Итак,
поднимавшийся по лестнице человек,
- время двенадцать, энное декабря. XXI век, -
как любой обыватель - мудак.
Итак, он поднимается по лестнице.
О, стены; обоссанные и разрисованные
знаками, матерной руганью, именами
и объяснениями в любви.
Грязные стены блочных домов. Они
притягивают, как магнит
уличный шум - пустоту мира.
Квартира
полыхает от понимания тайны, в ней
человек поднимается по лестнице на самый верх,
то есть на самый последний этаж.
Расстояние в триста шестьдесят пять дней -
ругань и саботаж,
где цифры танцуют и время - враг.
Итак,
он стучит в эту дверь. Мудак,
что его там ждёт, кроме
электромагнитных волн;
магнитофона, компьютера, телевизора,
радио, видео, микроволновой печки,
девки,
которую надо любить,
потому что любить надо.
Я ненавижу этого гада.
Итак, дверь открывается.
Лай собак врывается
вместе с вонью парадной.
В моём государстве,
то есть в холодной и грязной стране,
где ничего не светит мне никогда,
всегда
люди ходят с серыми лицами.
Некоторых тормозит милиция,
некоторых даже отпускают
или пинают в своих отделениях
менты моего поколения.
Он вошёл,
она радостно шепчет – здравствуй…
Вот картина мелодраматической срани,
хотя он для неё, возможно, станет
кем-то, вроде Улисса, которого не было год,
и теперь он вернулся.
Фонари в подворотне пинают в живот
улицу.
И чёрный магнитофон
страдает музыкой прошлого
тысячелетия в комнате из восемнадцати метров;
в определённом смысле её ровеснице,
если метрическую систему перевести в года.
И они говорят, что всегда
будут друг друга любить.
Меня начинает тошнить.

03.25.26.12.02. – 05.01.03.
© Лёха Никонов

В колонках играет - Последние Танки В Париже - Обычный день

Я смотрел в левый угол,
стараясь молчать,
считая про себя до ста:
сорок шесть, сорок семь...
Мне хотелось кричать:
"Перестань, перестань, перестань!"
Так смеется напрасно прожитая жизнь,
Уличая любую ложь.
Я сидел, смотрел налево и вниз -
Мне был нужен кухонный нож...


© Лёха Никонов

Ах, возьми меня с собой
туда, где лето,
туда где тёмно-синий прибой
стонет в объятиях ветра.
Туда, где можно трахать кого попало,
курить траву и ничего не делать,
туда где небо огромное одеяло
как будто разрисовано мелом.
Куда ментов вообще не пускают,
где солнце прыгает так высоко,
что даже глаз не хватает
увидеть как оно далеко.

02.03.23.04.05.


© Лёха Никонов

... значит просто не надо верить
и загадывать в октябре.
два ноля разорвали время,
отражаясь в календаре.
потому что не надо слушать
рёв дождя (это всё пиздёж),
всё равно мы его задушим
или пустим под финский нож.
притворяйся и хлопай дверью,
если даже сорвался зря,
два ноля разорвали время
в отражении календаря.

© Леха Никонов

Я проткнул свою руку шилом
и теперь вся ладонь занемела,
я хотел, чтобы было красиво,
хоть и выглядит скверно.
Пьяная мразь злорадствовала
– Тоже, мне, горе…
А кровь текла по канализации
в балтийское море.
Я мечтал видеть их повешенными…
Тех, кто меня окружал
перестрелять, как собак бешенных…
Один из них мне сказал
– Ты дерьмо! Ты никому не нужен!
Я ответил, что нужен всем,
а в его зрачках суженных
отсвечивал Вифлеем.
Потом я бил ему морду,
и меня оттаскивали бляди,
одну из которых, по ходу,
я отодрал. На кровати
в прокуренной комнате, я проснулся
…окошко царапал снег…
люди ходили по улице.
Среди них был только один человек.
Он зашёл в эту комнату. Мне стало плохо.
… кажется, это было воскресение…
Он схватил мою руку – Послушай, Лёха,
я русский поэт Сергей Есенин!
– Отстань от меня! – закричал я в ужасе,
– Ты повесился, предварительно вырезав вены
ещё в прошлом веке! – и комната кружится,
выворачивая свои стены.

© Леха Никонов

Я знаю, что будет хуже,
я знаю, что бесполезно,
я знаю, что ночь по лужам
бегает по колено,
я знаю, что безразлично,
я знаю, что ветер кричит,
я знаю, что неприлично,
я знаю, что стукачи
есть даже на небесах.
Я знаю в твоих глазах
похоть, любовь, отвращение
и даже такие видения,
которые ты не видала.
Я знаю, как умирают собаки,
я знаю, что этого мало,
я знаю, что звёзды - знаки,
я знаю, что то, что невидимо
может существовать,
я знаю, что должен знать.

(с) Леха Никонов