не хотел бы кончать на этой ноте. Ни в коем случае нельзя поддаваться заблуждению, которое мы прилежно пестуем в сознании наших жертв, — мысли о том, что судьба наций важнее, чем судьба отдельной души. Нам нужно, чтобы свободных стран становилось все меньше, рабовладельческих — все больше, не потому, что это приятно, а потому, что это вернее губит души. Только отдельный человек может спастись или погибнуть, стать сыном Врагу или пищей нам. Перевороты, войны, голод хороши лишь как средство, цель — злоба. Принцип «я не хуже тебя» прекрасно разрушает свободные сообщества, но, хорош он и как цель: такое состояние души заведомо исключает смирение, милость, радость, благодарение и благоговение, — словом, перекрывает едва ли не все дороги к Врагу…
А теперь перейдем к самому приятному. Мне выпала честь предложить от вашего имени тест за Самого Всенижнего и за наше училище. Наполним бокалы. Но что я вижу? Что за дивный запах? Не ошибся ли я? Беру обратно все мои сетования. Несмотря ни на что, в наших погребах есть фарисейское, самого высшего сорта. Прекрасно, прекрасно… Нет, просто, как в старое, доброе, время! Втяните этот запах, господа! Посмотрите вино на свет! Знаете ли вы, как его делают? Чтобы получился такой букет, загоняют в одну бочку фарисеев разного типа — тех, кто особенно ненавидел друг друга на земле. Одни пометались на правилах, мощах и четках, другие — на унылой суровости и мелких, ритуальных отказах (от карт, от вина, от театра). Зато и те и другие уверены в своей праведности, а разница между их воззрениями и тем, чего хочет Враг, почти бесконечно велика. Живой в их вере была лишь ненависть к другим исповеданиям; брань — их благовествование, клевета — их псалом. Как ненавидели они друг друга там, где светит солнце! Насколько больше ненавидят теперь, когда соединены навеки! Очутившись вместе, они так удивились, так разозлились, нераскаянная злоба так растравила их, что напиток — поистине огненный. Такой, понимаете ли, темный пламень. Худо нам будет, друзья мои, когда исчезнет с земли то, что большинство людей зовет «религией»! Явление это поставляет нам прелюбопытнейшие, превосходнейшие грехи. Изысканный цветок нечестия растет лишь под сенью святости. Нигде не пожинаем мы столько, сколько на ступенях алтаря.
Ваше темнейшество, ваши неподобия и вы, немилостивые господа, выпьем же за наше адоспасаемое училище!»

Кино
Литвед

Лев - это всего лишь увеличенная воображением кошка, а Солнце - спроецированная на небосвод лампочка. И нет мира, кроме Подземья. И нет Пасхи. И не было Рождества.
Но об этой печальной возможности не хочется думать.

Клайв Стейплз Льюис (как и его соотечественники и современники Честертон и Толкиен) писал для людей, которые имели возможность изучать "Закон Божий" в школе. С одной стороны, это знакомство с сюжетами священной истории позволяло им узнавать с полуслова аллюзии и намеки. С другой, школьное знакомство с Библией слишком часто потворствовало укреплению худшего вида неверия - то есть той сухой и рассудочной полуверы, которая тем надежнее заслоняет совесть от укоров Евангелия, чем тверже вызубрила библейские тексты.

Понятно, что слишком навязчиво в таком случае проповедовать нельзя и надо искать возможность свидетельствовать об Истине, никоим образом не вызывая в памяти интонации школьной законоучительницы. И вот, чтобы английскую консервативность обратить не к консерватизму греха, а консерватизму евангельских ценностей, Честертон пишет детективы об отце Брауне, а Толкиен - истории о хоббитах. Льюис пишет с той же целью сказки о такой стране Оз, в которой на каждом шагу читатель нежданно встречает то, чего никак встретить не ожидал - намеки не на вчерашнюю парламентскую сплетню, а на те сенсационные события, которые, казалось бы, безнадежно устарели и давно стали никому не интересны (по той причине, что произошли они не в Лондоне, а в Палестине, и даже не позавчера, а немало веков тому назад).
Андрей Кураев. Закон Божий и "Хроники Нарнии"

К Рождеству этого года планировалось выпустить вторую часть киноверсии "Хроник Нарнии" - "Принца Каспиана". Однако, все сильно затормозилось, и съемки стартуют только на следующей неделе в Новой Зеландии. Создатели сиквела до последнего момента интриговали публику, подбирая подходящую кандидатуру на ключевую роль картины – роль принца Каспиана. В конце концов, авторы остановились на молодом британском актере Бене Барнсе. Барнсу 25 лет, и его кинодебют состоится в этом году -- в английской драме "Bigger than Ben" Барнс и наш Андрей Чадов играют главные роли. Также в 2007-м Бена можно будет увидеть в ленте «Звездная пыль» (Stardust).

В продолжении "Хроник" снимутся те же самые актеры, которые играли четырех детей в фильме "Лев, Колдунья и волшебный шкаф".

Продюсеры ранее также рассматривали возможность снять фильм по роману Клайва Льюиса "Конь и его мальчик", который хронологически предшествует "Принцу", однако от этой идеи было решено отказаться.

В "Принце Каспиане" юный наследник нарнийского престола вновь призывает двух братьев и двух сестер спасти королевство от тирании дяди-узурпатора.

Одну из главных ролей – чёрного гнома по имени Никабрик - будет исполнять тридцатишестилетний британский актёр Уорвик Дэвис . Многие, даже не зная его имени, наверняка запомнили Уорвика по таким фильмам, как шестой и первый эпизоды «Звёздных войн», «Лабиринт», «Виллоу», две ленты о Гарри Поттере и, конечно, по циклу о Лепреконе, которого он и сыграл. Однажды Дэвис уже снялся в телевизионной экранизации той же самой книги Клайва Стейплза Льюиса, получившей название «Принц Каспиан и Плавание «Рассветного путника».

Кино
Мудрость человеческая

Ralph Winter Productions совместно с Walden Media займется полнометражной экранизацией повести Клайва Льюиса «Письма Баламута» (The Screwtape Letters). Книга, вышедшая в 1942 году, оформлена в стиле переписки между старшим демоном, Баламутом, и его племянником-протеже Гнусом. В своих наставнических посланиях умудренное опытом исчадие ада дает ценные указания, как проще подрывать веру и насаждать грех. Его инструкции сильно сдобрены размышлениями на тему человеческой природы и христианства. Предполагается, что фильм поступит в кинотеатры через год. Письмо седьмое Мой дорогой Гнусик! Меня удивляет твой вопрос. Ты интересуешься, важно ли, чтобы подопечный знал (или не знал) о твоем существовании. Что до настоящей фазы борьбы, на этот счет была инструкция

низшего командования. Наша политика и состоит в том, чтобы скрываться. Разумеется, так было далеко не всегда. Перед нами мучительная дилемма. Когда люди не верят в нас, нам не получить тех отрадных результатов, которые дает прямой террор, и к тому же мы лишены радостей магии. С другой стороны, когда они в нас верят, мы не можем делать из них материалистов и скептиков. Во всяком случае, пока еще не можем. Надеюсь, в свое время мы научимся так разбавлять науку эмоциями и мифами, что вера в нас (под измененным названием) проберется и обоснуется в них, тогда как душа человека останется закрытой для веры во Врага. Вера в «жизненную силу», культ секса и психоанализ могут оказаться здесь весьма полезными. Если нам когда-либо удастся создать изделие высшего качества - мага-материалиста, не только использующего, но и почитающего то, что он туманно и расплывчато именует «силами», отрицая при этом невидимый мир, мы будем близки к победному концу. Не думаю, что тебе очень уж трудно обманывать пациента. «Черти» - комические персонажи для современных людей, и это поможет тебе. Если какое-то смутное подозрение забрезжит в голове подшефного, покажи ему изображение существа в красном трико, убеди его, что, поскольку в такое существо он верить не может, он не может верить и в тебя. Это старый метод, он есть во всех учебниках.

продолжение здесь