Материал, с которым читатель может ознакомиться ниже, составлен в 2001 году – в 25-ю годовщину описываемых событий. При перепечатке материала обязательна ссылка на автора – Александра Самохоткина. Он приветствует толковые комментарии, дополнения и исправления.

На фото Потап Вукич, Александр Львович и их гордый флаг. Подробнее см. на "параллельном" сайте http://liveinternet.ru/users/lorentzjoy

«Кажется, что все разрушительные силы Неба и Земли, все возможные бедствия обрушиваются на Китай в 1976 году, оказавшемся последним в 11-летнем кошмаре Великой пролетарской культурной революции (здесь и далее – ВПКР). Предчувствуя скорую смерть председателя Мао Цзэдуна, левые радикалы во главе с Цзян Цин, женой «Великого кормчего», разворачивают очередную идеологическую кампанию «борьбы с правоуклонистским поветрием пересмотра правильных выводов великой культурной революции».
«Леваки» не скрывают, что их главными мишенями являются премьер Госсовета (правительства) КНР и заместитель председателя ЦК Компартии Китая Чжоу Эньлай, лидер «прагматического крыла» в китайском руководстве, и недавно реабилитированный Дэн Сяопин. Репрессиям, как и в начальный период ВПКР, подвергаются сотни их облечённых властью приверженцев в центре и в провинциях, в армии и в сфере культуры.
Дело доходит до того, что центральный орган ЦК КПК газета «Жэньминь жибао» называет неизлечимо больного и глубоко чтимого в народе премьера «каппутистом, скрывающимся в больнице». «Каппутист» – это в официальной лексике «лицо в партии и государстве, идущее по капиталистическому пути». Худшего обвинения нет».

«8 января премьер Чжоу умирает, в прощании с ним участвуют более 40 тысяч человек. Прах Чжоу Эньлая в соответствии с его завещанием развеивают над землями и водами Китая, но часть его почитателей считает, что последняя воля покойного сфальсифицирована, и выражает своё возмущение. Пост премьера Госсовета занимает не – как ожидалось – Дэн Сяопин, а Хуа Гофэн. Он – земляк председателя Мао из провинции Хунань и выдвиженец ВПКР.
6 июля умирает председатель Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей (парламента КНР) маршал Чжу Дэ, тоже очень любимый в народе. По Пекину проносится слух, что на бронированный многотонный «Хунци» маршала, не скрывавшего, по свидетельству очевидцев, своей враждебности и презрения к Цзян Цин и её высокопоставленным подельникам, наехал огромный армейский грузовик. В столице такие автомашины, не говоря уже о правительственных «хунци», можно пересчитать по пальцам.
28 июля в районе города Таншань происходит землетрясение силой в восемь с лишним баллов. Стихия бьёт по площади в 60 тысяч квадратных километров с населением свыше 20 миллионов человек. Погибает более 100 тысяч людей, около миллиона ранены. Таншаньский, Тяньцзиньский и Пекинский промышленные узлы получают серьёзные разрушения. Восстановление предприятий, энергетической, транспортной и ирригационной инфраструктур, а также жилого фонда требует вложения миллиардов юаней, колоссальных усилий и длительного времени».

«Но ещё раньше в центре Пекина разворачиваются события, получившие название «инцидент на площади Тяньаньмэнь». Они несколько подзабыты из-за трагедии, происшедшей там же спустя 13 лет – в 1989 году.
В конце марта в Китае отмечается Праздник поминовения усопших – «Цинминцзе». Все венки, возлагаемые к расположенному на центральной площади столицы Монументу героям революции, посвящены на этот раз памяти премьера Чжоу Эньлая. В начале апреля автор этих строк вместе с двумя другими сотрудниками посольства СССР видит в центре Пекина людское море – десятки и десятки тысяч человек. И это море буквально кипит от негодования по поводу нападок на покойного премьера, исходящих от Цзян Цин и её единомышленников.
На венках от организаций – надписи, обещающие «выполнить заветы Чжоу Эньлая». На расклеенных повсюду дацзыбао и распространяемых среди манифестантов листовках читаем: «Долой современного императора Цинь Шихуана!», «Долой новую императрицу Цыси!». Это – явный намёк на Мао Цзэдуна и Цзян Цин. Первый объединитель Древнего Китая император Цинь Ши и маньчжурская вдовствующая императрица прославились изощрённым интриганством и безграничной жестокостью.
В первые дни апреля над толпами людей появляются рукописные лозунги «Премьер Чжоу, пробудись!», «Разобьём собачьи головы предателям, выступившим против премьера Чжоу!», «Премьер Чжоу, мы всегда будем следовать твоей политической линии», «Армия, полиция и народ должны защищать конституцию».

«5 апреля наступает развязка. Поздно вечером мы пробираемся к Тяньаньмэни через улицы и узенькие переулки-хутуны, где которых бампер к бамперу стоят армейские грузовики – посольскому «москвичу» там уже не запарковаться. В грузовиках - военнослужащие с длинноствольными китайскими «калашниковыми» наизготовку. Они – внешнее кольцо, взявшее демонстрантов в оцепление. Затем мы проходим через среднее кольцо – в нём вооружённые винтовками полицейские, которые внимательно нас рассматривают, но без приказа не трогают. И, наконец, непосредственно сама площадь Тяньаньмэнь перекрыта со всех направлений дюжими «миньбинами» – народными ополченцами. Эти поигрывают длинными палками-дубинами, похожими на наши городошные биты, но окованные сталью.
На площади Тяньаньмэнь несколько десятков тысяч человек, в основном это – наши ровесники, совсем молодые люди, не подозревающие, что их ожидает. Около полуночи мощные громкоговорители голосом первого секретаря Пекинского горкома КПК и председателя столичного ревкома У Дэ начинают обвинять собравшихся в «подрывной контрреволюционной деятельности», направленной «против председателя Мао и руководимого им ЦК партии». Одновременно У Дэ призывает демонстрантов «спокойно разойтись».
Под этот аккомпанемент «миньбины» пускают в ход своё страшное оружие. Оказавшиеся в западне люди мечутся, кричат ополченцам «фасисы!» (фашисты), пытаются как-то обороняться или на велосипедах прорвать окружение. Их не задерживают, не арестовывают – их избивают и убивают. В нескольких метрах от нас юноше дубиной буквально расплющивают голову. Одного из наших коллег, казаха по национальности, мы в последний миг выталкиваем из-под удара и непечатно поносим обалдевшего «миньбина» по-китайски и по-русски. Уже видно много неподвижно лежащих тел. Тяньаньмэнь – Площадь Ворот небесного спокойствия – быстро заливается кровью.
Отойти от шока помогает только крепчайший «эрготоу» в ближайшем «сяочибу». В последующие дни зарубежные СМИ сообщают, что в ту ночь «миньбины» забили насмерть свыше сотни, а полицейские и армейцы арестовали около четырёх тысяч смельчаков, позволивших себе протест против существующего режима. Из провинций достоверной информации нет, но говорят, что похожие события происходят и в других крупных городах Китая».

«Массовыми митингами и шествиями «революционеры» шумно и даже помпезно праздную победу. Для «миньбинов» устраивают госприём, им вручают правительственные награды. 7 апреля Политбюро ЦК КПК по предложению Мао Цзэдуна снимает Дэн Сяопина «со всех постов внутри и вне партии» – «вне партии» Дэн занимал должности первого заместителя премьера Госсовета и начальника Генштаба Народно-освободительной армии Китая. Под уже знакомым в течение многих лет лозунгом «Добить упавшую в воду собаку!» по всей стране начинается «чистка» сторонников опального «каппутиста».
9 сентября «Великий кормчий» умирает. Ситуация становится очень похожей на советскую 1953 года – в период между смертью Сталина и устранением Берии. 6 октября «старая гвардия» и примкнувший к ней Хуа Гофэн арестовывают заместителя председателя ЦК КПК Ван Хунвэня, членов Политбюро Чжан Чуньцяо, Цзян Цин и зятя Мао – Яо Вэньюаня. С этого времени их называют «бандой четырёх». В первых сообщениях её члены поимённо не указываются, поэтому автор этих строк, завершивший пятилетнюю загранкомандировку и возвращающийся в поездке «Пекин-Москва» домой, гадает, входит ли в «банду четырёх» пекинский градоначальник У Дэ.
С 1978 года в очередной раз вернувшийся к власти Дэн Сяопин начинает проведение курса открытости и реформ».

Все материалы этого дневника могут перепечатываться или в какой-либо другой форме воспроизводиться как полностью, так и частями только со ссылкой на их авторов – Ирину Александровну Громову и Александра Львовича Самохоткина. Одновременно они приветствуют любые комментарии, дополнения и поправки.

Китайцы записывают иностранные имена собственные посредством подходящих по звучанию иероглифов. Каждый из иероглифов имеет свой смысл, в большинстве случаев даже не один. Соответственно и транскрибируемые имена иногда приобретают смысл, понятный только китайцам. А они зачастую намеренно вкладывают в него позитивный или негативный подтекст. Например, Америка, то есть США, по-китайски записывается как «Мэй-го», что буквально означает «Прекрасная страна». Особенно любопытно использование иероглифа «мэй» в словосочетании «мэй-ди» («американский империализм»). Название Великобритании – «Ин-го» – воспринимается многими знающими этот великий язык как "Героическая страна".
России как-то изначально не повезло. Ее китайское название «Э-го» ассоциируется с «Голодной страной». В годы ВПКР транскрипция фамилии Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева состояла из пяти иероглифов и звучала как Бо-ле-жи-нэй-фу и никакого особого смысла – положительного или отрицательного – не носила: набор подходящих иероглифов и всё тут. А вот его однофамилец, работавший в годы ВПКР советником-посланником в посольстве СССР в Пекине, был записан в местном МИДе на китайский лад только тремя иероглифами как Бо-ли-жэнь (Стеклянный человек), что, наверное, отражало такие присущие этому опытному китаеведу черты, как спокойствие и невозмутимость.
Приблизительно в то же время китайцы сильно невзлюбили другого сотрудника посольства, носившего простую русскую фамилию Калабухов: чем-то милейший Иван Гаврилович им не потрафил на посту заведующего консульским отделом. Так вот уезжал он из загранкомандировки нейтральным Ка-ла-бу-хо, а при возвращении в родной Пекин получил от китайцев удостоверение личности на имя Цзя-лао-бу-хоу. Иерожки те буквально означали «Фальшивая старая тряпичная обезьяна».
Российские синологи в своем кругу – куда более безобидно – часто развлекались тем, что, переводя на русский язык фамилии китайских лидеров Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая, именовали их соответственно Шерстневым и Неделиным … ну и так далее.
Фамилия автора дневника в Пекине звучала как Са-мо-хо-цзинь. Получилось очень даже привлекательно: хотя иероглиф "са" - просто слог без смысла, зато три остальных это - "Москва", "огонь" и "золото"

Что-то нам эта фотография напоминает.
Ах-да, Пекин, 1970-е.
Одну маленькую девочку официанты носят на руках после того, как она встаёт в позу "образцовой революционной героини" и с выражением по-китайски декламирует, пожалуй, одно из самых знаменитых высказываний-лозунгов председателя Мао:
«Надо проводить марксизм, а не ревизионизм.
Надо сплачиваться, а не идти на раскол.
Надо быть честным и прямым, а не заниматься интриганством»
.................................................................................................

Нет, это не Пекин тридцатилетней давности, а сегодняшний "Пекин" - ресторан на ВВЦ.

На руках у всамделишной китаянки наша внучка Надежда Евгеньевна Лаптева.
Что же касается "трёх "надо" и трёх "не надо", то для двух последних призывов Великого кормчего всё по-прежнему актуально - так мы Надежду с младых ногтей и воспитываем

В многотомном исследовании Сергея Корягина "Генеалогия и семейная история Донского казачества" упомянуты Самохоткины - Анна Васильевна, Мария Васильевна, Михаил Васильевич, Федосия Васильевна, Мирония Михайловна, Матрёна Андреевна.
И, что интересно, - Самохоткина Ирина.

Снимок с сайта http://archive.expert.ru