Аша Грейджой сидела в парадном зале замка Голбарта Гловера, попивая вино Голбарта Гловера, когда мейстер Голбарта Гловера принёс ей письмо.

                — Моя леди, — голос мейстера был напряжённым, как, впрочем, всегда, когда он к ней обращался, — Птица из Барроутона. — Он сунул свиток ей в руки так, словно хотел поскорее от него избавиться. Свёрток был туго скручен и запечатан бутончиком твёрдого розового воска.

                Барроутон. — Аша пыталась вспомнить, кто сидит в Барроутоне. — Кто-то из северных лордов, явно не из числа моих друзей. — И эта печать… Дредфортские Болтоны шли в бой под алыми знамёнами, расшитыми капельками крови. Неудивительно, что и воск они используют алого цвета.

                В этом письме яд, — подумала она. — Его следовало бы сжечь. — Но вместо этого она вскрыла печать. Клочок кожи выпорхнул из свитка и опустился ей на колени. Она прочла сухие бурые строчки, и настроение стало ещё хуже, хотя казалось, хуже уже некуда. — Тёмные крылья, тёмные вести. — Вороны никогда не приносили добрых новостей. Последнее письмо в Темнолесье пришло от Станниса Баратеона, в нём он требовал присягнуть ему. Это — было ещё хуже.

                — Северяне взяли Ров Кэйлин.

                — Болтонов Ублюдок? — спросил сидевший рядом Карл.

                — Рамзи Болтон, лорд Винтерфелла, так он подписался. Но здесь есть и другие имена. — Леди Дастин, леди Серван, и четверо Райсвеллов присовокупили свои подписи. Ещё был аляповатый великан, знак кого-то из Амберов.

                Подписи эти были поставлены мейстерской тушью, которую делали из сажи и дёгтя, но само письмо было написано чем-то бурым, почерк был размашистым, буквы угловатыми. В письме говорилось о сдаче Рва Кэйлин, о триумфальном возвращении Хранителя Севера в свои владения, о предстоящей свадьбе. Оно начиналось словами «Я пишу это письмо кровью железных», а заканчивалось «Каждому из вас я шлю по частичке принца. Не засиживайтесь в моих землях, иначе вас ждёт та же участь».

                Аша считала младшего брата мёртвым. — Лучше смерть, чем это. — Клочок кожи лежал у неё на коленях. Она поднесла его к свече и глядела на вьющийся дымок, пока весь лоскуток без остатка не был охвачен пламенем, и огонь не начал лизать её пальцы.

                Мейстер Голбарта Гловера мялся подле неё в ожидании.

                — Ответа не будет, — сказала она.

                — Могу ли я сообщить новости леди Сибелле?

                — Как вам будет угодно. — Аша сомневалась, что падение Рва Кэйлин порадует Сибеллу Гловер. Леди Сибелла практически поселилась в богороще, молясь о возвращении детей и мужа целыми и невредимыми. — Похоже, не только мои молитвы остаются без ответа. Её сердцедрево столь же глухо и слепо, как и наш Утонувший Бог. — Робетт Гловер с братом Голбартом отправились на юг с Молодым Волком. Если то, что рассказывали о Красной Свадьбе, правда хотя бы наполовину, они вряд ли вернутся. — По крайней мере, её дети живы, и это благодаря мне. — Аша оставила их в Десяти Башнях, вверив заботе тётушек. Дочка леди Сибеллы была грудным младенцем, и Аша решила, что не стоит подвергать нежную малютку тяготам ещё одного морского путешествия. Она сунула письмо мейстеру, — Держите. Пусть попробует найти утешение в этом. Вы можете быть свободны.

                Мейстер склонил голову и вышел. Когда дверь закрылась, Трис Ботли повернулся к Аше:

                — Если пал Ров Кэйлин, скоро придёт черёд Торренова Удела. А потом настанет и наша очередь.

                — Это случится нескоро. Щербатый пустит им кровь. — Торренов Удел крепость, а не развалины, как Ров Кэйлин, а Дагмер — железный до мозга костей. Он сложит голову, но не сдастся.

                Был бы жив отец, он ни за что не позволил бы Рву Кэйлин пасть. — Бэйлон Грейджой понимал: кто удерживает Ров, во власти того весь север. Знал это и Эурон, только вот для него это не имело значения. Как не имела значения судьба Темнолесья или Торренова Удела.

                — Эурона не интересуют приобретения Бэйлона. Дядя предпочитает гоняться за драконами. — Вороний Глаз созвал все силы Железных островов в Старый Уик и отплыл в Закатное море, его брат Виктарион последовал за ним по пятам, словно наказанный пёс. На Пайке теперь не у кого просить помощи, не считая её лорда-супруга. — Мы можем рассчитывать только на себя.

                — Дагмер их сокрушит, — настаивал Кромм, в жизни которого была всего одна настоящая любовь: битва. — Они всего лишь волки.

                — Волки мертвы. — Аша поддела алый воск ногтём большого пальца, — А это те, кто содрал с них шкуру.

                — Мы должны отправиться в Торренов Удел и участвовать в битве, — убеждённо произнёс Квентон Грейджой, капитан «Солёной Девки», приходившийся Аше дальним кузеном.

                — Именно, — сказал Дэйгон Грейджой, ещё более дальний кузен. Дэйгон-Пьяница, называли его, но на самом деле драку он любил, и будучи пьяным, и будучи трезвым. — Разве справедливо, что вся слава достанется Щербатому?

                Двое слуг Голбарта Гловера внесли жаркое, но тот лоскуток кожи отбил у Аши весь аппетит. —Мои люди простились с последней надеждой на победу, — вдруг поняла она, и эта мысль наполнила её печалью. — Всё, чего они теперь желают, это достойно встретить смерть. — Волки это обеспечат, она не сомневалась. — Рано ли, поздно ли, они явятся, чтобы вернуть этот замок себе.

                Солнце утопало за стройными соснами волчьего леса, а Аша поднималась по деревянной лестнице в спальню, которая прежде принадлежала Голбарту Гловеру. Она выпила слишком много, голова пульсировала. Аша Грейджой любила своих мужчин, и капитанов, и простых моряков, но добрая их половина были сущими дураками. —Храбрые дураки, но храбрость не делает их умнее. Отправиться к Щербатому, отличная идея, жаль, невыполнимая…

                Десятки миль отделяли Темнолесье от Дагмера, десятки миль по крутым холмам, сквозь густые леса, через быстрые реки, мимо северян, которых больше, чем можно было себе представить. У Аши было четыре галеры и немногим менее двух сотен людей… считая Тристифера Ботли, полагаться на которого не стоило. Он признавался ей в любви, но при всём том она не представляла себе Триса спешащим в Торренов Удел, чтобы умереть бок о бок с Дагмером Щербатым.

                Карл последовал за ней в спальню Голбарта Гловера.

                — Убирайся, — сказала она ему, — Я хочу побыть одна.

                — Ты хочешь совсем не этого. Ты хочешь меня. — Он попытался поцеловать её.

                Аша оттолкнула его.

                — Ещё раз притронешься, и я…

                — И ты что? — он вытащил кинжал, — Раздевайся, девочка.

                — Отъебись, мальчик, бороду сначала отрасти.

                — Мне больше по душе вариант без «от». — Одно движение кинжала, и расшнуровывать джеркин больше не было необходимости. Аша схватила топор, но Карл бросил кинжал, поймал её за запястье и выкрутил кисть так, что пальцы разжались и оружие выпало. Он повалил её на кровать Гловеров, смачно поцеловал в губы, сдирая с неё рубаху, чтобы обнажить грудь. Она попыталась двинуть коленом ему в пах, но он увернулся, разжал ей ноги и упёрся в них своими коленями. — И сейчас я тебя трахну.

                — Рискни, — фыркнула она, — и я прирежу тебя, когда ты заснёшь.

                К тому моменту, как он вошёл в неё, она вся вымокла. «Чёрт тебя подери, — вырвалось у неё, — Чёрт, чёрт, чёрт». Он не выпускал изо рта её соски до тех пор, пока она не вскрикнула от боли и удовольствия. Мир сжался до точки у неё между ног. Ров Кэйлин, Рамзи Болтон, присланный им клочок кожи вылетели из головы, она больше не помнила ни о сходе королей, ни о своём поражении, ни о побеге, ни о врагах, ни о муже. Ничто не имело значения, кроме его рук, его губ, его объятий, его члена, который она чувствовала внутри. Он трахал её, пока она не начала вскрикивать, потом ещё, пока она не зарыдала, и только тогда он кончил, наполнив её своим семенем.

                — Я же замужняя женщина, — произнесла она через какое-то время, — А ты испортил меня, мальчишка безбородый. Мой лорд-супруг отрежет тебе яйца и заставит носить женское платье.

                Карл скатился с неё:

                — Так он и сделает, если когда-нибудь встанет с кресла.

                В комнате было холодно. Аша слезла с постели Голбарта Гловера и стала снимать изорванную одежду. На джеркине достаточно было всего лишь поменять шнуровку, а вот рубаха была безнадёжно испорчена. — Впрочем, она мне никогда особо не нравилась. — Аша швырнула рубаху в огонь. Остальное свалила в кучу возле кровати. Соски саднили, семя Карла вытекало из неё тонкой струйкой. Надо будет заварить лунного чая, а быть может, и не стоит, и если в этот мир явится ещё один кракен, так тому и быть. — Разве это теперь имеет значение? Отец мёртв, мать умирает, с брата живьём снимают кожу, а я ничего не могу поделать. И я замужем. Брак и постель… правда первое с одним мужчиной, а второе с другим.

                Когда она нырнула обратно под меха, Карл спал.

                — Теперь твоя жизнь в моей власти. Так, куда я дела свой кинжал? — Аша прижалась к его спине и обвила его руками. На островах его звали Карл-Девица, прозвище ему дали, чтобы отличать от других, потому что были ещё Карл-Пастух, Чудной Карл Кеннинг, Карл Быстрый Топор и Карл-Пленник, а Девицей прозвали за гладкие щёки. Когда они познакомились, Карл отращивал бороду. «Персиковый», — посмеиваясь, назвала она его пушок. А когда Карл сознался, что персика никогда в жизни не видел, она предложила ему отправиться с ней в следующее плавание на юг.

                Лето было ещё в разгаре, на Железном Троне сидел Роберт, Бэйлон предавался печальным раздумьям на Морском престоле, а в Семи Королевствах был мир. Загрузив трюмы «Чёрного Ветра» товарами на продажу, Аша отправилась на юг вдоль побережья. Они побывали на Красивом острове и в Ланниспорте, зашли в дюжину портов поменьше, и, наконец, добрались до Бора, где выращивали крупные сладкие персики. «Теперь веришь?» — спросила она, приложив один из них к щеке Карла. Она уговорила его откусить кусочек на пробу, сок потёк у него по подбородку, и ей ничего не оставалось, как умыть Карла поцелуями.

                Они провели целую ночь, лакомясь персиками и друг другом, и утро Аша встречала сытой, липкой с ног до головы и такой счастливой, какой никогда прежде не бывала. — Сколько лет прошло с тех пор, шесть, семь? — Воспоминания о лете тускнели, последний раз Аше удалось насладиться вкусом персиков три года назад. Зато она всё ещё могла наслаждаться Карлом. Капитаны и короли не захотели её, зато он хотел.

                У Аши были и другие мужчины, кто на полгода, кто на полночи. Но с Карлом ей было лучше, чем со всеми остальными, вместе взятыми. Да, он бреется всего лишь раз в две недели, но не косматая борода делает мужчиной. Ей нравилось касаться его гладкой, нежной кожи. Ей нравились его длинные прямые волосы, ниспадающие на плечи. Ей нравилось, как он целовался. Ей нравилось, как он улыбался, когда она проводила большими пальцами по его груди, едва касаясь сосков. Волосы у него были светло-русые, а поросль между ног — немного темнее, но она была нежной, как пух, в сравнении с жесткими, чёрными и густыми волосами у неё на лобке. И это ей тоже нравилось. У него было тело пловца, длинное и поджарое, без единого шрама.

                Застенчивая улыбка, крепкие объятья, умелые пальцы и два надёжных меча. Разве женщина может мечтать о большем? — Аша вышла бы за Карла, с радостью, но она дочь лорда Бэйлона, а он из простых, внук пленника. — Он недостоин стать моим мужем, но я могу удостоить его минета. — Пьяная, улыбающаяся, она сползла вниз и обхватила его член губами. Спящий Карл шевельнулся, член начал твердеть. Когда Аша, наконец, решила, что достаточно его возбудила, Карл уже не спал, а у неё между ног было влажно. Она обернула голые плечи мехом и взобралась на него, насаживаясь так сильно и глубоко, что в какой-то момент перестала понимать, кто из них мужчина, а кто — женщина. В этот раз они достигли высшей точки одновременно.

                — Моя милая леди, — пробормотал он позже, и голос его всё ещё был сонным, — Моя милая королева.

                Нет, — подумала Аша, — я не королева, и мне никогда ей не быть.

                — Спи. — Она поцеловала его в щёку, неслышным шагом прошла по спальне Голбарта Гловера и распахнула ставни. Луна была почти полной, небо — безоблачным, и Аша могла видеть горы, на их пиках серебрился снег. — Холодные, суровые, неприветливые, но как они прекрасны в лунном свете. — Мерцали бледные вершины, острые, похожие на ряд обточенных зубов. Предгорий и пиков пониже видно не было, они были окутаны ночной тьмой.

                Море было куда ближе, всего лишь милях в пятнадцати к северу, но увидеть его было невозможно. Слишком много холмов было между Ашей и морем. — И деревья, так много деревьев. — Волчий лес, называли его северяне. Обычно по ночам было слышно, как воют волки, перекликаясь во тьме. — Океан листвы. Если бы только это был настоящий океан.

                Хоть Темнолесье было и ближе к морю, чем Винтерфелл, всё равно море было гораздо дальше, чем ей хотелось бы. Воздух пах хвоей, а не солью. К северо-востоку от зловещих сизых гор была Стена, над которой теперь развевались штандарты Станниса Баратеона. Говорят, враг моего врага — мой друг, но можно повернуть эту поговорку и по-другому: враг моего друга — мой враг. — А железнорожденные были врагами северных лордов, в чьей поддержке так нуждался этот Баратеон, желающий стать королём. — Я могла бы предложить ему своё прекрасное юное тело, — подумала она, откинув прядь волос с лица; но у него была жена, у неё был муж, к тому же Станнис и железнорожденные были старинными недругами. Когда её отец восстал в первый раз, именно Станнис выбил Железный флот с Красивого острова и подчинил Великий Уик королю, своему брату.

                За замшелыми стенами Темнолесья скрывался широкий округлый холм, его венчала ровная площадка, на которой располагалось здание парадного зала, похожего на пещеру, с пристроенной к нему дозорной башней, возвышавшейся над холмом на добрых пятнадцать метров. У подножья холма расположился внутренний двор: стойла, загон для лошадей, кузница, колодец, овчарня, всё это было окружено глубоким рвом, отлогой земляной насыпью и частоколом. Внешние стены с галереей опоясывали овал холма по периметру, в стенах было двое ворот, каждые охранялись парой квадратных бревенчатых башен. С южной стороны замка частокол порос мхом, башни у основания тоже замшели. К востоку и западу от замка простирались пустующие поля. Когда войско Аши подошло к Темнолесью, здесь колосился овёс и ячмень, но этот урожай погиб под их сапогами. Потом всё засеяли заново, но всходы побило заморозками, и теперь в полях остались лишь слякоть, пепел и гниющие мёртвые стебли.

                Замок был древним, но слабо укреплённым. Она отняла его у Гловеров, а Болтонов Ублюдок отберёт его у неё. Впрочем, снять с неё кожу ему не удастся. Достаться врагу живой не входило в планы Аши Грейджой. Она умрёт так же, как жила — в руке топор, с губ слетает смех.

                Её лорд-отец дал ей тридцать галер, когда отправлял брать Темнолесье. Осталось лишь четыре, включая «Чёрный Ветер», её собственную, и одним из оставшихся был корабль Триса Ботли, который присоединился к ней, когда прочие сбежали. — Нет. Так говорить несправедливо. Они отплыли домой, чтобы принести присягу своему сюзерену. Если кто и сбежал, так это я. — Ей до сих пор было стыдно об этом вспоминать.

                — Тебе надо уходить, — настаивал Чтец, пока капитаны несли на руках её дядю Эурона вниз по холму Нагги, чтобы возложить на него корону из дерева, данного морем.

                — Кто бы говорил. Пойдём со мной. Без тебя я не смогу поднять Харлоу, — тогда она ещё предполагала бороться.

                — Ребята с Харлоу здесь. Те, кого вообще стоит принимать в расчёт. И кое-кто из них выкрикивал имя Эурона. Я не буду натравливать одну половину Харлоу на другую.

                — Эурон безумен. И опасен. Этот его адский рог…

                — Я всё понимаю. Ступай, Аша. Как только Эурона коронуют, он пошлёт за тобой. Не стоит попадаться ему на глаза.

                — Если со мной выступят другие мои дядья…

                — … то ты станешь отверженной, и останешься ей до самой смерти, никто тебя не поддержит. Ты предложила капитанам своё имя, и тем самым отдала себя на их суд. Ты не можешь теперь взять и пойти против решения этого суда. Только однажды избранный король был низложен. Почитай Хэйрега.

                Кто ещё, кроме Родрика Чтеца, мог рассуждать о какой-то древней книге, в то время как на кону стояли их жизни.

                — Если ты остаёшься, остаюсь и я, — упрямо произнесла она.

                — Не делай глупостей. Сегодня весь мир видит, как глаз Эурона сверкает весельем, но что будет завтра… Аша, ты дочь Бэйлона, и у тебя больше прав на трон, чем у Эурона. Пока ты дышишь, ты представляешь для него опасность. Останешься, и тебя убьют, или выдадут за Рыжего Гребца. И я не знаю, что хуже. Уходи. Другой возможности не представится.

                Аша пришвартовала «Чёрный Ветер» на дальнем краю острова именно на такой случай. Старый Уик не был большим островом. Она доберётся до корабля раньше, чем взойдёт солнце, и будет на пути к Харлоу прежде, чем Эурон заметит её отсутствие. Но она всё ещё колебалась, и тогда дядя сказал:

                — Во имя любви, которую питаешь ко мне, дитя, сделай, как я прошу. Я не хочу видеть, как ты умрёшь.

                И она отправилась в путь. Сначала в Десять Башен, проститься с матерью. «Возможно, меня долго не будет», — предупредила Аша. Леди Аленнис ничего не понимала. «Где Теон? — вопрошала она, — где мой мальчик?» Леди Гвинессинтересовало лишь одно: когда вернётся лорд Родрик: «Я старше его на семь лет. Мне полагается быть хозяйкой Десяти Башен».

                Аша всё ещё была в Десяти Башнях, собирая провизию, когда замка достигли вести о её замужестве. «Мою своевольную племянницу надо укротить, — так, по словам очевидцев, сказал Вороний Глаз, — и я знаю, кто с этим справится». Он поженил её с Эриком Кузнечных-дел-мастером, и назначил Грозу Наковален управлять Железными островами, пока сам он будет искать драконов. Когда-то Эрик был великим человеком: бесстрашный разбойник, бороздивший моря с её прапрадедом, тем самым Дэйгоном Грейджоем, в честь которого назвали Дэйгона-Пьяницу. На Красивом острове старухи всё ещё рассказывали внукам страшные сказки о лорде Дэйгоне и его людях. — Тогда на сходе я задела гордость Эрика, — отметила про себя Аша. — Вряд ли он это забыл.

                Нельзя было не отдать должное находчивости дядьки. Одним росчерком пера Эурон превратил соперника в союзника, обеспечил безопасность островов в своё отсутствие, и избавился от угрозы, которую несла Аша. — Ну и посмеялся от души. — Трис Ботли сказал, что в роли невесты на свадебной церемонии выступал тюлень. «Надеюсь, Эрик не настаивал на первой брачной ночи», — ответила она.

                Домой мне нельзя, — подумала она, — но и здесь дольше оставаться не следует. Тишина, царившая в лесах, лишала её душевного спокойствия. Всю свою жизнь Аша провела на островах или на борту корабля. На море тишины не бывало. Шум, с которым волны разбивались о скалистый берег, был у неё в крови, но в Темнолесье не было волн… одни деревья, деревья без конца и края, корабельные сосны и страж-деревья, буки, ясени, древние дубы, каштаны, грабы, ели. Шелест их ветвей был тише, чем шум моря, да и тот она слышала, лишь когда дул ветер, и отовсюду начинали звучать вздохи, словно деревья перешёптывались на незнакомом ей языке.

                Сегодня их шёпот казался громче обычного. — Это ветер гонит мёртвые бурые листья, — сказала себе Аша, — это ветер заставляет голые ветви поскрипывать. — Она отвернулась от окна, от лесов, простиравшихся за ним. — Мне нужно снова ощутить под ногами палубу корабля. А раз уж это невозможно, то хотя бы избавиться от пустоты в желудке. — За ужином она много пила, но мало ела, и вовсе не притронулась к прекрасному сочному жаркому.

                Яркого света луны было достаточно, чтобы Аша без труда нашла одежду. Она облачилась в толстые чёрные штаны, стёганую рубаху и зелёный кожаный джеркин, на который были крест-накрест нашиты стальные пластины. Оставив Карла наедине с его снами, она, мягко ступая, спустилась с башни по наружной лестнице, и ступени поскрипывали под её босыми ногами. Один из дозорных, нёсших караул на стене, увидел, как она спускалась, и поднял копьё в приветствии. Она присвистнула в ответ. Путь на кухни лежал через внутренний двор, и собаки Голбарта Гловера подняли лай. — Прекрасно, — подумалось ей. — Они заглушат шум деревьев.

                Она отрезала кусок от головки жёлтого сыра размером с колесо телеги, когда в кухню вошёл Трис Ботли, плотно закутанный в толстый меховой плащ:

                — Моя королева.

                — Вот только не надо издеваться.

                — Ты королева моего сердца, и будешь ею всегда, что бы ни выкрикивали кретины на сходе королей.

                Что прикажете делать с этим мальчишкой? — Аша не могла усомниться в его преданности. Мало того, что он был за неё на холме Нагги и выкрикивал её имя, после он переплыл море, чтобы быть рядом с ней, оставив своего короля, и своих родных, и свой дом. — Конечно, он не осмелился бросить Эурону вызов в открытую. — Когда Вороний Глаз вывел флот в море, Трис шёл в самом хвосте, потом отстал, и только когда скрылся из виду последний корабль, поменял курс. Но и для этого требовалась немалое мужество; путь обратно на острова ему теперь закрыт.

                — Сыр будешь? — спросила она. — Есть ещё ветчина и горчица.

                — Я пришёл не за едой, моя леди. И ты это прекрасно знаешь. — За время пребывания в Темнолесье Трис отрастил густую тёмную бороду. Он уверял, что борода прекрасно согревает лицо в холод. — Я видел тебя с дозорной башни.

                — Если ты сегодня в карауле, что забыл тут?

                — Наверху Кромм, и Хэйген Рог. Сколько нужно глаз, чтобы наблюдать, как колышется в лунном свете листва? Нам надо поговорить.

                — Опять? — она вздохнула. — Знаешь дочку Хэйгена, рыженькую? Она управляет кораблём не хуже мужчины, и прехорошенькая. Ей семнадцать, и я заметила, что она заглядывается на тебя.

                — Мне не нужна дочь Хэйгена. — Он хотел дотронуться до неё, но вовремя сдержался. — Аша, пора уходить. Ров Кэйлин был последним, что сдерживало прилив. Если мы останемся здесь, северяне вырежут нас всех до единого, ты же знаешь.

                — Хочешь, чтобы я сбежала?

                — Хочу, чтобы ты осталась жива. Я люблю тебя.

                Нет, — подумала Аша, — ты любишь наивную девушку, существующую только в твоём воображении, испуганного ребёнка, которому нужна твоя защита.

                — А я не люблю тебя, — отрезала она. — И я не спасаюсь бегством.

                — Что ты нашла здесь такого, за что стоит цепляться, тут одни сосны, да грязь, да недруги. У нас ведь есть корабли. Плывём со мной, на море мы сможем начать новую жизнь.

                — Станем пиратами? — она почти поддалась искушению. — Пусть волки забирают свои унылые леса, а мы вернёмся на морские просторы.

                — Станем торговцами, — настойчиво продолжал Трис. — Мы пойдём на восток, как Вороний Глаз, но вернёмся не с драконьим рогом, а с шелками и специями. Всего одно путешествие к Яшмовому морю, и мы станем невероятно богаты. Будем жить в большом доме в Староместе или в каком-нибудь из Вольных городов.

                — Ты, я, и Карл? — при упоминании Карла лицо его дрогнуло, словно от боли. — Девочка Хэйгена, возможно, захочет бороздить с тобой Яшмовое море. А я по-прежнему дочь кракена. И моё место…

                — Где же оно? Вернуться на острова ты не можешь. Если, конечно, ты не надумала отдать себя в руки лорда-супруга.

                Аша попыталась представить себя в постели с Эриком Кузнечных-дел-мастером, придавленную его огромным телом, с трудом сносящую его объятия. — Лучше уж он, чем Красный Гребец или Левша Лукас Кодд. — Гроза Наковален когда-то был громогласным великаном, его сила внушала страх, его преданность короне была неистовой, он не боялся никого и ничего на свете. — Быть может, всё обернётся не так уж и плохо. Не исключено, что он помрёт при первой же попытке исполнить супружеский долг. — Тогда она стала бы не женой Эрика, а его вдовой, и этот вариант мог быть лучше, хотя мог оказаться и гораздо хуже; всё зависело от внуков Эрика. — И от моего дядьки. Все ветра, все дороги ведут обратно к Эурону.

                — У меня заложники на Харлоу, — напомнила она. — И ещё есть Логово Морского Дракона… Раз уж я не могу править отцовским королевством, почему не основать своё собственное? — Логово Морского Дракона не всегда было таким пустынным островом, как сейчас. Среди холмов и болот до сих пор можно было наткнуться на развалины древних крепостей первых людей. На возвышенностях кольцами росли чардрева, посаженные детьми леса.

                — Ты цепляешься за Логово Морского Дракона, как утопающий за обломок корабля. Что есть на Морском Драконе такого, что могло бы кого-нибудь заинтересовать? Рудники, золото, серебро, хотя бы олово или железо — нет ничего. Почва болотистая, так что не вырастить ни пшеницу, ни другое зерно.

                А я и не собираюсь заниматься выращиванием пшеницы или чего-то ещё.

                — Что там есть? Что ж, я расскажу тебе. Две длинных береговых линии, сотня защищённых бухт, выдра в озёрах, лосось в реках, съедобные моллюски вдоль берега, колонии морских котиков, если отплыть подальше, и высоченные сосны, из которых строят корабли.

                — И кто же будет строить вам корабли, моя королева? Где ваша светлость возьмёт подданных для своего королевства, если допустить, что северяне позволят вам его иметь? Или вы предполагаете править царством морских котиков и выдр?

                Она невесело усмехнулась.

                — Править выдрами куда проще, чем людьми, в этом я с тобой согласна. А морские котики куда умнее. Да нет, пожалуй, ты прав. Наверное, лучший для меня вариант, всё-таки, вернуться на Пайк. Кое-кто на Харлоу будет рад моему возвращению. Найдутся такие и на Пайке. На Блэктайде у Эурона нет друзей после того, как он убил лорда Бейлора. Я могла бы разыскать дядю Эйрона, поднять острова. — Со дня выборов короля Мокроволосого никто не видел, но его Утопленники утверждали, что он скрывается на Великом Уике и скоро объявится, чтобы обрушить гнев Утонувшего Бога на Вороньего Глаза и его приспешников.

                — Мокроволосого разыскивает и Гроза Наковален. Он же ведёт охоту на Утопленников. Слепой Берон Блэктайд взят под стражу, его допрашивают. Даже Старик Серая Чайка в темнице. Как ты собираешься найти жреца, если его не могут отыскать все люди Эурона, вместе взятые?

                — В наших жилах течёт одна кровь. Он брат отца, — аргумент был никудышным, и Аша это понимала.

                — Хочешь знать моё мнение?

                — Что-то мне подсказывает, что я так и так его сейчас услышу.

                — Думаю, Мокроволосого нет в живых. Думаю, Вороний Глаз перерезал ему глотку. А Кузнечных-дел-мастер ведёт поиски для отвода глаз, чтобы все думали, что жрецу удалось сбежать. Эурон боится разговоров о том, что он пролил родную кровь.

                — Не вздумать произнести такое в присутствии моего дяди. Если сказать Вороньему Глазу, что он боится пролить родную кровь, он самолично прирежет кого-нибудь из собственных сыновей, лишь бы это опровергнуть. — К этому моменту хмель почти выветрился у неё из головы. Тристифер Ботли действовал на неё отрезвляюще.

                Даже если тебе всё-таки удастся разыскать дядюшку Мокроволосого, вдвоём вы точно так же обречены на поражение, как и поодиночке. Вы оба участвовали в сходе королей, так что вам не удастся объявить выборы незаконными, как сделал в своё время Торгон. Вы обязаны подчиниться решению схода по всем законам, божьим и человеческим. Вы…

                Аша нахмурилась.

                — Погоди-ка. Торгон? Какой Торгон?

                — Торгон Припозднившийся.

                — Король Эпохи Героев. — То, что она вспомнила хотя бы это, уже было достижением, только вот больше она ничего припомнить не могла. — И что там с ним случилось?

                — Торгон Серая Сталь был старшим сыном короля. Король был уже стар, а Торгону не сиделось на месте, и так случилось, что когда отец умер, он был в своей крепости на Сером Щите, откуда совершал набеги на селения вдоль Мандера. Братья, вместо того, чтобы отправить ему весточку, быстро созвали сход для выборов короля, надеясь, что корону из дерева, данного морем, получит один из них. Но вместо этого капитаны и короли выбрали своим правителем Юррагона Доброго Брата. Первое, что сделал новоиспечённый монарх, — приказал казнить сыновей прежнего короля, и приказ был выполнен. За это его прозвали Дурной Брат, хотя на самом деле убитые не были ему роднёй. Он правил почти два года.

                Аша начала припоминать:

                — Торгон вернулся домой…

                — … и объявил сход королей незаконным, ссылаясь на то, что он отсутствовал и не смог заявить права на трон. Дурной Брат оказался правителем столь же посредственным, сколь и жестоким, и к тому моменту сочувствующих ему на островах оставалось немного. Жрецы его осудили, лорды поднялись против него, а его собственные капитаны изрубили его на куски. Торгон Припозднившийся стал королём и правил сорок лет.

                Аша притянула к себе Триса Ботли за уши и крепко поцеловала его в губы. Когда она его отпустила, он был красным, как рак, и тяжело дышал.

                — Что это было? — вымолвил он.

                — Поцелуй, кажется, так это называется. Утонуть мне на этом месте, Трис, я должна была вспомнить… — внезапно она замолчала. Трис открыл рот, чтобы что-то сказать, но она шикнула, прислушиваясь. — Боевой рог. Хэйген. — Первое, что пришло ей на ум, — явился её супруг. Неужели Эрик Кузнечных-дел-мастер проделал такой путь, чтобы заполучить свою блудную женушку?

                — И всё-таки Утонувший Бог любит меня. Стоило мне задуматься, что делать дальше, и вот он посылает мне врагов, с которыми я могу сразиться. — Аша поднялась на ноги и с лязгом вдвинула кинжал в ножны. — Битва стучится в наши двери.

                На подходе к стенам замка она перешла на бег, Трис трусил по пятам, но они всё равно опоздали. Бой был окончен. Возле восточной стены, недалеко от замковой калитки, лежали два умирающих северянина, над которыми возвышались Лоррен Секира, Шестипалый Харл и Злоязыкий.

                — Кромм и Хэйген заметили их со стены, — пояснил Злоязыкий.

                — Их было только двое? — поинтересовалась Аша.

                — Пятеро. Двоих мы убили прежде, чем они перелезли через стену, ещё одного Харл прирезал на галерее. Этим двоим удалось пробраться в замок.

                Первый был уже мёртв, его кровь и мозги запекались на секире Лоррена, но второй всё ещё дышал, тяжело и прерывисто, хотя копьё Злоязыкого припечатало его к земле, и под ним растекалась лужа крови. Оба были в варёной коже и бурых накидках в зелёную и чёрную крапинку, на капюшон и плечи которых были нашиты ветки, листва и валежник.

                — Кто ты такой? — спросила Аша раненого.

                — Я из Флинтов. Кто ты такая?

                — Аша из рода Грейджоев. Хозяйка этого замка.

                — Хозяин Темнолесья — Голбарт Гловер. Здесь не дом головоногим.

                — Есть ещё кто-нибудь? — Аша ждала ответа. Но северянин молчал, и тогда она взялась за копьё Злоязыкого и повернула его, отчего раненый вскрикнул от боли, а из раны хлынула свежая кровь. — Зачем вы явились?

                — За леди, — ответил он, корчась в судорогах. — Ради всего святого, прекратите. Мы пришли за леди. Вызволять её. Нас было всего пятеро.

                Аша взглянула в его глаза. В них была ложь, и тогда она опёрлась на копьё всем телом и начала проворачивать его в ране.

                — Сколько вас там ещё? — произнесла она. — Говори, или я сделаю так, что ты будешь умирать до самого рассвета.

                — Много, — в конце концов, прорыдал он между вскриками. — Тысячи. Три тысячи, четыре…  аыыыы… умоляю…

                Вырвав копьё, она ухватила его обеими руками и вонзила в эту лживую глотку. Мейстер Голбарта Гловера утверждал, что горцы слишком задиристы и скоры на ссору, и могут выступать сообща только под знамёнами Старков. —Возможно, он не лгал. Он мог просто ошибаться. — Теперь, после схода, который избрал её дядю королём, она знала, что значит «ошибаться». — Эти пятеро должны были отпереть ворота замка перед основным ударом, — сказала она. — Лоррен, Харл, приведите леди Гловер и её мейстера.

                — Целыми, или сперва пустить им кровь? — поинтересовался Лоррен Секира.

                — Целыми и невредимыми. Злоязыкий, марш на эту треклятую башню, передай Кромму и Хэйгену, чтобы смотрели в оба. Если прошмыгнёт хотя бы заяц, пусть немедленно докладывают мне.

                Вскоре внутренний двор Темнолесья наполнился испуганными людьми. Её люди втискивались в доспехи или взбирались на опоясывающую замок галерею. Люди Голбарта Гловера в ужасе наблюдали за происходящим, перешёптываясь. Управляющего Гловеров пришлось нести из подвала на руках, он остался без ноги, когда Аша брала замок штурмом. Мейстер шумно протестовал, пока Лоррен не ударил его по лицу наотмашь рукой в кольчужной перчатке. Леди Гловер появилась из богорощи, она шла, опираясь на руку камеристки.

                — Я вас предупреждала, что этот день настанет, моя леди, — сказала она, увидев тела на земле.

                Мейстер вышел вперёд, кровь капала из его разбитого носа:

                — Леди Аша, умоляю, спустите флаги и позвольте мне договориться, чтобы вас оставили в живых. Вы обращались с нами справедливо и относились к нам с уважением. Я скажу им об этом.

                — Мы обменяем вас на детей. — Глаза Сибеллы Гловер были красными от слёз и бессонных ночей. — Гавену уже четыре. Я пропустила его день рождения. А моя дорогая девочка… верните моих детей, и вам не причинят вреда. Ни вам, ни вашим людям.

                Аша знала, что последняя фраза была неправдой.  Её, быть может, и обменяют, отправят обратно на Железные острова, прямо в объятия любящего супруга. Кузены тоже вернутся домой, как только за них заплатят выкуп, как и Трис Ботли, и ещё несколько её людей, родственники которых были достаточно богаты. Остальных ждёт топор, петля или Стена. — И всё же, они вправе решать сами.

                Аша взобралась на бочку, чтобы все могли её видеть:

                — Сюда идут волки, их пасти оскалены. Они будут у наших ворот ещё до восхода солнца. Сложим ли мы копья и топоры и будем ли просить их о пощаде?

                — Нет. — Карл-Девица обнажил меч.

                — Нет, — эхом отозвался Лоррен Секира.

                — Нет, — бухнул Рольф-Карлик, похожий на медведя, на голову выше любого другого в её команде.

                — Ни за что.

                Рог Хэйгена снова зазвучал в вышине, точно колокол, заглушая прочие звуки.

                «Аooooooooooooooooooooooo», — ревел боевой рог, низко и протяжно, и от этого звука кровь стыла в жилах. Аша начинала ненавидеть звук рога. На Старом Уике адский рог её дяди стал предвестником крушения всех её мечтаний, а сейчас рог Хэйгена возвещал, возможно, последний час её жизни. — Если мне суждено умереть, я умру с топором в руке и с проклятьем на устах.

                — На стены, — скомандовала Аша Грейджой своим людям. Сама она направилась к дозорной башне, а Трис Ботли последовал за ней.

                По эту сторону гор не было ничего выше бревенчатой дозорной башни Темнолесья, она возвышалась на несколько метров над макушками самых высоких страж-деревьев и корабельных сосен в окрестных лесах.

                — Смотрите туда, капитан, — сказал Кромм, когда она добралась до площадки на вершине башни. Аша видела лишь деревья, тени, залитые лунным светом холмы и заснеженные вершины на горизонте. Приглядевшись, она поняла, что деревья подползают ближе.

                — Ого, — рассмеялась она, — наши горные козлики прикидываются ельником. — Леса пришли в движение, они надвигались на замок, как неспешный зелёный прилив. Она словно перенеслась в сказку, которую слышала совсем маленькой, о детях леса и об их битвах с первыми людьми, о сражениях, в которых зелёные провидцы превращали деревья в воинов.

                — Их слишком много, мы не сможем дать им бой, — произнёс Трис Ботли.

                — Мы сможем дать им бой, сколько бы их там ни было, молокосос, — уверенно сказал Кромм. — Чем их больше, тем больше славы. О нас будут слагать песни.

                Это точно, только вот будут ли это песни о твоей храбрости, или же о моей глупости? — Море было в пятнадцати долгих милях. Может быть, всё-таки лучше остаться здесь и сражаться под защитой глубоких рвов и бревенчатых стен Темнолесья? — Деревянные стены Темнолесья не очень-то помогли Гловерам, когда я штурмовала замок, — напомнила она себе. — С какой стати мне они должны сослужить лучшую службу?

                — К утру мы уже будем пировать на дне морском. — Кромм взмахнул топором, словно не мог дождаться этого.

                Хэйген опустил рог:

                — Если мы умрём с сухими ногами, то как отыщем путь в подводные чертоги Утонувшего Бога?

                — В здешних лесах полно ручьёв, — уверил его Кромм, — все они вливаются в реки, а все реки впадают в море.

                Аша не была готова к смерти, не здесь, не сейчас.

                — Живому куда проще найти путь к морю, нежели мертвецу. Пусть волки оставят себе свои унылые леса. Мы отправляемся к кораблям.

                Она задумалась, пытаясь представить, кто командует её противником. — На его месте я захватила бы берег и спалила бы наши галеры перед тем, как штурмовать Темнолесье. — Впрочем, для волков это было непростой задачей, у них не было кораблей. А Аша никогда не швартовала у берега больше половины своей флотилии. Половина галер оставалась в море, в безопасности, и у них был приказ поднять паруса и взять курс на Логово Морского Дракона, если берег захватят северяне.

                — Хэйген, труби в рог, и пусть леса ходят ходуном. Трис, надевай кольчугу, пришло время опробовать в деле твой прелестный меч. — Она заметила, как он бледен, и ущипнула его за щёку. — Давай напоим луну кровью, я обещаю тебе по поцелую за каждого убитого.

                — Моя королева, — сказал Тристифер, — здесь мы под защитой стен, но если мы доберёмся до моря, и окажется, что волки захватили корабли или увели их…

                —…мы умрём, — бодро закончила она, — но хотя бы умрём по колено в воде. Железнорожденные становятся сильнее, когда в лицо им летят солёные брызги, а за спиной шумит море.

                Хэйген протрубил мелодию из трёх коротких нот, этот сигнал означал, что железнорожденные могут возвращаться к своим кораблям. Снизу доносились крики, лязг копий и мечей, негромкое лошадиное ржание. — Слишком мало лошадей, и слишком мало тех, кто умеет ездить верхом. — Аша направилась к лестнице. Когда она спустилась во двор, Карл-Девица уже ждал её, в поводу он держал её гнедую кобылку, в руках у него был её шлем и метательные топорики. Железные выводили лошадей из конюшни Голбарта Гловера.

                Таран! — раздался крик со стены. — У них стенобитный таран!

                — У каких ворот? — спросила Аша, вскакивая в седло.

                — У северных! — Внезапно за замшелыми бревенчатыми стенами Темнолесья раздался звук труб.

                Трубы? Трубы у волков? — Что-то здесь было не так, но размышлять об этом времени у Аши не было.

                — Открыть южные ворота, — её команда прозвучала ровно в тот момент, когда северные ворота сотряслись от удара тарана. Из перевязи, надетой через плечо, она вытащила метательный топорик с короткой ручкой. — Час совы миновал, братья мои. На смену ему пришёл час копья, час меча, час топора. Стройся. Мы отправляемся домой.

                Из сотен глоток вырвался рёв «Домой!» и «Аша!» Трис Ботли подскакал к ней на здоровенном чалом жеребце. Во дворе замка её люди смыкали ряды, поднимая щиты и копья. Карл-Девица, который не умел ездить верхом, занял место между Злоязыким и Лорреном Секирой. Хэйген карабкался вниз по лестнице дозорной башни, как вдруг стрела, посланная волчьим отродьем, вонзилась ему в живот, и он свалился на землю вниз головой. Дочь бросилась к нему с криками.

                — Привести её, — приказала Аша. Не время было оплакивать Хэйгена. Рольф-Карлик закинул девушку на коня, себе за спину, её рыжие волосы развевались на ветру. Аша услышала, как застонали северные ворота, когда таран вновь ударил в них. — Возможно, придётся прорубать себе путь, — подумала она, но тут южные ворота распахнулись перед ними. Путь был свободен. — Сколько у нас времени?

                — Все наружу! — Аша ударила лошадь каблуками.

                Люди и кони пустились рысью, чтобы быстрее пересечь размокшее поле, где в лунном свете были видны гниющие мёртвые ростки озимой пшеницы, и, наконец, добрались до деревьев на той стороне. Аша и другие всадники скакали в арьергарде, чтобы подгонять отстающих и никого не потерять по дороге. Высоченные корабельные сосны и корявые старые дубы смыкались над ними. Эта местность была названа Темнолесьем не зря. Деревья были огромными, тёмными, в них было что-то пугающее. Их нижние сучья переплелись и поскрипывали при каждом порыве ветра, а верхушки скребли лунный диск. — Чем скорее мы уберёмся отсюда, тем лучше, — подумала Аша. — Здесь каждое дерево ненавидит нас всем своим деревянным сердцем.

                Они шли быстрым ходом сперва на юг, затем на юго-запад, пока бревенчатые башни Темнолесья не скрылись из виду, и не заглохли звуки труб. — Волки получили свой замок обратно, быть может, этого им будет достаточно, и они решат не гнаться за нами.

                К ней подскакал Трис Ботли:

                — Мы идём не туда, — сказал он, указывая на луну, проглянувшую сквозь полог ветвей. — Нам нужно сворачивать и двигаться на север, к кораблям.

                — Сперва на запад, — уверенно сказала Аша, — Следует идти на запад, пока не взойдёт солнце. А уже потом на север. — Она повернулась к Рольфу-Карлику и Роггону Ржавобородому, своим лучшим наездникам. — Вы поедете вперёд, на разведку, и убедитесь, что путь свободен. Мне не нужны неожиданности, когда мы доберёмся до побережья. Если наткнётесь на волков, возвращайтесь и доложите.

                — Если не сможем справиться с ними сами, — уверил Роггон, цедя слова сквозь необъятную рыжую бороду.

                Разведчики скрылись за деревьями, а остальные железнорожденные продолжили путь, но двигаться приходилось медленно. Луна и звёзды были скрыты за деревьями, а под ногами был тёмный и коварный подлесок. Не успели они пройти и полмили, как кобыла кузена Квентона провалилась в яму и сломала переднюю ногу. Она кричала от боли, и Квентону ничего не оставалось, как перерезать ей горло.

                — Нужно сделать факелы, — настойчиво сказал Трис.

                — Огонь приведёт к нам северян. — Про себя Аша непрерывно материлась, спрашивая себя, не было ли ошибкой покинуть замок. — Нет. Если бы мы остались там и приняли бой, к этой минуте все мы, вероятно, уже были бы мертвы. — Но брести сквозь тёмный лес наощупь тоже никуда не годилось. — Эти деревья прикончили бы нас, если бы могли.

                Она сняла шлем и откинула назад влажные от пота волосы:

                — Солнце взойдёт через пару часов. Мы остановимся на привал и отдохнём, а утром двинемся дальше.

                Сделать привал было проще простого, с отдыхом было сложнее. Никто не мог заснуть, даже Дэйл-Смеженные-Очи, гребец, о котором говорили, что он умудрялся дремать между взмахами вёсел. По рукам гулял бурдюк яблочного вина Голберта Гловера. Те, кто успел захватить еду, делились с теми, кто покинул замок порожними. Всадники задали коням корм и напоили их. Кузен Квентон Грейджой распорядился, чтобы трое людей взобрались на деревья и следили, не появятся ли где огни. Кромм точил свой топор, а Карл-Девица — меч. Лошади щипали жухлую высохшую траву. Рыжеволосая дочь Хэйгена взяла за руку Триса Ботли и повлекла было его за собой в лес. Но он отказал ей, и она ушла с Шестипалым Харлом.

                Если бы я могла сделать то же. — Как сладко было бы забыться в объятиях Карла в последний раз. У Аши было нехорошее предчувствие. Суждено ли ей когда-нибудь снова ощутить под ногами палубу «Чёрного Ветра»? А если да, то куда она направит свой корабль? — Острова для меня закрыты, разве что я преклоню колени, раздвину ноги, и буду покорно принимать ласки Эрика Кузнечных-дел-мастера; и вряд ли хотя бы один порт во всём Вестеросе радушно встретит дочь кракена. — Она могла бы заняться торговлей, как хотелось бы Трису, или направиться к Ступеням и присоединиться к тамошним пиратам. — Или всё же…

                — Каждому из вас я шлю по частичке принца, — пробормотала она.

                Карл ухмыльнулся:

                — Я предпочёл бы частичку тебя, — прошептал он, — сладенький такой кусочек, который…

                Что-то вылетело из чащи леса, с глухим звуком шлёпнулось посреди поляны, и, подпрыгивая, покатилось. Круглое, тёмное, влажное, оно кувыркалось по земле, и можно было заметить на нём длинные волосы. Когда предмет, наконец, замер у подножья дуба, Злоязыкий сказал: «Рольф-Карлик теперь ниже, чем прежде». К тому моменту половина её людей уже была на ногах, они хватались за щиты, за копья, за топоры. — Они тоже не зажигают факелов, — успела подумать Аша, — и они знают здешние леса несравнимо лучше нас. — Потом лес вокруг словно взорвался, и на них с рё