Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 14. |
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 1.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 2.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 3.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 4.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 5.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 6.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 7.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 8.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 9.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 10.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 11.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 12.
Дневники Анны-Вильгельмины Аллендорф. Часть 13.
25 ноября 1901 г. Воскресенье.
Спина не болит совсем, значит, попусту мама беспокоится и зачем я это сказала! Надо будет приняться за сочинение! Ах, зачем они только существуют! Праздники совсем портятся ими. Всё меня злит и раздражает, и что со мной, правда, ведь это ужасно гадко, но ведь самый пустяк может довести меня до исступления. Надо работать над собой, преломить себя, это мой долг. Какая я неблагодарная!
Господи! Помоги мне сделаться лучше! Весь день никуда не выходила. У Эри лихорадка и сильный флюс
26 ноября 1901 г. Понедельник.
В институт не ходила, а сидела дома. Принялась за сочинение, написала, но думаю всё снова переделать, написать лучше новое. Я писала про интеллигента, а надо про человека вообще, про неудобства и удобства жизни в деревне и городе вообще.
Эря у нас и нам веселье.
От Саши получили очень хорошее письмо, такое весёлое, полное любви ко всем нам, он тоже очень хороший человек.
Мучает меня вопрос, что ведь у меня очень скверные знания. Что я учусь, учусь, считаюсь хорошей ученицей, а знаний положительных, хороших – нет.
27 ноября 1901 г. Вторник.
На диктовку мы с Наташей опоздали. Сегодня мы наконец поговорили с Лёлькой: ей кажется, что я её оставляю, а мне, наоборот. Она говорила, что ей ужасно грустно все эти дни, но что она мне несколько раз это говорила, а я внимания не обращала. А, ведь это её воображение, если её бросить, то, что мне останется? Наташа, которую я даже не люблю, да которая и меня вряд ли любит, хотя, Бог её знает.
Меня спрашивали из истории, и я ответила очень хорошо. Господи! Как я рада! Наконец то! Я всё знала, всё.
У Лены в суде украли шапочку.
Мы катались на коньках, и было очень хорошо. Туда пришла Оля Елеонская, потом пришла к нам и сейчас сидит.
Только бы завтра из русского не спрашивали. Задано выискать из «Полтавы» места, характеризующие Мазепу и Петра. Мазепу я выискала и то, только один отрывок, а Петра хоть и нашла, но не знаю, верно ли.
28 ноября 1901 г. Среда.
В институте ничего особенного не было. Л. Шамонина опять всё обращалась к Лёльке с разными умными вопросами, меня это злит и мне это неприятно.
Приехала m-lle Ingorne, я всё-таки рада, теперь опять будем как следует заниматься по-французски.
Пришла я домой к завтраку и учила уроки довольно долго, вплоть до 3-х часов. Сочинение, может, буду вечером писать, а, может, отложу до воскресенья.
Вечером у нас был Кукаркин, играл нам на рояле, потом мы танцевали, и я легла только в 11 часов спать.
29 ноября 1901 г. Четверг.
Ужасно хохотали за математикой. Влад. Вас. вызвал какую-то Яковлеву, а я серьёзно так сказала: «Это кто ещё такая?». Лёлька страшно расхохоталась и вот мы с ней пошли и пошли хохотать.
На физику она села с Шамониной, а я с Наташей.
Домой пошли, а сзади шёл О. П. Мы болтали о разных разностях и Шамонина сказала: «К завтрому истории учить не буду».
К чему это? Ведь, учить она будет, это так, рисовка.
Мы были на катке, там катались Карповы, но я с ними недолго каталась и пошла домой учить уроки.
30 ноября 1901 г. Пятница.
За рукоделием все говорили о студентах, а за большой переменой мы с Наташей ушли вниз, а Лёлька с Шамониной всё продолжали говорить. Положительно Лёльке должно быть веселее и интереснее с Шамониной, чем со мной. Что делать?
За историей было скучно, за физикой ещё скучней.
Домой пошли с Наташей и говорили с Влад. Вас.
Лена должна дежурить через каждые 2 недели. Мама говорит, что это слишком и, вообще, ей не нравится, что Лене приходится так много работать. Лена на это сердится и за обедом ничего не говорила. Ах, как мне это бывает неприятно, уж лучше пускай я злюсь, только не Лена. Потом пошли на каток, и Лена развеселилась, не знаю, что будет вечером.
Наташа Михельсон приходила ко мне учить уроки, и мы страшно хохотали, и было, вообще, довольно весело.
1 декабря 1901 г. Суббота.
Год тому назад нас по случаю скарлатины распустили уже на Рождество, и ах, как весело было в этот день. Мы страшно бесились с Наташей, потом был история, он нам читал и вызвал меня объяснить некоторые выражения, но я не могла и Наташа тоже, и нам тогда это было неприятно, но теперь у меня и эта неприятность в хороших воспоминаниях.
Идя сегодня в институт, мы неожиданно встретили О. П. Вообще, в институте было недурно.
Нам с Наташей надо было отвечать только одну диктовку, и мы попросили Над. Ник. спросить нас перед географией, что бы потом прямо идти домой.. Над. Ник. Спросила. Пока мы отвечали, Шамонина села на моё место и потом, когда я пришла, не хотела уходить и говорила, что бы я села с Наташей. Лёля ничего не говорила, следовательно, ей тоже этого хотелось. Ну, что же, пускай, мне хотя это и ужасно грустно, но всё-таки я об этом сама с ней не заговорю больше и унижаться не стану, потому что, ведь, вряд ли она прямо скажет, что не хочет со мной дружиться, а будет продолжать дружбу, а нет ничего хуже такой насильственной дружбы.
Дома нашла письмо от Жени, он прибавил на фунт, температура нормальная, расположение духа весёлое. Слава тебе Господи!
Мы катались на коньках, и потом я написала сочинение, хоть и скверное, а всё-таки написала и то хорошо, и меня оно как-то теперь не так беспокоит.
Всё-таки у меня есть надежда, что Лёлька меня ещё не разлюбила и что, может быть, между нами ещё не всё кончено, а то это было бы ужасно.
2 декабря 1901 г. Воскресенье.
Утром приехала тётя Лина. Мама была не особенно довольна, потому что ей хотелось идти в церковь. Она решила идти, но была не в духе. У меня была оторвана пуговица у сака*, мама ужасно рассердилась, потому, что идти так нельзя было, дуло в шею. Пришлось надевать шубу, мама меня очень бранила. Правда, кажется, в первый раз меня так сильно ругали, я расплакалась и всю дорогу в церковь плакала. Мама успокоилась и утешала потом меня, говоря, что я её знаю, до чего она кипятится, но сейчас не раскаивается. Я перестала плакать, но неприятное впечатление осталось на весь день.
Тётя Лина привезла нам конфект. Дома получили письмо от Карповых, и они нас звали на целый день к ним. Мы поехали. Оказывается на Волгу собралась целая компания кататься на лыжах, мы к ним тоже присоединились, но, так как лыж не хватило, то Лена, Соня и я отстали и вернулись в дом. Скоро возвратились ещё Серёжа, Оля Рутницкая и Алексеевцев. Мы болтали, болтали и, наконец, Алексеевцев предложил устроить спектакль на Рождество, все согласились и мы тоже будем участвовать. Весело! Но, только страшно. Будешь играть не так, Алексеевцев всё будет направлять, и моё глупое самолюбие будет страдать. Алексеевцев и Рутницкая удалились, объявив предварительно, что в четверг мы выбираем пьесы. Только бы хорошие роли дали, а то мне не хочется говорить только два слова. Нет, что бы роль была довольно длинная и интересная, т. Е. мне хочется играть симпатичную барышню или горничную, а не наоборот.
В 9 часов мы уже пришли домой. У нас были Ермоловы. Я чувствовала себя как-то скверно, и на душе у меня было тоскливо, тоскливо. Легла в постель и плакала.
*Сак - Женская верхняя одежда, полупальто свободного покроя
3 декабря 1901 г. Понедельник.
Мы опять помирились с Лёлькой, и она мне говорила, что на меня разозлилась за то, что я ушла с Наташей отвечать диктовку. Лёлька уверяет меня, что Шамонина не может быть её подругой.
За русским говорили стихотворения для литературного вечера, выбрали С. Гриневич читать стихотворение Апухтина «21 апреля 1891 года»* и Л. Михайлову монолог из Жанны Д Арк «Молчит гроза военной непогоды»**.
Алекс. Алекс. Хочет после рождества сделать литературный вечер и, что бы «приходящие» тоже участвовали. Боюсь я, что меня не выберут, это будет очень прискорбно.
Мы удрали от танцев и сидели наверху, потом были на чердаке, что, конечно, запрещено, причём я оказалась самой смелой.
Из географии он меня заставил повторить, я, конечно, названия городов не все запомнила и показать не всё умела, но, что можно было запомнить, я всё сказала. Так, что я, в общем, довольна ответом. Из Закона отвечала не больно хорошо.
У меня теперь очень скверный вид, мама всё беспокоится и вот уговорила идти к Арановскому, мне страшно не хотелось, но я всё-таки, покатавшись немного на коньках, поехала туда с мамой. Он говорит, что у меня такое устройство, по которому я могу дышать только ртом, что собственно нездорово, и от чего могут быть затронуты и лёгкие. Он прописал мне полоскания, и велел вливать мне в нос жидкость, так, что бы она выходила через рот. Не особенно-то приятно! Ну, да хорошо, что только это, а то боялась, что он найдёт нужным сделать какую-нибудь операцию.
Мне нужно ещё учить немецкий и повторить историю.
*На самом деле «29 апреля 1891 года»
«Ночь опустилась. Все тихо: ни криков, ни шума.
Дремлет царевич, гнетет его горькая дума…»
** монолог Иоанны в "Орлеанской деве" Шиллера (Жуковский)
4 декабря 1901 г. Вторник.
Мы нашли себе новое убежище в институте: комнатка, где занимаются фотографией, собственно, часть физического кабинета, отделённая шкафами. Если кто есть в физическом, то все разговоры, до единого слова, слышны. Там очень хорошо, так тихо, спокойно. Мы читали «Между жизнью и смертью» Апухтина. Странный рассказ! Там говорится о том, как человек умер и всё-таки всё чувствует и даже видит, что происходит вокруг него. А, вдруг, и правда, умрёшь и будешь всё чувствовать. Этот же самый человек уверяется в том, что жизнь бесконечна, т. е., что человек не умирает.
История была у нас только полчаса, потому что в семинарии сегодня какое-то празднество и О. П. не мог раньше прийти.
Тётя Лина уехала, чему я, по правде сказать, рада. Только бы ужасно хотелось ещё раз послушать её музыку, уж очень это приятно.
Катались мы на коньках. Карповы пришли, когда мы уже уходили, и поэтому Соня не каталась, а пошла с нами домой. Мы хотим идти к Елеонским, хотя мне, собственно, неловко, но очень хочется. Только бы сегодня не в баню, а к Елеонским!!
К Елеонским не пошли, а в баню. Я сначала ужасно злилась, но потом ничего.
Вечером у нас был Владимир Васильевич.
5 декабря 1901 г. Среда.
В институт не пошла и спала до 10 ½ ч. Я, наверное, очень устала, но не замечаю этого, ведь тут до 10 ½ я не валялась, а спала и ещё могла бы спать, но уже очень поздно было.
Учила уроки к пятнице, времени провела много, но учила скверно и мне страшно. Не знаю уж когда переписывать сочинение, я над ним совсем не работала, боюсь, будет скверно и испортит мне табель.
Сейчас получили письмо от Жени и Саши. Слава Богу! Женя чувствует себя хорошо, температура нормальная, пятна начали исчезать и Мазинг нашёл улучшения. Саша к 20-му хочет приехать к нам, как это славно. Ваня тоже приедет!
Пошли гулять с мамой, и было очень хорошо, мы купили марципану. Я получила письмо от Н. Михельсон, она уговаривает идти на литературный.
6 декабря 1901 г. Четверг.
Были мы у Карповых, и Алексеевцев читал пьесу «Под солнцем юга»; очень хорошенькая и у Лены там хорошая роль, а у меня в два слова. Теперь мне совсем не хочется играть, только на смех. Вообще, у Карповых я чувствовала себя как-то неловко.
Пошла в институт и там было довольно весело. Читали и играли на рояле, только Козина из III класса скучала и ушла бедненькая и плакала, мне её было жалко. Мы О. П. положили в карман апельсиновые корки. Болтали с Влад. Вас. страшную чепуху, и я боюсь, что мы его обидели, это было бы жалко. Мы танцевали, О. П. сидел всё время с первыми. Домой пошли М. и Н. Михельсон, и я, потом с нами шёл О. П. Со мной он немного поговорил. Спросил про Лену, в реальном ли она. М. Михельсон болтала ужасно много, но мне было как-то грустно, мне кажется, он меня не любит совсем. Когда я легла в постель, то чуть не плакала, ужасная я дура.
7 декабря 1901 г. Пятница.
За большой переменой ходили вниз, и там был О. П., и, вдруг, он спросил у Николая: «Кто положил мне апельсиновые корки в карман?» Николай ответил, что, наверное, кто-нибудь из тройственного союза, то есть мы. Мы спрятались за вешалку и страшно смеялись. О. П. нас заметил и сказал: «Вижу вас, это вы мне положили корки? Ловко!»
А, всё-таки, он славный и я его ужасно люблю.
Рисования не было, но мы не пошли домой, и ждали Влад. Вас. Я хотела спросить, не сердится ли он на нас.
Дома было хорошо, говорили про Рождество. Сегодня около -20 и мы не пошли на каток.
8 декабря 1901 г. Суббота.
У нас давала урок m-lle Ingorne, она совсем не переменилась, всё такая же.
Поли домой с Наташей одни, Л. Шамонина осталась поправлять сочинение Т.
Мы получили письмо от Жени, температура у него нормальная. А в весе он не прибавился. На коньках мы не катались, а пошли гулять. Зашли к Эре, что бы выбрать из Сашиных книг что-нибудь для Жени.
Я всё читала Надсона, ах, какая прелесть! Только бы мне его подарили на Рождество! Я бы была ужасно рада. Как бы я желала познакомиться с человеком, знавшем Надсона, а такие люди, без сомнения, есть. Поговорить бы с ним, расспросить всё о Надсоне.
Вечером писала сочинение, читала его маме и она одобрила, я почти всё переписала.
9 декабря 1901 г. Воскресенье.
Не пошла в церковь, потому, что много уроков. Теперь я переписала сочинение и всё выучила. Да! Я забыла написать, М. Михельсон вчера сказала, что О. П. считает Л. Шамонину самой развитой и лучшей ученицей по истории. Ах! Как мне досадно. И всё её красноречие, ведь я, пожалуй, лучше знаю историю, только 1) не люблю поднимать руку, а 2) не умею так говорить, она, хоть и не знает чего, а так размажет, что и не заметишь, а я не знаю, так уж и молчу.
День прошёл самым обыкновенным образом: ходили кататься на коньках, ели за обедом мороженое, вечером были Карповы, а потом А. Н. Кейзер.
Комментировать | « Пред. запись — К дневнику — След. запись » | Страницы: [1] [Новые] |